[24], два сеанса мужского стриптиза с группой «Чиппендейлз» и четыре фильма с Брэдом Питтом, вместе взятые. К счастью, я научилась не доверять своим желаниям, поскольку, потакая им, однажды оказалась в постели у своего бывшего.
– Как ты думаешь, если включить отопление, они снимут штаны? – прошептала пребывающая в экстазе Марин.
Я улыбнулась, пытаясь сосредоточиться на складывании вещей. Футболка, брюки, у него взгляд, от которого может воспламениться барбекю, джинсы, опять футболка, он забавный, носки, носки, он чувствительный, пуловер, толстовка, неплохо сложен, бермуды, рубашка, умеет поддержать разговор… Бесполезно разыгрывать из себя святую невинность и сопротивляться обаянию внука нашей пансионерки. Если в этом молодом человеке в ближайшее время не обнаружится ни одного недостатка, моя стойкость окажется под угрозой.
Через два часа вещи разложены по местам, обнаженные мужские торсы прикрыты. Грег окидывает взглядом заключительные штрихи в уборке своего нового жилища, и в его глазах светится детская радость, как у ребенка, нашедшего подарки под елкой. Ему хочется еще раз оценить результаты своего труда.
– Я сейчас все обойду и отвезу вас, – произнес он, направляясь в глубину квартиры.
– Мы тебя внизу подождем, – крикнула я, предпочитая оставить его в одиночестве, чтобы он полнее насладился моментом своего триумфа.
Оставив дверь открытой и полагая, что двое других помощников последуют за мной, я вышла на лестницу. Рафаэль догнал меня двумя этажами ниже. Он был один.
– А где Марин?
– Она осталась наверху, я видел, как она закрывала за мной дверь, – ответил он с понимающим видом.
Я рассмеялась про себя. Видимо, Марин не оставила идею соединить наши с Рафаэлем судьбы. Если бы в доме был лифт, то тогда еще понятно, но пуститься во все тяжкие на лестничной клетке! Стараясь не шуметь, я поднялась наверх, решив застать их на месте преступления – в тот момент, когда они строят козни по поводу моего замужества. Рафаэль следовал за мной по пятам; видимо, его это тоже весьма заинтриговало. Если все окажется как я подозревала, я порекомендую им больше думать о собственной свадьбе.
Слишком поздно.
В центре гостиной, приблизительно в метре от тяжелого шкафа, стояли Грег и Марин. Их губы слились в долгожданном и томительно-страстном поцелуе.
Было около десяти часов утра, когда Марин постучалась ко мне.
– Мне нужно проветриться, – заявила она. – Ты свободна сегодня?
Вообще-то я рассчитывала в этот солнечный субботний день прогуляться по Сан-Себастьяну. Раньше мы часто ходили сюда с родителями и сестрой. Ссора с Кароль выбила меня из колеи. Я все время думала о том, что между нами произошло, стала плохо спать, не могла сконцентрироваться на работе и даже несколько раз всплакнула без причины.
Прогуляться в месте, наполненном воспоминаниями, казалось хорошей идеей для того, чтобы окончательно разобраться в себе. Но нельзя было оставить Марин с ее побледневшим личиком в одиночестве. Я бы чувствовала себя виноватой, что не поддержала человека в трудную минуту.
Несколько секунд мы думали, чем бы заняться. Это должно быть что-то, что поддержит нас морально, не требуя никаких усилий. Решение пришло внезапно и устроило нас обеих.
По дороге к машине мы встретили на скамейке Луизу. Из всей компании бабушек осталась только она одна. Она спросила, куда мы идем, и когда мы ей ответили, ее глаза засветились счастьем. Мы не могли не взять ее с собой.
Вот так мы втроем – Луиза, Марин и я – оказались в купальниках и купальных шапочках в лагуне центра талассотерапии Англета, которая на самом деле была огромным бассейном, наполненном бурлящими потоками теплой морской воды.
– Пусть это будет нашим секретом! – попросила Луиза, когда мы подъезжали к бассейну.
– Это было бы лучше всего, а то подумают, что мы завели себе фаворитку, – ответила Марин.
– Я сказала Анн-Мари, что хочу навестить дочь и очень сожалею, что не предупредила ее заранее, якобы это совершенно вылетело у меня из головы. И она мне поверила! – объяснила Луиза с хитрой улыбкой.
– О, так вы еще и правонарушительница, – произнесла я, подмигнув ей в зеркало заднего вида.
Мне показалось, что она была польщена.
Я лежала в джакузи. Пузырьки воздуха поднимались вдоль ног и щекотали спину. Мышцы расслаблялись, уже через несколько минут тело разомлело и почувствовало легкость. Мне было так хорошо, что я даже хрюкнула от удовольствия, приоткрыв один глаз. Обе мои единомышленницы находились в том же состоянии.
– Я хочу жить в джакузи, – пробормотала Луиза с полуприкрытыми глазами.
– Я тоже! В огромном джакузи вместе с Гр… – ответила Марин и тут же спохватилась, сообразив, что слишком расслабилась и уже и не контролирует себя.
– А Луиза разделит его с Густавом, – добавила я улыбаясь.
Они обе расхохотались. Потом Луиза доверительным тоном сообщила:
– Знаете, когда я впервые увидела Густава, он показался мне невыносимым. Я только что потеряла сорок лет воспоминаний и оказалась в доме престарелых среди незнакомых людей – а тут еще один из них постоянно играет в слова и отпускает глупые шуточки. Я не люблю обижать других, поэтому я ничего ему не сказала, но думала именно так. Однажды утром, когда я жила здесь уже около месяца, я не увидела его за завтраком, и на обед он тоже не пришел. Целую неделю он просидел у себя в студии из-за гриппа…
– Я хорошо помню это время. У нас тогда было почти спокойно, даже слишком спокойно… – сказала Марин.
– Ну так вот, представьте себе – мне его не хватало, – продолжила Луиза. – Его мелких знаков внимания, предупредительности, даже его шуточек. Ведь это хороший признак, когда начинаешь ценить чьи-то странности и причуды, правда?
– Но ведь между вами действительно что-то есть? – спросила я. – Не надейтесь, что так просто от нас отделаетесь! Нам хочется пикантных подробностей!
– Да, да! Пикантных подробностей! – подлила масла в огонь Марин.
Луиза улыбнулась. Под обличьем старой дамы скрывалась молоденькая девчонка с блестящими глазами.
– В начале года я вдруг начала получать анонимные письма. Кто-то подсовывал их под дверь моей студии. В первый раз я спросила себя, кто мог написать такие прекрасные слова, хотя у меня были некоторые сомнения относительно сердечка над «i» в моем имени. Немногие пожилые люди отважатся на это… Во второй раз я услышала звук удаляющихся ходунков.
Мы все трое засмеялись, представив, как Густав вешает себе на шею ходунки, надеясь, что его не застукают на месте преступления. Как подросток, который звонит в дверь, прежде чем убежать.
– А что было в этих письмах?
– Признания в любви. Он описывал, что он чувствует, что ему нравится во мне. Он ухаживал за мной заочно, по переписке. Его слова были простыми, иногда неловкими, в них не было выспренности, но они шли от сердца.
– То есть вы обменивались письмами? – воскликнула Марин. – Клянусь памятью Мисс Бабушки, похоже, вы послали ему не одно письмо…
– Вы правы, – ответила Луиза. Судя по ее взгляду, что она унеслась в мечтах куда-то очень далеко. – Постепенно я начала смотреть на Густава другими глазами. Он стал казаться мне трогательным, отважным, благородным. Чтобы смешить людей, нужно обладать именно таким характером. Мне нравится получать эти прекрасные письма, но я подумала, что было бы еще приятнее принимать все эти знаки внимания вживую. И однажды вечером я пришла к нему. Это было после просмотра одной волнующей серии «Самой прекрасной жизни»…
Мы с Марин слушали Луизу, затаив дыхание. Она поправила свою купальную шапочку, чтобы выдержать паузу, и продолжала.
– Я сказала, что знаю: это он! – произнесла она, удовлетворенно хмыкнув.
– И что дальше? – спросили мы хором.
– Он сделал вид, что не понимает. «Вы знаете, что это я – и дальше что?» – спросил он меня с невинным видом щенка, разодравшего пару домашних тапок. Тогда я отодвинула его ходунки, поцеловала в губы и ушла к себе. На следующее утро я получила от него подписанное письмо.
– Вот это да! – произнесла я, делая вид, что шокирована. – Так вы, оказывается, распутница!
Она усмехнулась:
– О да, деточка, в нашем возрасте нет времени на долгие прелюдии.
Мы так и прыснули со смеху. Потом Марин спросила:
– Скажите, а это у вас серьезно?
– О какой серьезности можно говорить, когда тебе восемьдесят лет! Нам приятно встречаться каждое утро, мне нравится с ним беседовать. Он все время смешит меня, и уже одно это невероятно! Иногда мы назначаем друг другу тайные свидания, они сладки, как запретная любовь, и я чувствую себя двадцатилетней. Мы не думаем о будущем, все наши планы уже в прошлом, но наши отношения прекрасны.
– Но вы любите его? – продолжала настаивать Марин.
На несколько секунд Луиза погрузилась в молчание.
– Не знаю, можно ли здесь говорить о любви… Но то, что я счастливее с ним, чем без него, – это точно!
Мы все задумались, а потом приняли непростое решение расстаться с воздушными пузырьками ради массажных струй. Вся наша жизнь определяется нелегким выбором между чувством и долгом.
Струя рассекает теплую воду и с ласковой силой бьет мне в спину между лопаток. Я спрашиваю себя, почему раньше мне не приходила в голову мысль посетить это замечательное место. Даже находясь под общей анестезией, я бы так не расслабилась. А сейчас потоки горячей воды уносят все мои горести и страдания. Марин стонет от удовольствия, пока водяные струи массируют ей поясницу. А Луиза, выбрав самый слабый напор на уровне лодыжек, улыбается блаженной улыбкой. Я могла бы полжизни провести здесь. Могла бы, если бы Марин не попыталась запустить руки по локоть мне в душу.
– А у тебя как дела? Не очень расстроилась после того, как прекрасный Рафаэль покинул нас?
– Совсем нет. Да и с чего бы мне расстраиваться?
Луиза приоткрыла один глаз.