* * *
О Мать-Бенгалия! Край золотой!
Твой небосвод в душе поет свой гимн святой.
Меня пьянит весной рощ манговых цветенье.
Я твой, навеки твой!
Осенних нив убор блистает красотой.
Чарует взор сиянье зорь, узор теней.
Цветет покров твоих лугов, твоих полей.
О Мать, из уст твоих нектаром льется пенье.
Я твой, навеки твой!
Когда печальна ты – и я скорблю с тобой.
Я рос вдали от гроз, и в играх дни текли.
К моей крови – настой твоей благой земли.
Светильник ты зажжешь, когда сгустятся тени.
Я твой, навеки твой!
Я вновь бегу к тебе, в свой дом родной!
Среди холмов – стада коров.
Живет народ у тихих вод, в тени лесов.
Не знают лени мирные селенья.
Я твой, навеки твой!
Мне друг – любой пастух и пахарь – брат родной.
Я пред тобой опять с мольбой простерт, о Мать.
От ног твоих священный прах дозволь мне взять!
К твоим стопам дары сложу в сыновнем рвенье.
Я твой, навеки твой!
Я шею не стяну заморскою петлей!
* * *
Я рад, что в этой родился стране!
Я рад! О Мать, как ты желанна мне!
Богата ль ты, родная, царица ль ты? – Не знаю.
Отрадно мне в твоей прохладной тишине!
Где краше в день весенний лугов и рощ цветенье?
Где столько радости в смеющейся луне?
Свет, что милее жизни, увидел я в отчизне.
Он будет мне сиять в последнем сне.
Любовь
* * *
Будешь, нет ли ты обо мне вспоминать – даже
мысли такой не таю.
Но у двери твоей опять и опять почему-то песню
пою.
Дни бегут, и, пока суждено идти, подхожу,
только встречу тебя на пути,
Чтоб взглянуть как-нибудь на согретую счастьем
улыбку твою.
И поэтому я пою.
Все цветы весны за весною вслед осыпаются
пестрым дождем.
Станут прахом летучим – и вот их нет, не узнали
они ни о чем.
День за днем пройдут, догорит заход, ви́на песню
свою прервет…
Но пока живу: все я жду – наяву ты мою посетишь
ладью.
И поэтому я пою.
* * *
Возьми, возьми же меня и сделай своею ви́ной;
Да подчинятся руке умелой се́рдца глубины!
Я – в нежных лотосах – ладонях, вот – струны,
тронь их,
Чтоб ви́на сердца в твой слух проникла
до сердцевины,
Порой веселью, порою горю послушно вторя;
Чтоб смолкла тотчас, едва ты бросишь ее
безвинно.
Никто не знает, какою вестью воскреснет песня,
Когда, ликуя, вольется в небо, в поток единый.
* * *
О бедняк, меня обеднивший, разве мало тебе
показалось?..
О мой нищий, бродишь, мой нищий, вызывая
песнями жалость!
Думал я: что ни утро, буду приносить тебе новое
чудо,
Нищий, о нищий мой,
Горе мне!.. Все я отдал сполна, ничего у меня
не осталось!
Я обвил твое тело одеждой – единственною моей.
Я тебя озарил надеждой, мир души моей стал
темней.
Мое сердце, юности дни – все в ладонях твоих,
взгляни!
Нищий, о нищий мой!
Снова ждешь ты песню мою?.. Я спою, если ты мне
подашь хоть малость!
* * *
Приди, о, приди в мой дом!
О, появись, притаившийся в сердце моем!
Двери надежд приоткрыв, приди!.. Приди, золотясь
В лучах моих жаждущих глаз.
Тенью ты был, предвкушеньем, сном. Ныне приди
навсегда в мой дом!
В смене боли и счастья – приди! В трепете
страсти – приди!
Голосом смутным звучал ты все чаще
В ветре фальгуна, в дыхании чащи.
Ныне приди, прильни к груди, приди в мой дом —
цветком!
* * *
Чаша та полна страданий – о, возьми ее скорей,
Сердце пусто и печально – пей ее, любимый, пей.
С чашей я всю ночь бродила, от себя гоня покой,
Ты с меня ночное бремя снимешь, друг мой
дорогой!
В цвет надежды, в цвет желанный вновь окрасилась
волна,
Ярко-алыми устами пей печаль мою до дна.
С ней вдохнешь ты ароматы наступающего дня
И сияньем глаз любимых щедро наградишь меня.
* * *
Из тьмы я пришел, где шумят дожди. Ты сейчас
одна, взаперти.
Под сводами храма твоего путника приюти!
С дальних троп, из лесных глубин принес я тебе
жасмин.
Дерзко мечтая: захочешь его в волосы ты вплести.
Медленно побреду назад в сумрак, полный звона
цикад.
Ни слова не произнесу, только флейту к губам
поднесу,
Песню мою – мой прощальный дар – посылая тебе
с пути.
* * *
В челне проворном кто плывет, смущая вод покой?
Чьей флейты звук тревожит грудь
разлуки злой тоской?
Исполнен боли тот напев. Приморский
ветер, налетев,
Прибил сюда его в сквозной
Тени лесной.
Мне на чужбине эта боль прощальная слышна;
Осенней сбрызнута росой, в душе звучит она.
И мнится: кто-то вдалеке, с кувшином,
медленно к реке
Идет глухою стороной
В тени лесной.
Времена года
* * *
Под обаяньем лунных чар мечты кружат
в просторе,
Летят, летят, летят ко мне, как птицы из-за моря.
В напевах света и теней уносят в даль минувших
дней,
«Приди, приди, приди», – зовут, напевам вторя.
Зовут к виденьям давних лет, к ночам весны моей,
И друга ищут там, где свет мерцает средь теней,
Где боль, не узнанная мной, печаль моей поры иной,
Сквозь слезы шепчет: «Горе, горе, горе!»
* * *
И солнце есть, и звезд не счесть в просторах бытия.
Лишь оттого, что средь всего свой путь нашел и я, —
Проснулась в изумленье песнь моя.
Зыбучий океан времен – он и во мне отображен.
И оттого, что дрожь его – сквозь сердце бьющая
струя,
Проснулась в изумленье песнь моя.
Уединяясь, я бродил в лесной глуши, дневной тиши,
И оттого, что вздох цветов проникнул в глубь
моей души,
И оттого, что лес дарил и блеск листвы, и плеск
ручья, —
Проснулась в изумленье песнь моя.
Был ясен взор и чуток слух, с душой земли слился
мой дух,
И оттого, что тайны тайн я окликал из забытья, —
Проснулась в изумленье песнь моя.
* * *
Ужасная пора! Как душны вечера!
Томлюсь в полдневный зной, не сплю в тиши
ночной.
Жестокость солнца гибельно щедра.
Здесь голубь чуть живой, от жажды сам не свой,
В иссохшей роще сетует с утра.
Я страх мой превозмог, я знал: настанет срок —
И ливнем хлынешь ты с далекой высоты
К душе, которую гнетет жара.
* * *
Приди сюда, вода ключа, приди сюда, плеща, журча.
Из камня вырвись навсегда, приди, вода, журча,
плеща.
В могуществе сквозной волны явись из темной
глубины,
Отрадная, приди, журча, плеща.
Тебя зовет все горячей блистанье солнечных лучей.
Ты с ними заведи игру, смиряй жару, журчи
звончей.
Их жгучий золотой напев встречай, волною
зашумев.
Прохладная, приди, журча, плеща.
И свищет ветер и поет, тебя он ищет и зовет:
«Приди, приди!» И ты приди, ты с ветром игры
заведи —
В мрида́нг стучать он будет, мчась, а ты в ладоши
бить, смеясь.
Зыбучая, приди, журча, плеща.
Злой дух пустыни здесь витал, злой дух тебя
заколдовал,
Запрятал в каменный подвал, в немую тьму
замуровал.
Скорей темницу сокруши, на свет явиться поспеши.
Могучая, приди, журча, плеща.
* * *
О бойшакх пылающий, внемли!
Пусть твой горький вздох аскета возвестит распад
расцвета,
Пестрый сор сметет, кружа в пыли.
Пусть уйдут воспоминанья, отголоски песни
ранней,
Дымка слез рассеется вдали.
Утомление земное одолей, разрушь
Омовеньем в жгучем зное, погруженьем в сушь.
Утомленность каждодневным истреби в пыланье
гневном,
Гулом раковины грозным искупленье
ниспошли,
От блаженного покоя исцели!
* * *
Песни птиц отзвенели, полдень зноен и сух.
Заиграй на свирели, одинокий пастух!
На равнине, на дальнем краю, Ру́дра слушает
песню твою,
Предается мечтаньям, превращается в слух,
Лишь вдали на свирели заиграет пастух.
Вдруг все небо объял, полный жажды и муки,
Еле слышимый вздох нестерпимой разлуки,
Разразился нежданно резкий треск барабана,
От предгрозья темнея, воздух влагой набух…
Одиноко играет на свирели пастух.
* * *
Из тучи – грохот барабана, могучий рокот
непрестанный…
Волна глухого гула мне сердце всколыхнула.
Его биенье в громе потонуло.
Таилась боль в душе, как в бездне, – чем горестней,
тем бессловесней,
Но ветер влажный пролетел, и лес протяжно
зашумел,
И скорбь моя вдруг зазвучала песней.
* * *
Над рощей в огненном цвету проходят тучи синей
тенью.
Как в танце, гнутся на ветру затрепетавшие растенья.
В лесную чащу уходя, дрожит блистание дождя.
Душа, разлукою томясь, куда-то рвется
в нетерпенье, —
И журавли над океаном куда-то мчатся
караваном, —
Их крылья борются с туманом, вздымая волны
ураганом,
И кто-то, сквозь трезвон цикад, мне в сердце
входит наугад,
Ступая по тоске моей украдкою, как сновиденье.
* * *
Во двор срабона входят тучи, стремительно
темнеет высь,
Прими, душа, их путь летучий, в неведомое
устремись,
Лети, лети в простор бескрайный, стань
соучастницею тайны,
С земным теплом, родным углом расстаться
не страшись,
Пусть в сердце боль твоя пылает холодной молнии
огнем.
Молись, душа, всеразрушенью, заклятьями рождая
гром.
К тайнице тайн причастна будь и, с грозами свершая
путь,
В рыданьях ночи светопреставленья – закончись,
завершись.
* * *
Приди, о буря, не щади сухих моих ветвей,
Настало время новых туч, пора иных дождей,
Пусть вихрем танца, ливнем слез блистательная
ночь
Поблекший цвет минувших лет скорей отбросит
прочь.
Пусть все, чему судьба – уйти, уйдет скорей,
скорей!
Циновку ночью расстелю в моем дому пустом.
Сменю одежду – я продрог под плачущим дождем.
Долину залило водой, – неймется в берегах реке.
Как вздох жасмина, голос мой летит, теряясь
вдалеке,
И как бы за чертою смерти проснулась жизнь
в душе моей.
* * *
Дожди иссякли, зазвучал разлуки голос одинокий.
Собрать напевы срок настал, – перед тобою путь
далекий.
Отгрохотал последний гром, причалил к берегу
паром, —
Явился бха́дро[77], не нарушив сроки.
В кадамбовом лесу желтеет пыльцы цветочной
легкий слой.
Соцветья ке́токи[78] забыты неугомонною пчелой.
Объяты тишиной леса, таится в воздухе роса,
И на свету от всех дождей – лишь блики, отблески,
намеки.
* * *
Влекомый чарами срабона, незримый в тусклом
свете дня,
Бесшумней ночи затаенной, ты шел, молчание
храня.
Чтоб скрыть завесой темноты позор небесной
наготы,
Под утро появился ты, лазурь туманами темня.
Бесщебетны лесные чащи, угрюмо заперт
каждый дом.
О, кто ты, – тихо уходящий своим таинственным
путем?
О друг мой, друг мой одинокий, я дверь открыл
во мрак глубокий, —
Не проходи, как сон далекий, бесстрастно миновав
меня!
* * *
Снова подходит ашарх, заоблачив небо кругом.
Благоухает ветер дождем.
Старое сердце мое сегодня бьется живее, дышит
свободней.
В тучах густых пробуждается гром.
С места на место переходя, в поле темнеют тени
дождя.
«Пришел, пришел», – душа смеется. «Пришел,
пришел», – душе поется.
Он в глазах моих, в сердце моем.
* * *
О туча, в тайнице укромной несущая мглу
и дожди, —
Всей нежностью – темной, огромной – ты сердце
мое услади!
Вершину горы освежая, тенями сады окружая,
Во мглу небосвод погружая, громами затишье буди.
О туча, промчись над рекой, что плещется
жалобным плачем,
Там роща томится тоской, объята цветеньем
горячим.
Изжаждавшихся утоляя, зарницами путь осветляя,
Приди, о приди, умоляю, в горящую душу приди!
* * *
Явилась толпа темно-синих туч, ашархом
ведо́ма.
Не выходите сегодня из дома!
Потоками ливня размыта земля, затоплены
рисовые поля.
А за рекой – темнота и грохот
грома.
Слышишь: паромщика кто-то зовет, голос звучит
незнакомо.
Уже свечерело, не будет сегодня
парома.
Ветер шумит на пустом берегу, волны шумят
на бегу, —
Волною волна гонима, теснима, влекома…
Уже свечерело, не будет сегодня парома.
Слышишь: корова мычит у ворот, ей в коровник
пора давно.
Еще немного, и станет темно.
Взгляни-ка, вернулись ли те, что в полях с утра, —
им вернуться пора.
Пастушок позабыл о стаде – вразброд
плутает оно.
Еще немного, и станет темно.
Не выходите, не выходите из дома!
Вечер спустился, в воздухе влага, истома.
Промозглая мгла на пути, по берегу скользко идти.
Взгляни, как баюкает чащу бамбука вечерняя
дрема.
* * *
Рухнул грохот огромного до́мору[79], ночь смятеньем
объята.
Инжирная роща под ветром дрожит на краю
небоската.
Лепет речной, трепет лесной, шелест ручья
в темноте ночной
Сливаются в гул отдаленный, в напев саньяси-
срабона.
Желто-красным цветением рощ в упоении дышит
мгновенный ветер.
Блещет молний изломанный луч, – некий демон,
свиреп и могуч,
Бешено пляшет, ломится спьяну в капище туч.
* * *
К роще моей души, истомясь разлукой, она идет
в ночной тени.
Бубенчики ее браслетов в моей крови звенят:
рини-рини.
Сердце трепещет в порывах жгучих, гром
пробудился в тучах.
Отзываются звоном цикады: джини-джини.
В роще моей – ливень взахлест,
ни луны, ни звезд.
Не замечающая ничего, со следа сбивается своего, —
С дороги тайной, где мрак бескрайный и молний
быстрые огни.
* * *
Она подарила мне первый цветок поры дождей,
И первую песню этой поры я отдал ей.
Напев мой – окутан темнотой, облачной тенью
густой,
Он – первый росток, золотой колосок на ниве моей.
Сегодня я был осчастливлен твоей добротой,
А завтра корзина твоя, может быть, будет
пустой,
Но река твоего отчужденья глухого принесет тебе
снова и снова
Золотую ладью – песню мою, что все горячей,
все нежней.
* * *
Солнечный луч засмеялся в объятьях туч, —
дожди иссякли вдруг.
Сегодня есть у меня досуг, чудесный досуг.
В какую бы рощу пойти, не намечая пути?
Иль, может быть, убежать с детворой на пестрый
луг?
Из листьев кетоки лодку слажу, цветами ее уберу,
Пущу по озеру – пусть плывет, колышась на ветру.
В лугах разыщу пастушонка, на свирели сыграю
звонкой.
Валяясь в чаще, измажусь пыльцою тонкой,
желтеющей вокруг.
* * *
В лугах мы гирлянды сплели, букеты связали,
Колосьями спелого риса корзину убрали.
Лакшми осенней поры, венчанная лотосом
белым богини,
С холмов изумрудных к наполненной светом
долине —
Спустись по дороге синей,
Явись из чудесной дали!
В тихой роще, на берегу Джахнави, ковер для тебя
готов
Из осыпавшихся жасминных цветов.
Расстилает у ног твоих крылья лебедь,
спустившийся с облаков.
Пусть ви́на твоя звенит золотая,
Пусть льется мелодия, в струнах блистая,
Мгновенные слезы и смех ликованья сплетая.
Коснись меня камнем волшебным, что блестит
в твоих волосах,
Коснись рукой благодатной, светящейся
впотьмах!
И вмиг просветлеют тревоги, заботы, печали!
* * *
Что за гость под осень пришел к порогу твоему?
Песню радости пой, душа, ликованье в твоем
дому.
Пусть звучит на сладостной ви́не томленье
небесной сини,
Ее затаенное слово, не ведомое никому.
Пусть вторит твой голос счастливый звонкому
шелесту нивы
И несет поток полноводный эту песню по свету
всему.
Прими с отрадой глубокой пришедшего
издалёка —
И, дверь распахнув широ́ко, иди навстречу ему.
* * *
Ты, осень, принесла пригоршни света,
Он хлынул через край, рассеясь где-то.
Мелькнут ли в волосах твоих росинки,
Иль твой анчол[80] метнется на тропинке —
Рассвет заблещет, радостью согретый.
Твои браслеты, в их алмазном блеске,
На зелень трав бросают свет нерезкий.
Тень зарослей, как в танце небывалом, —
Колышется, играя покрывалом,
Под голос песни, вдалеке пропетой.
* * *
Сама весна у порога твоего!
Не причини ей страданья жизнью своей
затаенной —
Ни одного огорченья, ни одного!
Открой скрытноцветное сердце, его глубинную суть,
Отрешенность свою позабудь.
С небом, звенящим песней влюбленной,
Единым будь.
Расточи, раздари заветное, сокровенное —
Себя всего.
Какое томленье леса таят,
Как чутко росинки в листве горят!
Южный ветер к моей душе прикоснулся
дрожью,
Кого-то он ищет, стучится в двери, мчится по
бездорожью.
Почему не уснула ночь, упоенная
благоуханьями, —
К чьему склонилась подножью?
О весна, – пленительная, несравненная, —
Кого так торжественно ты ожидаешь, кого?
* * *
Что-то от легких касаний, что-то от смутных слов, —
Так возникают напевы – отклик на дальний зов.
Чампак средь чащи весенней, полаш в пыланье
цветенья —
Подскажут мне звуки и краски, – путь вдохновенья
таков.
Всплеском мгновенным возникнет что-то,
Виденья в душе – без числа, без счета,
А что-то ушло, отзвенев, – не уловишь напев.
Так сменяет минуту минута – чеканный звон
бубенцов.
* * *
Прощальную песню, растенья, спойте весне.
Как мало цветов осталось в корзине весенней!
В последний день весны облака́ от слез красны.
В облетающей роще все меньше и меньше тени.
Солнце, пылающее в вышине,
Сжигает мечтанья в кровавом огне.
Полны дыханьем ветров суровых паруса́ облаков
багровых.
В бамбуковых зарослях ширится шепот смятенья.
* * *
Когда жасминный цветок еще томился в бутоне,
Тебя встречал я, сложив благоговейно ладони.
Тогда в предутренней мгле
У юной зари на челе
Росою сверкал пурпурный венок, подобно короне.
Еще не смолкли песни лесов – тысячи голосов,
Неужели уйдешь ты от всех цветений, всех
благовоний?
О лиана моя, ты умолкла сурово.
Скажи мне прощальное слово,
Пока не легли соцветья твои ковром на зеленом
склоне.