Мелкий дождь или слезы — какая разница…
Съежившись, пробираюсь к мраморным ступеням, но толпа тут же откатывается назад и устремляется к подъехавшему автофургону с решетками на маленьких окнах.
Двое здоровенных мужчин в черной форме выводят из него папу — седого, измученного, бледного, старого…
Журналисты и зеваки забрасывают его вопросами и оскорблениями, но папу толкают в спину и провожают к стеклянным дверям.
Я бегу вслед за ним, но вход преграждает еще один мужчина в черной форме — просит предъявить документы и въедливо уточняет формальности.
Заседание длится чудовищно долго — я борюсь то со сном, то с подступающей дурнотой, хочу мороженого и пить, ковыряю заусенцы. Папа сидит в клетке, его запястья накрепко скованы наручниками — он больше не похож на немногословного солидного градоначальника, которым я так гордилась.
— Я ничего не понимаю… — шепчу я, и Артем сжимает мою руку.
Обвинитель и адвокат по очереди задают вопросы свидетелям, потом папа, покачнувшись, встает и просит прощения. У меня.
Я задыхаюсь и кусаю губы. Мозг вот-вот взорвется.
Сквозь шум в ушах слышу монотонное бормотание председательствующего и приговор — семь лет шесть месяцев… с лишением права занимать должности…
Реальность подергивается мутной пеленой, взрывается роем черных мушек и выключается.
Прихожу в себя на лавочке в коридоре — Артем проводит под моим носом ваточкой с пронзительно-резким запахом аммиака, и ясность мыслей возвращается. Сажусь, тру виски и отворачиваюсь от любопытных зевак.
Отец Артема одаривает меня снисходительным взглядом, поправляет воротник безукоризненно белой сорочки и смотрит на часы.
— Тема, на пару слов… — Он жестом подзывает сына к себе и отводит в сторонку. — Не надо так ее опекать. Это лишнее. Скажи ей, не тяни…
Его слова, усиленные эхом, долетают и до меня, но я опускаю голову и делаю вид, что не при делах.
— Не сейчас, — отнекивается Артем. — Я пообещал за ней присматривать. Понял тебя, но не сейчас!..
Нервы гудят от напряжения.
Женя и Артем изначально знали, каким будет исход, но тщательно скрывали правду. А я, вместо того чтобы подготовиться к худшему, продолжала считать своей главной проблемой нелюбовь Харма. Оказывается, есть и еще что-то, от чего меня пытаются оградить. Они с моим братом — два сапога пара!
Артем провожает меня к машине — благо люди потеряли ко мне всякий интерес, — помогает пристегнуть ремень и пытается утешать, но я не верю ни единому слову.
Все хреново. Все ужасно хреново.
В окнах мелькает серый заплаканный город. Он уже никогда не будет таким же красивым, как при папе.
— Скажи мне все, что я должна знать! — не выдерживаю я, Артем бледнеет и выворачивает руль, резко перестраиваясь из крайнего правого ряда в левый. — Прекратите делать из меня дуру! Кажется, любому прохожему известно о скандале с мэром больше, чем дочке мэра!
— Малая, понимаешь… — Артем прочищает горло. — Твой отец гарантировал многим серьезным людям поддержку и протекцию. Небесплатно, естественно. Об этом вдруг стало известно правоохранительным органам, и он не смог справиться с взятыми на себя обязательствами. Теперь он несколько лет проведет в колонии. Перед судом он записал интервью — газеты от тебя отстанут. Но его кредиторы — проблемка посерьезнее. Чтобы расплатиться по долгам, нужно как можно скорее продать ваш дом.
Я не верю собственным ушам.
Моя размеренная счастливая жизнь начала рушиться летом, но сейчас она окончательно превратилась в руины.
— А Женя знает? — Я хватаюсь за соломинку, но Артем кивает:
— Да. Только вот дом находится в твоей собственности. Часть долгов погасит мой отец — мы уже начали работать в этом направлении. Теперь и тебе нужно подписать документы. Тебя надо спасать.
Коробки микрорайонов остаются позади, справа мелькают поля и аккуратные коттеджи пригородного элитного поселка. Изморось сменяется мелкой снежной крупой, а в голове воцаряется прохладная пустота — у любого ужаса есть предел, и в ней просто выбило предохранитель.
«Мерседес» беззвучно тормозит у высоких ворот, я покидаю салон и бреду по родной подъездной дорожке.
Справляюсь с кодовым замком, осторожно ступаю по бурому ковру гнилой листвы во дворе, поворачиваю ключи и в последний раз вхожу в свой огромный дом. Меня встречает могильный холод, сырость и запах плесени.
В просторной гостиной царит запустение — мебель вывезли, цветы в вазонах завяли, толстый слой пыли укрыл подоконники и пол.
Когда-то этот дом слышал наш детский смех, был свидетелем веселых шумных праздников, верил и надеялся вместе с нами, но не смог пережить утрату. После смерти мамы в его углах поселилась вязкая жуткая тишина.
Изо всех сил стараюсь держаться — расправляю плечи, прячу в карман темные очки и долго гуляю по притихшим комнатам. Нетронутыми остались лишь небольшая сумка с моими личными вещами и фотографии — стопка альбомов и пухлых бумажных пакетов под окном родительской спальни. Мама бережно сохраняла каждое мгновение нашей семейной истории, и кредиторы не посмели их забрать.
Забираю сумку, сгребаю альбомы в охапку и в странной эйфории покидаю мрачное угрюмое строение. Я давно не люблю этот дом и всегда искала повод из него сбежать. И вот — мечта сбылась, разве нет?
***
Октябрь я проживаю как во сне — улыбаюсь, зубрю лекции, не реагирую на смешки и токсичные шутки однокурсников и не плачу, хотя Катя каждую перемену норовит меня крепко обнять и пожалеть.
Я уверена: эта боль тоже пройдет, и даже умудряюсь часами утешать Женю, сорвавшегося в алкогольный штопор.
В квартире Артема есть все, что нужно для счастья, но сам он в последнее время предпочитает чиллить вне ее стен.
«Не надо так ее опекать. Это лишнее. Скажи ей, не тяни…» — фраза, оброненная его отцом в коридоре суда, не дает покоя, и в один из дней я с пронзительной ясностью осознаю, что именно Артем никак не решится до меня довести.
От стыда и собственной никчемности противно сосет под ложечкой, еда из чужого холодильника не лезет в глотку. Артем — красивый, успешный молодой мужчина, вынужден скитаться с дамами сердца по отелям, потому что пообещал Жене присматривать за мной. Кто я для него и почему все еще здесь?
Всю ночь ворочаюсь на неудобной кровати и закручиваю в узлы простыни. И вспоминаю Харма — мальчика из высшего общества, пославшего свои привилегии к чертям. Он машет метлой, поет на площади и в клубах, берется за любую работу, дает трудностям бой и остается самодостаточным.
Слишком долго в этой жизни все решали за меня. Пора прекратить цепляться за других, быть слабой и вечно нуждающейся в помощи.
Утром, едва разлепив глаза, отбрасываю одеяло и, как лунатик, в потемках шаркаю на кухню. В ней горит голубоватый свет и витает умопомрачительный аромат свежего кофе.
Артем пялится в смартфон, сверяя список дел с расписанием занятий, нетронутый напиток богов остывает возле разбросанных по столу бумаг.
Отодвигаю металлический стул, влезаю на него, отпиваю из чашки Артема и, подперев ладонями щеки, хриплю:
— Доброе утро.
— Рано ты… — удивляется он, но я удивляю его еще больше:
— Для важного разговора не существует такого понятия. Слушай, я знаю — ты всегда тяготился выбором родителей. Не поверишь, я — тоже. Я тебе не нравлюсь, сколько не пыталась тебя завлечь, а я никогда не смогу полюбить тебя. Давай расстанемся.
— Даже не заикайся! — раздраженно обрывает он, но я не унимаюсь.
— Ты пообещал брату, что позаботишься обо мне. Но тогда отец еще был на свободе! Теперь договоренности не действуют. Больше не имеет смысла создавать иллюзию отношений. Я давно выросла, Артем. Смотри. — Я встаю, отгибаю резинку пижамных штанов и демонстрирую ему черную надпись. — Вот так я развлекаюсь. Такая жена тебе точно не подойдет!
Лицо Артема каменеет, рот остается открытым, а в глазах отражаются злость, неприятие, возмущение и… облегчение.
Он не станет меня удерживать. И слава богу.
— Тот зумерок из клуба? Так и думал, что между вами что-то происходит… — Мой несостоявшийся жених откидывается на спинку стула, скрещивает на груди руки и прищуривается. — Он что-то сделал тебе, ведь так?
Отхлебываю кофе, грею пальцы о теплые бока чашки и беззаботно пожимаю плечами:
— Какая разница? Я люблю приключения. Ты тоже любишь развлекаться на стороне. Нас ничто не держит вместе, Тема. Ты мне ни-че-го не должен. Я хочу уйти.
Я до одури боюсь будущего, но, как только произношу эти заученные слова, уже знакомая странная эйфория накрывает волной. Освобождение и миллионы возможностей ждут меня впереди.
— Ладно, — неожиданно легко соглашается Артем, роется в бумажнике и вкладывает в мою руку банковскую карту. — Но сегодня же сними квартиру. Звони, если что-то понадобится. Наезды Женька переводи на меня — разберемся.
— Обязательно! — Я провожаю его до дверей и крепко обнимаю. Возвращаюсь в гостевую комнату, укладываю в чемоданы вещи и плачу навзрыд. Если бы у меня был именно такой брат, мы бы никогда не оказались в беде.
В последний раз смотрюсь в огромное зеркало в прихожей, потуже завязываю шарф, оставляю пластиковую карту Артема на полочке и отваливаю в свое прекрасное далеко.
Глава 25
Пластмассовые колеса верного чемодана гремят по асфальту, еще один — в руке — заставляет меня накрениться вправо. На плече болтается сумка с парой тысяч налички, любимыми мамиными украшениями во внутреннем кармане и смартфоном с десятком пропущенных от Кати — я прогуляла занятия.
С серого неба сыплется снежная крупа, по-зимнему студеный ветер обжигает щеки.
Покупаю в киоске газету бесплатных объявлений, укрываюсь от непогоды в остановочном павильоне и, потеснив недовольных бабуль, сажусь на лавочку.
Мне нужны жилье и работа — внимательно просматриваю все страницы и впадаю в отчаяние. Герои моих любимых фильмов бросали все и без труда начинали с нуля, но реальность обескураживает: оказывается, аренда приличной квартиры стоит очень дорого, а работы для студенток-второкурсниц в нашем городе попросту нет.