– Сашенька, очнись. Солнышко, прошу! Я не смогу без тебя. Ты обещал всегда быть рядом, – опять голос, женский, ласковый, но не любимый, не родной.
– Отошла от него. Удавлю, с*ку, – снова голос, требовательный, опасный.
Теплая струйка крови, которая течет из носа и затекает в рот имеет солоноватый вкус. Вкус металла и боли. Но такой приятный. Вторая струйка, более сильным потоком стекает из другой ноздри таким же металлическим привкусом. Сейчас уже неприятно. Крови много. А Саша никогда не любил кровь. Не любил… А он вообще что-то любил?
Сквозь приоткрытые глаза он начинает различать силуэты. Размытые, темные фигуры, которые что-то говорят. То громко, то снижаясь до шепота. Свет от яркой лампы ударяет Саше в глаза, что невольно в уголках глаз скапливаются слезы.
Инна склонилась рядом с ним на корточках, плачет и что-то тихо шепчет себе под нос. Его Инна. Его Любовь. Его зависимость. Его боль. Но сейчас Саша не хочет никакой боли, никакой крови. Он хочет к маме, чтобы она испекла тот торт, как на его пятилетие.
Глеб стоит недалеко от Саши и с кем-то переговаривается по телефону. Гандон.
Рома. Его друг, с которым последние два года они мало общались. Он не был рядом с Сашей, когда он первый раз взял ту таблетку из рук Глеба. Он не был рядом, когда его первый кокс унес в небеса удовольствия и разврата. Он не был рядом, когда какие-то отморозки поджидали его у выхода из клуба, чтобы избить до сломанных ребер и сотрясения мозга. Он не был рядом. А сейчас он здесь. Его друг.
Когда глаза Саши привыкли к свету, он увидел свою квартиру, насмерть впитавшую в себя весь смрад и вонь прошедших ночей. Его футболка испачканы его кровью и потом. Трясущиеся руки не могут удержать даже стакан с водой, который кто-то принес ему с кухни. Такая живительная жидкость разливается мокрой лужей у его ног.
– Очухался? – жестко спросил Рома, – А теперь слушая меня, идиот. Ты сейчас прогоняешь всех этих ублюдков из хаты и едешь со мной. К тебе домой, к родителям. А завтра ты начинаешь жить заново. Я привяжу тебя к батарее, если будет надо, но ты ни на шаг не приблизишься ни к этой х*рне, ни к этой с*ке, которая подсадила тебя на это все!
Саша не помнил, когда остался один на один с Ромой. Даже Инны, и то не было. Кто ее выпроводил и почему она вообще ушла – для Саши была загадка, которую и не хотелось разгадывать.
Рома стоял посреди комнаты и смотрел на Сашу, который все еще сидел на полу в той же испачканной футболке. Болезненно худой с отросшими волосами, сильной небритостью и впавшими глазами против пышущего здоровьем молодым и сильным Ромой. Их взгляды ненадолго встречаются: тяжело выдержать гневный и презрительный взгляд серых Роминых глаз.
– Я в жопе, да? – усмехнулся Саша.
– Хуже, Саня. Это пи*дец! – сказал Рома и подошел к своему другу, чтобы присесть рядом с ним. – Я не знаю, как выглядит передоз, но по всем признакам у тебя был именно он.
– Я был на море, плавал там. Вначале было очень хорошо. Спокойно. А потом в моем теле будто развели костер и его жар разливался по венам. Было больно. Очень. Мне казалось, что вся жизнь вытекает из меня.
– У тебя из носа не переставая шла кровь, а еще ты дергался, как будто какие-то конвульсии. Было страшно, честно говоря. Я думал, что это конец. И вот так, на моих глаза, умрет мой друг, которого я не смог спасти.
Какое-то время они сидели бок о бок, плечо к плечу. Каждый думал о своем. Два друга, дороги которых разошлись.
– Сань, я в последний раз предлагаю тебе руку помощи. Если ты ее не примешь, я уйду. Больше мы не встретимся. Будет жаль потерять друга, но не могу отвечать за твою судьбу. Выбор за тобой, – сказал Рома и протянул Саше руку, не как возможность встать на ноги, а как рука друга, который будет рядом с ним.
– Мне только надо будет разобраться с долгом Инны, – сказал Саша, пожимая Ромину руку.
***
Аэропорт Шереметьево, как и всегда, не был пустым. Люди, которые спешили на свой рейс, провожающие, уходящие из зоны досмотра в слезах, встречающие в зоне прилета, тоже в слезах. Мимо снующие чужие дети, которых догоняют родители, целующиеся парочки, немолодые родители, которые провожают своих детей. Жизнь течет своим чередом, со своими взлетами и своими посадками.
“Открыта регистрация на рейс компании “Аэрофлот” до Нью-Йорка”
Среди чужих ему людей, которые так и норовят проскочить сквозь тесно стоящих рядом его родителей, Саша крепко обнимает своего отца и маму, которая не выдерживает всего этого душещипательно момента и уже пустила слезу.
– Я рад, что ты принял мое предложение, Саш, – сказал отец, – два года учебы в Америке дадут тебе больше, чем два года жизни здесь. Да и в принципе, тебе лучше уехать пока.
Две недели назад отец предложил Саше учебу в Нью-Йоркском университете. Тот выбор, который ты делаешь в пользу здоровья своего сына, нежели в угоду своим личным амбициям и желаниям. Его отлет в другую страну ничуть не меняет планов отца по поводу работы сына в его компании. Но нужно время, чтобы перелистнуть страницу и открыть новую главу.
Как бы не было больно признавать, но Саша тоже это понимал. Чтобы двигаться вперед, надо встать. А тогда он не просто лежал, он был втоптан в грязь своими же ногами.
– Я прилечу к тебе месяца через два, – сказал Рома, который тоже приехал его проводить, – Будем ходить по барам и клеить девчонок, друг, – и похлопал Сашу по плечу, – так что давай, не киснуть!
Она стояла неподалеку. Худая, осунувшаяся, без капли макияжа на лице с бледными губами, но красными от слез глазами. Инна. Уже не выглядела такой красоткой, какой Саша ее встретил и без памяти влюбился. Сейчас это потрепанная жизнью женщина. Потрепанная теми же наркотиками, как и Саша.
– Я на минутку, – сказал он Роме и родителям, перед тем, как пойти в ее сторону.
Последний раз они виделись в тот злополучный вечер у него на квартире, почти три месяца назад.
– Привет.
– Привет.
– Выглядишь лучше, чем тогда.
– Надеюсь.
– Улетаешь?
– Да.
– Надолго.
– Как минимум на два года. Дальше не знаю, не загадывал.
– Бросаешь меня?
– Не бросаю. Ухожу.
– Ты обещал всегда быть рядом.
– Обещал. Но я так больше не могу. Я жить хочу, Инн.
– Сначала привязал к себе, а теперь улетаешь?
– Мне это нужно.
– А что нужно мне?
– Сейчас, как минимум заняться собой, выкинуть всю дрянь, которая лежит у тебя в квартире и завязать с ней. Восстановиться в университете и закончить его.
– Я не смогу без тебя.
– Надо. Надо научиться. Это нужно и тебе, и мне.
– Я буду тебя ждать.
Саша только молча кивнул головой. И, оставив легкий поцелуй на щеке, ушел. Оставляя позади себя свою боль. Свою любовь. Свою зависимость.
Глава 27
Полина стояла у шкафа уже как минут десять, перебирая вешалки с одеждой в поисках того, что же надеть сегодня вечером. Чувство дежа вю. В тот же вечер месяц назад она также стояла у шкафа и выбирала платье, в котором столкнется с Сашей у дверей бара. А теперь выбирает платье, чтобы пойти с ним на их первое свидание.
Первое свидание… Такое трепетное и приятное сочетание слов для любой девушки. В одиннадцатом классе Полина мечтала, чтобы Егор, самый классный парень школы по версии всех девушек, пригласил ее на свидание. Первое, долгожданное, желанное. Но он пригласил ее соседку Алису. Не зря Полина написала на ее двери, что она дура. Хоть маленькая, но такая приятная месть, о которой знает только она. И вот сейчас она представляет себя той, еще по-девичьи наивной и неискушенной, той, кому предстоит выбрать самое лучшее платье – для него. Для Саши. И этот трепет, это предвкушение, это легкое беспокойство.
Зеленое платье – под цвет Сашиных глаз. Распущенные каштановые волосы, которые вьются от природы, позволяя их не укладывать. Макияж, подчеркивающий ее голубые глаза.
Саша заехал за ней ровно в шесть. Он стоял, облокотившись о дверь своего белого мерседеса. В темно-синем костюме и белоснежной рубашке, на которой блестят капли запонок. Слегка взъерошенные волосы, которые еще пахнут его шампунем. Высокий. Красивый. Желанный. И только Полина знает, что, если подойти и уткнуться в его сильную шею, то можно почувствовать аромат осеннего леса, который немного перебивают горьковато-цитрусовые нотки.
Кульбит, который сделало сердце Полины, поистине можно считать акробатическим номером.
– Готова? – спросил Саша, как только Полина к нему приблизилась.
Сашин мерседес увозит их со двора, маневрируя между дырами в дороге, которые никак не заделают уже второй сезон, вливаясь в поток машин на проспекте.
Аромат, который окутывает Полину – это аромат Саши, его кожи, смешанной с парфюмом, бензина и цветов. Едва уловимые древесные нотки, смешанные с легким и ненавязчивым запахом свежести и тепла.
– Я не знал, какие ты любишь… – сказал Саша, жестом показав на заднее сиденье.
Букет из молочно-белых фрезий, связанные такого же цвета атласной лентой, слегка небрежно лежали на светлой коже кресла. Ну разве Саша мог подарить банальные розы или лилии? Даже такие пышные и роскошные пионы выглядели бы обыденно.
– Почему фрезия?
– Надо было розы? – без обиды спросил Саша.
– Нет, я не люблю розы.
– А что ты любишь?
– Вообще я люблю полевые цветы, – смущаясь ответила Полины.
– Кто бы мог подумать: Поля любит полевые цветы, – улыбнулся Саша.
Скандинавский ресторан, к которому они подъехали, встречал их горящей вывеской и белыми дверями. Без пафоса, стильно, строго и по-московски дорого. Встречающий их администратор, широко улыбаясь и показывая все радушие русской души, проводил их к столику, который был забронирован.
Широкие столы из дерева, которые были неровной формы, говорили о том, что это реальные спилы. Светлые стены, светлый потолок делают помещение просторным, но приглушенный свет и выдержанные в своем стиле подсвечники со свечами на столах придают интимности и уединенности, несмотря на большое количество столиков вокруг. Здесь нет тех состаренных вещей и элементов декора, которые Полина заметила в ресторане Сашиного брата. Но, несмотря на геометрически правильное и по-мужски минималистическое оформление, здесь нет холода и отстраненности. Все правильно выведено и с точностью подобрано, чтобы люди пришли отдохнуть в приятной компании, не отвлекаясь на ни к чему не обязывающее убранство помещения.