Мы даже не зажигали свет.
Марк захлопнул дверь и прижал меня к стене, впившись губами в мой рот. Мне всегда нравились его настойчивость и напор, и он не забыл об этом. Одной рукой он вцепился мне в затылок, а другой мял ягодицы, ерзая тазом по мои бедрам. Блузка упала на пол, я сняла туфли, он последовал моему примеру, и прежде чем стащить колготки, повалил меня на кровать. Потом он приподнял меня, я обняла его талию ногами, и он снова уронил меня на кровать. Его губы шарили по моей груди, он страстно целовал ее, а я ждала, когда же дрожь сладострастья пронзит мое тело. Но ожидания были напрасны. Из моего горла вырвалось несколько стонов: может быть, удовольствие, как и аппетит, приходит во время еды.
Его голова оказалась у меня между бедер, я воспользовалась этим, чтобы открыть глаза и трезвым взглядом оценить ситуацию. Я не должна была этого делать. Из одежды на Марке были только белые носки, он стоял на четвереньках, подняв пятую точку кверху. Меня разобрал хохот. Эй, Джулия, остановись, грешно смеяться, когда занимаешься любовью. Закрой глаза и сконцентрируйся на том, что он делает. Кстати, а что это он делает? Надо же! Этот способ мне еще неизвестен. Он, видно, далеко продвинулся за время нашего расставания. Наверное, насмотрелся фильмов для взрослых – я не вижу другого объяснения, почему он с усердием безработного, нашедшего наконец работу, трет у меня ниже пояса. Эй! Остановись, все равно до блеска не натрешь!
Ласково обхватив его голову руками, я потянула ее кверху. Улегшись между моими бедрами, он проник в меня.
Через две минуты, когда я заметила, что думаю о ризотто из каракатицы, а его активность только нарастает, я поняла, что наша история закончилась.
Он не хотел, чтобы я его провожала.
– Полный бред – тащиться со мной на вокзал, – бросил он мне, направляясь к такси.
Бывают истории, которые плохо заканчиваются, а бывают и такие, которые плохо заканчиваются дважды.
Я старалась не делать ему больно. Мне не хотелось задевать его самолюбие, но я не испытывала желания оградить его от страданий. Напрасно все последние месяцы я усердно замораживала свои чувства. Хватило нескольких часов, чтобы окончательно понять: ничего, кроме злости, я больше к Марку не испытывала.
Я злилась, потому что его не было рядом.
Я ненавидела его за эгоизм.
Я была обижена за то, что он не удержал меня.
И я злилась на него, потому что он позволил разлюбить себя.
Какой бесславный финал. Как жаль. Ведь нам так хорошо было вместе, мы так любили друг друга. Но я знала, что вернуть это невозможно. Изменился мой взгляд на него. Раньше я его видела таким, таким он хотел казаться: милым, услужливым, благородным, предупредительным. А теперь я ищу в нем второе дно. Я вглядываюсь в него и ищу пороки, скрытые за внешней оболочкой, я вижу коварство за деланной улыбкой. Может быть, я преувеличиваю, но именно эти чувства он вызывает во мне.
Иногда, когда время стирает лак, покрывающий мебель, под ним обнаруживается драгоценное дерево. Но иногда мы находим под ним занозы, которые так глубоко проникают в плоть, что их невозможно вытащить. Чего я только не делала, но мне так и не удалось простить его.
Он не имел права так поступать с нами обоими.
Он бросил сумку на сиденье такси и в последний раз бросил на меня взгляд. Напрасно я сохраняла видимость нормальных отношений – всем своим видом он демонстрировал: «Ты причинила боль моему эго». Чтобы смягчить горечь поражения, он решил ранить меня как можно сильнее и пустил в ход тяжелую артиллерию.
– Ты хочешь знать, почему я так долго не звонил тебе? Потому что я развлекался. Я наслаждался жизнью, трахал телок, которых снимал по вечерам, и ни одна из них не доставала меня так, как ты. Я чувствовал себя свободным и до сих пор не понимаю, какая сила заставила меня позвонить тебе. Наверное, жалость. Да, мне было жалко тебя, когда я представлял, как ты в одиночестве оплакиваешь смерть своего бедного папочки.
Я знаю, что слова иногда опережают мысль и он их произносит, чтобы добить меня. Но они, как занозы, впивались в мое сознание. У меня перехватило дыхание, я не могла произнести ни слова. А он продолжал:
– Ты думаешь, твоя маленькая месть хоть как-то задела меня?
– Но я…
– Ты хорошо все продумала. Ведь это ты попросила свою подругу Марион рассказать мне, как ты безутешна в горе. А я, дурак, поверил. Я был так тронут, что даже почувствовал себя виноватым. Серьезно, неужели ты поверила, что я все еще люблю тебя? Неужели я был так убедителен? Бедняжка, пошла ты к…
Он повернулся и сел в такси. У меня сводило живот, кружилась голова, я задыхалась, но он не должен был догадаться, что его слова попали в цель. Недолго думая, я подошла к машине, придержала дверь и, наклонившись к нему, произнесла с улыбкой:
– Если позволишь, последний дружеский совет. Когда в следующий раз ты со свойственным тебе мастерством будешь трахать своих телок, не надо тереть с таким усердием у них между ног, как ты тер вчера меня. Ведь ты же не нефтяную скважину разрабатываешь. Извини, если испортила тебе предвкушение удовольствия…
Я хлопнула дверью, наслаждаясь его растерянной физиономией, и пошла прочь, едва сдерживая слезы. Обходя такси, я заметила какое-то движение за лобовым стеклом: шофер веселился от души и, подняв кверху большой палец, подмигнул мне.
Марин разошлась и кричала так громко, что даже глуховатая Арлетта могла бы ее услышать.
Сегодняшние вечерние посиделки мы решили провести в ее студии. Мы сидели на ковре вокруг низкого стола и наслаждались гамбургерами из МакДо, которые Грег привез из городка Англет.
– Ну и мерзавец! – говорила Марин, дав волю своему гневу. – Приехал, переспал и был таков!
После нашего похода на концерт она все еще была не в своей тарелке. Я только что рассказала им в общих чертах, опуская интимные подробности, как прошло возвращение. Зато я в красках описала все свои чувства, отсутствие любви с моей стороны и его заключительную тираду. Марин была вне себя, и Грег попытался ее успокоить:
– Не говори так, есть и хорошие парни!
– Неужели? Если одного такого увидишь, дай мне его телефон. Кроме шуток, приличные мужики как вид находятся в стадии вымирания. Их осталось меньше, чем белых медведей. Вот думаю переселиться на льдину, может, там повезет!
Грег поднял к небу глаза.
– Что происходит, Марин? – спросила я, вытаскивая кусочек корнишона из бигмака. – Последнее время ты чем-то расстроена. Ничего не хочешь нам рассказать?
Она посмотрела на меня с недоверием.
– Решила устроить мне сеанс психотерапии?
– Нет, просто хочу, чтобы ты знала: если решишь со мной поговорить, я всегда в твоем распоряжении.
– Мы оба в твоем распоряжении, – поддержал меня Грег. – Если что-то не так, не молчи, расскажи нам. Мы же видим, что ты места себе не находишь.
Марин рассмеялась.
– Спасибо, друзья! Да, я действительно немного расстроена. Но вы здесь ни при чем. Это все из-за…
Она на минуту замолчала, вонзив зубы в чизбургер.
Я поторопила ее:
– Ну, давай же, не тяни, Пьер Беллемар![15]
– Я вам уже говорила, что виделась со своей подругой Жюстиной, – проговорила она с набитым ртом. – Хотя подруга – это сильно сказано. Она, скорее, приятельница Гийома, моего бывшего. Я всегда с трудом выносила ее: та еще штучка, манерная, не дает проходу парням и буквально вешается на них. Если бы улицы были вымощены мужскими членами, она бы елозила по ним на пятой точке. И потом она…
– Этот кусок ты можешь пропустить, – проговорил в нетерпении Грег. – А то у меня такое впечатление, что я смотрю триллер и не могу дождаться окончания рекламы, чтобы узнать, кто убийца.
– О’кей, о’кей, рассказываю все по порядку! Представьте себе, эта шлюха не могла отказать себе в удовольствии сообщить мне, что Гийом скоро женится на своей немке. То-то она обрадовалась!
– Кто, немка?
– Да нет же! Жюстина, конечно. Видели бы вы, как она наслаждалась, когда подкладывала мне эту бомбу. Ей, наверное, было бы приятно наблюдать, как я на ее глазах разваливаюсь на части. «Я буду свидетельницей на свадьбе», – радостно сообщила она мне. Если это правда, то он, наверное, сохранил то помолвочное кольцо, которое мы вместе с ним выбирали…
Я подползла к ней на ягодицах, надеясь, что пол не устлан пенисами, и обняла ее за плечи.
– И как ты сейчас?
– Да нормально. Мне совсем не грустно, просто я разволновалась. Ведь он должен был жениться на мне, и меньше чем за год ему удалось забыть меня и сделать предложение другой. Я готова повыбивать ему все зубы.
– Хочешь, я займусь им? Ты только посмотри, какой я крепкий парень. А один раз я даже подрался в выпускном классе начальной школы.
Все засмеялись. Марин первой посерьезнела.
– Ясно, что этот тип заслуживает хорошего урока. Ведь он меня не пожалел, а я все оставила ради него. Вчера он мне клялся в любви и говорил, что ему не терпится поскорее стать моим мужем, а на следующий день он объявляет, что я ему надоела и мы расстаемся. Он мог хотя бы соблюсти приличия! За несколько секунд он стал вести себя как чужой человек и постарался поскорее от меня отделаться. Он даже выставил меня из своей квартиры, потому что его немке негде было жить… К счастью, здесь мне предоставили жилье, иначе пришлось бы возвращаться в Страсбург. Я ненавижу его.
– Когда свадьба? – спросила я.
– 24 мая.
– Отлично! У нас есть целый месяц, чтобы приготовить ему достойный свадебный подарок.
Лицо Марин осветилось улыбкой.
– Правда? Вы сделаете это для меня?
– Но мы же цивилизованные люди, – ответила я. – А среди цивилизованных людей принято делать подарки на свадьбу. Грег, ты с нами?
Грег задумался и, казалось, не слышал вопроса.
– Да, разумеется, я с вами. Я профессионал в подготовке коварных подарков. Когда я решил подложить свинью одному типу, я собрал какашки Жан-Люка, завернул их в газету, положил на коврик перед его входной дверью и, прежде чем позвонить, поджег его. Видели бы его физиономию, когда он попытался ногой загасить пламя.