Натянув куртку поверх пижамы и сунув ноги в кроссовки, я вооружилась единственным предметом – ножом с закругленным лезвием, – который можно было с натяжкой отнести к оружию. Хотя его эффективность в столкновении с серийным убийцей недооценена: как только злодей ко мне приблизится, я смогу обмазать его конфитюром.
Оказавшись посреди парка, я смахнула с себя сонную одурь и теперь имела мало общего с героями моего детектива. Вокруг раздавались пугающие звуки, а луна, спрятавшись за облаками, отбрасывала достаточно света, чтобы от деревьев и кустов ползли по земле наводящие ужас тени. Я дрожала не столько от холода, сколько от страха, и больше всего мне хотелось опять очутиться живой и здоровой в собственной постели. Выставив вперед, как шпагу, нож с закругленным лезвием и собрав в кулак всю свою волю, я отважно, как мне показалось, произнесла: «Эй, здесь есть кто-нибудь?» На самом деле мой вопрос прозвучал так тихо, что со стороны мог показаться невнятным бормотанием. Не получив ответа, я предусмотрительно решила повернуть назад.
Едва я сделала пару шагов, как мужской голос прорычал рядом со мной: «Кто здесь?» Огромный силуэт возник из темноты и направился ко мне. Я бросилась бежать так быстро, что казалось, моя тень стоит на месте.
Я неслась со всех ног, перемахивая через корни, рытвины и канавы. Страх удесятерил мои силы. Свистевший в ушах ветер оглушал меня, и я даже не знала, следует ли за мной мой преследователь. Изо рта у меня рвались стоны обезумевшего от страха животного. «Лишь бы он не догнал меня», – думала я.
Вот уже показался флигель. Надежда вдохнула в меня новые силы. Я навалилась на дверь, выхватила из кармана связку ключей и сразу же попала одним из них в скважину. Вздохнув с облегчением, я вдруг почувствовала, как чья-то рука упала на мое плечо.
Прощайте, друзья, вы не представляете, как не хочется расставаться с жизнью!
Я не умерла. Во всяком случае, если и умерла, то только от стыда.
Рафаэль смеялся до слез. Ему показалось, что я была похожа – цитирую дословно – «на дикое животное, которого ударили электрошокером».
– Позвольте вас спросить, что вы делали посреди ночи в парке? – спросила я, клацая зубами. – Вы что, психопат?
– Я услышал крик и вышел посмотреть, что это было, – ответил он, понемногу успокаиваясь. – Так это были вы?
– Разумеется! Каждую ночь я отправляюсь в парк и ржу как лошадь. Говорят, от этого волосы лучше растут.
Он посмотрел на меня так, будто мою голову вдруг украсили рога.
– Конечно, это была не я. Представьте себе, по ночам я предпочитаю спать. Но уже не в первый раз я слышу голоса…
– Итак, вооружившись до зубов, вы спустились вниз, – произнес он, заметив мой нож с закругленным лезвием.
Несколько секунд я смотрела на него, не зная, что ответить, а потом мой взгляд упал на его руки.
– А на что вы рассчитывали? То есть как вы собирались использовать вашу четырехцветную ручку?
Он улыбнулся и поднял кверху руки в знак того, что сдается.
– О'кей, я не самый смелый парень на земле. Но, тем не менее, я предусмотрел дополнительное вооружение, – ответил он, вытаскивая еще две шариковые ручки из кармана.
И теперь уже я расхохоталась. В моей душе желание смеяться над ним боролось с облегчением, и что еще хуже – с некоторой долей агрессивности. Я открыла дверь, чтобы отправиться в свою комнату, но он удержал меня за руку.
– Это не самый удачный момент, но мне не хочется прощаться с вами. Не выкурить ли нам по сигарете?
Я согласилась. Он протянул мне открытую пачку, из которой я вытащила сигарету. Он зажег зажигалку. Ветер рвал огонек пламени, и прикурить не удавалось. Тогда Рафаэль соорудил нечто вроде двустворчатой ширмы: одной створкой была его рука, а другой – его тело; он так тесно прижался ко мне, что проникновение ветра исключалось. Эта сцена могла бы иметь большой эротический потенциал, если бы не моя пижама с разноцветными лошадками.
– Я хочу извиниться за вчерашний день, – сказал он, когда мы прикурили. – Я не должен был навязывать вам свои проблемы.
– Ничего страшного. Ведь я же понимаю, насколько это чувствительная для вас тема.
– Еще бы! Это очень тяжело. В какой-то момент я начал было к этому готовиться, но не смог. Ведь бабушка меня вырастила. Мать была вечно занята на работе, и бабушка мне ее в каком-то смысле заменила… Я не собираюсь утомлять вас рассказами о своей жизни, просто хочу сказать, что мне очень тяжело. Обычно мне не свойственно откровенничать с людьми.
– Нет проблем. Я к этому привыкла: психологи – это как служба скорой помощи по оказанию личностных услуг. В простых случаях к нам не обращаются.
В свете, выбивающемся из-за двери, я увидела, что он улыбается, рассматривая меня.
– Ладно, – сказала, я скрывая смущение, – уже поздно. Пора спать, и тем хуже для тайны ночного парка: она останется нераскрытой. Но вам придется признать очевидное: я – кто угодно, но только не искательница приключений.
– Думаю, что это правильное решение. Но не жалейте о своем приступе отваги. Не будь его, я бы не совершил главного открытия.
– И что это за открытие?
– Я открыл, что у вас бездна вкуса, если судить по тому, какие пижамы вы себе выбираете.
Я уже приготовилась дать ему достойный отпор, когда до нас опять донесся крик. Мы переглянулись и пришли к общему знаменателю: хватит разыгрывать из себя героев, пора по домам. Через десять секунд я, радостная и запыхавшаяся, вошла к себе в комнату, а перед глазами стоял образ Рафаэля, бегущего, как дикое животное, которому нанесли удар электрошокером.
Пьер всегда казался мне самым крепким из всех наших постояльцев, хотя он иногда жаловался, что силы покидают его. Высокий, прочно сбитый, он сохранил густую и темную шевелюру, благодаря которой выглядит гораздо моложе. Но сегодня он кажется постаревшим на десяток лет. Сидя на диване, на котором вперемешку разбросаны книги и иллюстрированные журналы, он вздыхает.
– Читаю, чтобы быстрее прошло время, но это не помогает. Наоборот, у меня ощущение, что каждая секунда вдали от нее тянется, как медленная мука.
– Они вам сказали, сколько все это продлится?
– Они говорят о нескольких неделях, включая госпитализацию и последующую реабилитацию. Больше ничего не известно, все зависит от того, как пойдет выздоровление. Вы можете объяснить, как мне прожить без нее все это время?
Нет, не могу, потому что не знаю ответа. Элизабет попала в больницу. Вчера утром, отправившись к Луизе на их любимую скамейку, она оступилась на крыльце и упала. Перелом шейки бедра. Когда мы с Грегом и Марин пришли к ней в ее белую и чистую палату, мы спросили себя, как она справится с болью и отсутствием привычных точек отсчета, ведь она такая трепетная и как никто подвержена тревожности. Но она удивила нас ясностью ума и спокойствием: все будет хорошо, и можно ли требовать от полосатой кошки, чтобы она меньше шумела, заставляя ее грызть гвозди? Разумеется, нет. Видимо, на нее действовал морфин.
Травму получила Элизабет, а сник Пьер.
– Вы знаете, я ни одной ночи не спал без нее. Ни разу!
– Вы чувствуете себя одиноким?
Он посмотрел в окно и задумался.
– Я себя чувствую не одиноким, а неполным. После стольких лет, проведенных вместе, мы стали единым целым: Элизабет и Пьер, Пьер и Элизабет. Я понятия не имею, что такое один Пьер. Я прожил в три раза больше лет с ней, чем без нее. Без нее я только часть самого себя, причем эта часть лишена сердца.
– Какие прекрасные слова вы говорите…
– Не знаю, насколько они прекрасны, но это правда. Я люблю свою жену еще больше, чем в тот момент, когда я впервые ее увидел. Глядя на нынешних молодых, которые разбегаются после первой же трудности, я думаю: нам повезло, что мы жили в другую эпоху. Иначе мы бы стали чужими друг другу и я бы так и не понял, мимо какого счастья я прошел. Я не хочу сказать, что нам было легко. Наоборот, гораздо легче сказать себе, что любви пришел конец, чем сделать усилие и продолжать выстраивать отношения. Каждый вечер, ложась спать, я…
Он прервал свой монолог.
– Продолжайте, ведь вы что-то хотели сказать? – спросила я.
– Нет, ничего. Вы будете смеяться надо мной.
– Разумеется, ведь моя профессия к этому обязывает. Пьер, что вы делаете каждый вечер, ложась спать?
– Вот шестьдесят лет каждый вечер, ложась спать, я совершаю один и тот же ритуал: я обнимаю свою жену и благодарю небо за то, что наши пути соединились. Мы желаем друг другу доброй ночи. Она сворачивается в клубочек в моих объятиях, я чувствую ее запах, и мое сердце колотится с такой же силой, как и в первую ночь. Невозможно привыкнуть любить. Я подсчитал, что мы пережили этот момент двадцать одну тысячу сто семьдесят пять раз. А этого из жизни не выкинуть… Вчера вечером ее не оказалось в моих руках, в них образовалась пустота, как и в моем сердце.
Я зажмурилась, чтобы не дать слезам хлынуть из глаз. Я не знаю ничего более волнующего, чем трогательная уязвимость людей, решивших сбросить свой панцирь. Их слова не проходят фильтрацию мозгом, они идут изнутри, из самой сути человека.
– Вам нужно найти способ отвлечься, пока она в больнице. Вы об этом думали?
– Конечно, я постараюсь ежедневно навещать ее. Анн-Мари предложила отвозить меня после обеда и забирать через несколько часов. А оставшуюся часть дня я буду считать секунды… Я думал организовать для нее праздник-сюрприз в честь шестидесятилетия нашей свадьбы. Но теперь эта идея отпала сама собой.
– На какой день выпадает ваш юбилей?
– На 7 июля, меньше чем через месяц. Совершенно точно, что к этому времени она не вернется домой. А я буду сидеть на диване в ожидании ее возвращения.
Я задумалась, пока старик перечислял мне все те мелкие дела и обязанности, которые они выполняли вместе с Элизабет и которых ему так не хватает. И вдруг меня осенила идея:
– Пьер, у меня