А дальше последовал такой взгляд, который не выдержала уже я.
– Ок, иди, – сдалась я.
Минут через пятнадцать он вернулся на свое место, и процесс продолжился. Ну, в какой-то момент мне показалось, что «Кузя вработался», терпеливо выводил подписи на каждой предложенной книге. Где-то на сотой книге прозвучало:
– Ланка, я уже ненавижу свою подпись.
Наблюдая за ним во время подписи, я не могла сдержать улыбки. При всем при том, что он жаловался на усталость руки, желание покурить и все прочее, на его лице играла едва заметная улыбка.
И это меня радовало. Внутри себя я ощущала, что это его вдохновляет, ну и где-то, похоже, даже забавляет.
А кипа книг все не уменьшалась, Юра подносил все новые и новые пачки. Видели бы вы, каким взглядом смотрел при этом на меня Кузя!!! Но я всего лишь смеялась в ответ и продолжала подавать ему наше детище.
На очередной книге, смотрю, появляется послание: «Лана, может, хватит подписывать?»
– Ну, ты даешь, Кузя, мог бы просто у меня спросить, – ответила я, подавая ему очередную книгу. Он только улыбнулся в ответ.
Тут на кухню зашел Олег с запеченными баклажанами. Сергей Борисович такие любит, и мама Олега специально их приготовила для Маэстро.
– Угощайтесь, пока есть, – сказал он, поставил перед нами тарелку и ушел к аппаратуре. Сегодня он работал над записью новой песни, посвященной памяти Юры Шатунова «Не верю я». Когда все принесенные Плотниковым книги закончились, он пошел за очередной партией, а мы с Кузей вышли в студию и попросили Олега сделать пару памятных кадров.
Идея фото принадлежат Сергею Борисовичу.
Оставалось еще порядка пятидесяти книг. Все чаще от Кузи слышалось:
– Ну, Лана, я тебя никогда не забуду. Столько книг я в жизни не подписывал.
И снова на очередной книге появилась оригинальная запись: «Как я устал».
Я посмотрела на Кузю. На меня глядело два озерца, которые улыбались сквозь усталость. Но было в этом взгляде еще что-то, едва уловимое…
– Ну, ты, Ланка, даешь! – почти шепотом сказал он и продолжил подписывать. К четырем часам вечера дело было сделано. Книги подписаны. Олегу оставалось их упаковать и отправить в Москву.
Ну, а мы собрались и, на радость Маэстро, поехали домой. Но до дома поехали в больницу. Олег, Юра и я еле уговорили Кузю наложить швы. Веский аргумент, которым бравировал Олег, был:
– У тебя глубокая рана, начнется воспаление, ты не сможешь отработать концерт. Пока не наложишь швы, в студии не появляйся. Работать не будем!
Маэстро ничего не осталось, только подчиниться.
Приехали в травмпункт. Швы на голову они, оказывается, не накладывают. Отправили в челюстно-лицевую хирургию. Там отсидели небольшую очередь. Нас встретил молодой врач. Расспросил, что случилось.
Я все рассказала. После его пригласили пройти в процедурный кабинет. На входе я сняла с него толстовку и обувь. Врач вопросительно посмотрел на Кузю, а у меня спросил:
– А кем вы ему приходитесь?
– Другом, – тихо ответила я.
– По всей видимости, уже не только, – вмешался в разговор Кузя, взглянул на меня своими огромными бездонными глазами и прошел на процедуру.
Из кабинета он вышел с 6-ю швами на голове. После отправили на КТ головного мозга. По результатам все было хорошо, внутренних гематом не было. От госпитализации он отказался. Уже на выходе нас позвали в регистратуру и попросили расписаться на каком-то бланке. Вот тут меня прорвало на смех. Это был 501-й автограф Кузи за сегодняшний день. Ну все. Домой.
После неплотного ужина, приготовленного Оксаной исходя исключительно из вкусовых предпочтений домочадцев, он пошел отдыхать. А я поспешила законспектировать сегодняшний день.
После часового отдыха Сергей Борисович вновь вышел в гостиную и, как обычно, потянулся за сигаретой. Сел в кресло и попросил стакан воды.
Принесенный стакан опустел мгновенно. Кузя проверил свой телефон и вопросительно посмотрел на меня:
– Ну, что, работаем? Что у нас там дальше?
– Скажи, Кузя, а что вы чаще всего вспоминали с Юркой при встречах?
– Запись песни «Тающий снег», – не задумываясь отвечает Кузя. – Вылавливаю Юрку где-то у катка. Он уже на коньках и с клюшкой. Я говорю: «Фонограмма готова? Готова! Пошли петь “Тающий снег”». Он говорит: «З@бал ты меня, Кузя, со своими песнями, дай мне поиграть с друзьями. Я уже на коньках». Я еле сдерживаюсь: «Ладно, заходи как хочешь, только давай споем». Первый дубль спел он насквозь. На коньках спел. Пару кабелей перерезал, когда заходил. Выходя, еще пару, зацепил. Как обычно, сказал: «Оно само» – и укатил на ледовый корт. А я потом еще долго приводил провода в надлежащее состояние.
Много разных историй было. Он заболел однажды, сильно простыл. Я пришел к нему в комнату, чувствую, температура совсем высокая, вызвали скорую, ну ничего, не забрали в больницу, так, дали таблетки. Лечился пару дней. Как-то работали в ДК «ТРЗ» в Оренбурге. Готовимся к выступлению. Он где-то, падла, взял поджиг, повредил себе руку. Говорю: «Какие тебе выступления теперь, давай в больницу!» А он: «Нет, я отработаю». Ну, он же такой товарищ, сказал нет, переубедить невозможно. Значит, нет!!! Вживую пел весь концерт, все три часа, а с руки даже не капала – лилась кровь на сцену. Отработали. Потом я его сразу в больницу повез. Ничего, несколько дней пролежал. Нормально все. Но эти дни в больнице для него были полной катастрофой. Там нельзя было курить! К выписке я принес его любимые сигареты. После выхода из отделения первым делом от души накурился и только потом направился в детский дом. Тут Сергей Борисович, который словно все это время находился в далеком прошлом, погруженный в события прошлых лет, вдруг спрашивает:
– Ланка, а ты замужем?
– Сначала развелась, а потом муж умер, – ответила я как есть.
– А дети есть?
– Да, сын, 24 года, а что?
– Да я так.
– Ну, ладно, поехали тогда дальше.
– Скажи, а своими переживаниями Юрка делился с тобой?
– Мы созванивались, он говорил: «Все за@бись, нормально работаем». Но самое главное его переживание последних лет было о том, что Разин, т. е. Криворотов, по документам сделал, что он, Юрка, принадлежит ему. Даже имя «Юра Шатунов» он не мог писать на афишах. Не говоря уже об исполнении хитов группы «Ласковый май», права на исполнение которых я как автор передал Васильичу. Вот за это он переживал очень сильно. Он чувствовал себя «рабом» Разина, и это очень сильно его угнетало. Как-то мне Аркадий звонит по телефону, говорит: «Юрка вообще п@дец, очень переживает за это». Ну, я Юрке перезваниваю в Германию, говорю: «Васильич, ты успокойся, все будет нормально». И оказывается, что все вышло нормально, все это разъяснили, в суде все опровергли. Слава Богу, хороший адвокат. Он суды все выиграл в начале июня.
Вообще в последнее время Юра еженедельно старался звонить Кузе и узнавать, как его дела. Разговоры чаще были веселыми, много шутили и смеялись. Вспоминали прошлое и размышляли о будущем.
– Знаешь, как-то Юрка позвонил мне, очень взволнованный такой, и сказал: «Кузя, прости меня пожалуйста. Я знаю, что очень виноват перед тобой, это из-за меня во многом у тебя так жизнь сложилась. Но я обещаю, я все исправлю». Не успел. Я ему сказал тогда: – «Я давно уже тебя простил».
Сергей Борисович сходил на кухню, принес себе яблочного сока. Сел на стул перед компьютером и включил видеозапись концерта в Оренбурге 15 февраля 2022 года. Там Юрка и он вместе.
На тот момент казалось, что так будет всегда. Сергей Борисович с тоской вглядывается в монитор:
– Как-то Юрка позвонил и сказал: «Мы приезжаем 15 февраля в Оренбург, работаем. Ты на клавишах будешь работать?» – «Ну да, конечно. Только мне тональности дайте, этих песен». И у меня просьба была Семку Розова на концерте поставить. Он сказал: «Без проблем». Работали мы в ДК «Россия». Встретились, обнялись: Привет, Васильич!» У него своя гримерка, у меня своя. Вообще, это довольно сложная тема. Другим так кажется – друзья, поклонники и т. д. Нет, все это довольно сложно. Тогда Разин собирался приехать на этот концерт, но, слава богу, обошлось. Он продал в Америке все мои песни под своим авторством, т. е. там автор он. Как только ему это удалось – не знаю как. Если я написал свои песни, почему другой человек должен быть автором?
Кстати, вот по этому поводу есть комментарий моего адвоката Рината Масягутова:
Всем известен Сергей Кузнецов, автор песен и основатель музыкально-вокальной группы «Ласковый май», многим известны его проблемы относительно правообладания на песни «Ласкового мая» и о том, что он уже много лет судится с гражданином «Р» по поводу прав на такие популярные песни, как «Белые розы», «Седая ночь», «Розовый вечер» и еще 24 песни».
Эта песенная проблема была темой многочисленных передач, интервью, публикаций в прессе, в том числе телевидения: 1 канала в передаче «Человек и закон», на канале НТВ в передаче Л. Закошанского, РТР в «прямом эфире», РЕН-ТВ и других телеканалов.
Многие знают фабулу их спора. Коротко напомню: Промышленный районный суд г. Ставрополя 21.12. 2005 году присудил гражданину «Р» исключительные права на 27 песен, автором которых является Кузнецов Сергей Борисович. В суд гражданином «Р» была представлена ксерокопия договора, который он якобы заключил в 1992 году с Кузнецовым, согласно которому Кузнецов передал господину «Р» права на использование 27 его песен.
Забегая вперед, отмечу: оригинала договора в природе не существовало, т. к. гражданин «Р» заявил, что оригинал договора у него украли, а судебная экспертиза в 2017 году установила, что подпись от имени Кузнецова в упомянутой ксерокопии договора не принадлежит Кузнецову. Но все по порядку.
Если Кузнецов в 1992 г. передал гражданину «Р» права на использование своих песен, почему тогда Разин не имел правообладания на эти песни все это время с 1992 года, а решил получить правообладание на песни только в 2005 г. И зачем нужно было в судебном порядке узаконивать права на песни, если существовал подписанный договор между ними?