много.
Тут впору рассказать историю как раз о Минске. Был у меня знакомый кандидат физико-математических наук Иван, родом из Белоруссии. Был он вполне антисоветски настроен, не состоял в партии и назло институтскому начальству носил бороду à la Николай II - вплоть до того, что когда его трехлетнему сыну как-то показали фотографию царя и спросили, кто это, ребенок уверенно ответил: "Папа!".
Однажды Иван рассказал историю о своем деде. Дед был из довольно глухого белорусского села. Как-то на рубеже веков село отправило его, как молодого, сильного и здорового, с челобитной в Минск. Что-то там вконец уже наглое учинили местные помещики (Иван специально подчеркнул: польские паны) - такое, что даже малограмотным крестьянам стало очевидно: это уже беспредел. Выправили нужные бумаги, вручили челобитную, деньги, отправили. Село было хоть и не маленькое, но, видно, здорово помещиками ободранное: ходоку не смогли даже сапоги по размеру подобрать. Так в лаптях с онучами и пошел. В Минске его, естественно, каждый городовой считал своим долгом задержать, проверить бумаги и вытянуть взятку. Походил дед по Минску и почти дошел до места назначения. Тут случилась катастрофа: прошел дождь. Дождь был вообще-то грибной, короткий. Но конский навоз на улицах успешно размочил. Вот на этот навозе дедушка поскользнулся - и проехал по мокрой и скользкой мостовой аккурат в лужу. Не надо думать, что это была дождевая лужа. Это была лужа конской мочи. И немаленькая. Деда, хоть он и успел в последний момент приподняться на локтях, накрыло с головой!
В общем, публика хохочет, бумаги размокли и стали негодными, с деда льет и несет от него так, что обратно ему пришлось до села пешком идти: никто подвозить не хотел. В селе ему надавали по шее и решили больше никуда не посылать. До конца жизни дразнили тем, что в луже конской мочи утонул.
Вот вам Минск. Крупный губернский город. Не в Сибири. Торгово-промышленный и железнодорожный центр. Мощеные улицы. "Цивилизация".
А в Европе! - воскликнет благонамеренный читатель. - А в Европе, что же, тогда не лошади были?! Лошади, конечно. Автомобили массовым явлением стали лишь в 20-е. Но в Европе проезжую часть убирали.Убирали, поскольку и чиновники воровали меньше, и богачи столь откровенно демонстрировать свое презрение к "простонародью" уже опасались.
Люди, создававшие в России социал-демократическое движение, выросли в глухие годы царствования Александра III. Это только Никите Михалкову нравится изображать Александра III в кино и хочется считать его "великим". А в действительности Александр III был коронованной посредственностью, серой, убогой, безграмотной. И вдобавок ко всему - алкоголиком. Кончил тем, что пропил почки.
Пьянствовал Александр со своим начальником охраны (и заодно товарищем министра внутренних дел) генерал-адъютантом Черевиным - и систематически допивался до такого состояния, что валялся во дворцах на полу и кусал за ноги придворных. И в точности, как говорилось в фильме "Доживем до понедельника", "никто ему ничего не мог сказать": самодержец.
А министром внутренних дел и шефом жандармов при алкаше-императоре был тяжелый сумасшедший граф Дмитрий Толстой. Периодически его безумие переходило в буйную стадию, он воображал себя травоядным животным, бараном или конем, бегал на четвереньках и упорно ел траву и сено.
Это же на экран просится! Вот о чем надо кино снимать, а не высасывать из пальца лесоповал, которым каторжные при царях в Сибири не занимались, и не навязывать зрителю идиотских сцен, где арестанты в кандалах толпой по городу бегают! (Я бы того, кто это придумал, сам бы с удовольствием заковал в кандалы и заставил бежать. Хотел бы я посмотреть, много ли ему пробежать удастся! И эти люди еще учат нас не ковырять в носу.) Представьте сцену: Зимний дворец, на полу император кусает министров за ноги, а вокруг бегает на четвереньках граф Толстой в мундире шефа отдельного корпуса жандармов и блеет. А над всем этим летает Победоносцев, простерев совиные крыла, - и ухает, ухает, ухает!
"Оскар" обеспечен.
А ведь до того Д. Толстой был министром народного просвещения, насаждал классические гимназии и довел их до такого состояния, что ни один нормальный человек не мог о них слова доброго сказать. "На посту министра народного просвещения Толстой обратил все гимназии, все казенные школы в какие-то учебные дисциплинарные баталионы, какие-то мертвые дома, в которых мертвые люди заколачивали, точно гвозди в гробовые крышки, мертвые правила мертвых языков в черепа учеников". Это ведь о толстовских гимназиях написал Чехов: "Не храм науки, а управа благочиния, и кислятиной воняет, как в полицейской будке". Кто любит читать мемуарную прозу, вспомнит, с какой ненавистью писали о гимназических порядках их жертвы. Уж в какой привилегированной гимназии учился Андрей Белый - а и тот не выдержал, сбежал с занятий и стал вместо гимназии день за днем в публичной библиотеке Островского Ибсена да Достоевского читать.
А у нас сплошь и рядом всякие идиоты гордятся тем, что их школы именуются "гимназиями"!
Ну хорошо, скажет тут благонамеренный консервативный читатель, Михалков, допустим, перегнул палку, и Александр и впрямь был, как в известной эпиграмме, "обормотом". Но что же им далась революция? Почему нельзя мирком да ладком, пошагово, эволюционно?
Отвечу: а что им - властям предержащим - далась реакция? Что же это они запрещали все, что только можно было запретить, а если что-то полезное не было запрещено, то исключительно по недосмотру или невежеству? Какое эволюционное развитие может быть в стране с 84 процентами неграмотных и законами, направленными на ограничение доступа к образованию (вроде "циркуляра о кухаркиных детях")? Как вы себе представляете развитие неграмотной страны? Какое "развитие", если правительство боролось даже с безобидной лубочной литературой, запретив офеням торговать лубками? Если в большинстве уездных городов не было ни одной книжной лавки? Если церковная цензура свирепствовала пуще полицейской - и особую ненависть у нее вызывала естественнонаучная литература? Даже монархист С.С. Ольденбург признавал, что со времен Александра III слова "развитие" и "прогресс" попали под подозрение и отношение к этим понятиям выработалось критическое.
Эволюция и прогресс бывают там, где с ними специально не борются. Где борются - там застой и деградация.
Какая эволюция в стране, где существовала административная ссылка - то есть ссылка без суда, по указанию местных властей, на основе одного только подозрения? В России чудовищно не хватало образованных кадров, а административная ссылка вырывала из общества ежегодно массу образованных людей. Поскольку же ссылка эта была бессудная и бесконтрольная, когда ни на этапе, ни на месте водворения полицейское начальство не знало, за какие деяния сослан административно-ссыльный, открывались широкие возможности для произвола. Вот и отправляли местные жандармские начальники в административную ссылку под видом "неблагонадежных" тех, кому проиграли в карты или на чьих жен положили глаз. Ссылали и просто по ошибке, перепутав с однофамильцем. А уж выживет ли такой ссыльный, зависело от степени самодурства начальника на месте водворения: захочет - даст работу (вопреки инструкции), захочет - уморит голодом.
А.Ф. Кони вспоминал в своих мемуарах, как начальник пересыльной части генерал-лейтенант Беленченко, "почетный член домов терпимости", на вопрос на министерской коллегии, сколько человек в империи административно ссылают, уверенно ответил: от 8 до 10 тысяч ежегодно. Беленченко, правда, тут же устыдили, доказав, что он валит в одну кучу и административно-ссыльных, и ссыльных по суду (то есть приведенные им цифры надо ополовинить). "Помилуйте! - воскликнул Беленченко. - Зачем мне смотреть основания? Мне указывают человека и говорят: "в Якутск!" - Слушаю-с! Кладу его в колесо, повернул, - и он сделал быстрое круговое движение рукой, - трах! И он в Якутске. А кто он, зачем и почему - мне-то какое дело? Я, ваше сиятельство, машина".
Из таких машин и состояло российское чиновничество. Те самые "сорок тысяч столоначальников", которые, как признался Николай I, в действительности правили страной. Вернее, воровали.
Воровали так, что до сих пор дадут фору любому проворовавшемуся режиму "третьего мира". Могли три-четыре раза украсть выделенные на одно и то же важнейшее государственное дело деньги (правда, обычно для этого требовалось, чтобы в числе воров были великие князья). Могли украсть сумму, превосходящую годовой бюджет империи. История, как разворовали деньги, выделенные на строительство храма Христа Спасителя (первого варианта, гениального, Витберга, а не того убожества, что в конце концов соорудили), широко известна, описана, среди прочих, Герценом. Но там хоть воровали большой компанией. А камергер А.Г. Политковский, руководитель Комитета 18 августа 1814 года, где накапливались деньги в пользу инвалидов войны, в одиночку украл 1 миллион 200 тысяч рублей серебром. На нынешние деньги это вообще астрономическая сумма. И ничего - умер в своей постели.
В том же Минске (или, возможно, Витебске) в 90-е годы XIX века чиновники средних и высших разрядов (то есть по определению дворяне) придумали новый способ обогащения. По мере того, как чиновников переводили в другие части империи, способ распространялся. Суть "изобретения" проста: чиновник брал в услужение несовершеннолетнюю девушку помоложе - из простонародья, растлевал ее, а затем продавал задорого - как молоденькую - сутенерам. И так из раза в раз. Все об этом знали, включая жен чиновников. Никого ни разу не осудили: слово "падшей" простолюдинки ничего не стоило против слова дворянина и чиновника.
Потом дети вышибленных революцией из России царских чиновников повадились писать сочинения в духе "папа был хороший, а проклятые большевики…" Папы у вас, г-да сочинители, были растлителями малолетних, торговцами живым товаром, ворами и взяточниками. В любой уважающей себя стране огребли бы такие срока, что на волю бы не вышли.