К ночи улицы, как в пустыне.
Все безлюднее с каждым часом.
Снег, он этому рад
Белый город от вьюги стынет,
отдавая ей свет и краски,
Чтоб дожить до утра…
Подходя к обыкновенной совковой двухэтажке, к которой меня направили Юркины друзья, я решил, что в песне вьюга должна покинуть город, несмотря на то что она, как мне казалось, даже набирала обороты.
Я позвонил в указанную мне квартиру. Дверь открыли две девочки, по всей видимости, двоюродные сестренки Васильича. Спрашивать, здесь ли Юра, не было смысла. Из комнаты доносился звук гармошки. Шатунов мне рассказывал, что еще с очень маленького возраста полюбил гармошку и научился на ней играть. Я поздоровался с сестричками, и на мой голос выглянул из комнаты Васильевич:
«О, Кузька, привет!» – по голосу я понял, что он очень рад меня видеть, и даже следующая фраза «ты че?» не показалась мне бесцеремонной. Мне так и хотелось сказать: «Да, вот вьюгу над Тюльганом решил разогнать!» – но побоялся вспугнуть песню и сказал просто: «Собирайся, поехали… Надо отработать дискотеку…»
Мы поехали. Автобус был наполовину пустой, но в салоне было тепло и уютно, хотя метель за окнами ни капли не успокоилась. Я еще раз взглянул на небольшой городок. Несмотря на свой не очень доброжелательный прием, он уже не казался мне таким негостеприимным. А в голове вновь понеслась вереница слов. Похоже рождаются очередные строчки будущей песни.
Но закончится ночь, и вьюга
Незнакомый оставит город,
Зло истратив сполна.
И увидят дома друг друга…
Вернувшись в интернат, мы отработали дискотеку для интернатских гостей. Через день после этого Юрка очень сильно заболел. Высоченная температура, ужасная слабость уложили его в постель.
Из дома для него я привез мед, варенья, лимоны. Всем этим его вскормил. Дал лекарства, чтобы сбить температуру. Васильевичу стало полегче, и он уснул. И только после этого сел и дописал «Метель в чужом городе». Много репетировали с Юркой. Кстати, теперь он это уже делал с большим удовольствием. Когда заканчивались репетиции, я пытался вытащить Васильевича куда-нибудь в центр. В театр, кино. Это тоже было проблемой. С удивлением я обнаружил, что Юра очень домашний. Примерно через два с половиной месяца песня была полностью готова. Очень домашним, теплым оказался и сам Сергей Борисович. От него исходили такой уют и гармония, что тебя окутывало некое спокойствие и ощущение какого-то необъяснимого счастья.
Поскольку на завтра был запланирован визит в клинику на обследование, мы оставили на время работу над книгой, и каждый, немного позанимавшись своими делами, чуть раньше обычно отправился отдыхать.
Щебет птиц на моем будильнике известил меня о начале нового дня.
Я открыла глаза. В доме стояла тишина. Быстро поднявшись, прошла к Сергею Борисовичу. Обычно в это время он уже на ногах. Сейчас он находился в своей комнате и даже не поднялся с кровати.
Увидев меня, Кузя подозвал к себе и попросил помочь ему. Оказывается, у него начались сильные боли в спине, и каждое движение давалось ему с трудом.
– Давай вызовем врача, мало ли, что это может быть, – предложила я ему.
– Какой врач! Такое у меня бывает, – пояснил Сергей. – Ничего страшного, пройдет.
– Кузя, нам через час надо быть на обследовании, что же делать, – спросила я. Он только пожал плечами.
Я позвонила в клинику и попросила перенести все приемы на послеобеденное время в надежде, что ему полегчает и мы все же сможем пройти так необходимое ему обследование.
В этот момент открылась входная дверь, и в квартиру вошла миловидная женщина лет сорока. Блондинка с невероятно добрыми глазами и очаровательной улыбкой.
– А, Оксана, привет. Проходи, – поприветствовал ее Сергей.
Оксана приветливо улыбнулась, поздоровалась с Сергей Борисовичем, со мной, быстрым движением сняла куртку и поспешила к Валентине Алексеевне, которая уже ожидала свою помощницу. Оксана приходит утром, готовит семье, помогает по дому и после обеда уезжает заниматься своими детьми. Их у нее четверо. И каждому нужно уделить время.
Пообщавшись с Валентиной Алексеевной, она прошла на кухню, где и состоялось наше с ней знакомство.
– Вам кофе сделать? – спросила она.
– Да, спасибо, – сказала я и присела за стол.
На тот момент мы заочно уже с ней были знакомы. Я знала о ней как о помощнице, а она знала обо мне. Мы часто общались с Кузей по скайпу, Оксана нередко была свидетелем этих разговоров.
Поскольку второй целью моего визита было здоровье Сергея Борисовича, мы подробно с ней обсудили этот момент, в том числе и его сегодняшнее состояние. Я передала результаты анализов, которые мы успели к этому времени сделать, и рекомендации докторов по обследованию, необходимых для поиска причины очень плохих показателей. Далее перешли к обычной беседе. Естественно, я завалила ее вопросами. Ангелом-хранителем Кузнецовых Оксана является уже больше трех лет. Именно Ангелом-Хранителем! Ведь на ней лежат все хлопоты о благополучии и здоровье этой семьи. Как она сама говорит, стала ухаживать за престарелой мамой Сергея Борисовича, а Сережа достался ей в придачу и стал практически ее пятым ребенком. По зову сердца, душевной доброте эта женщина в любой час дня и ночи готова прийти к ним на помощь, порой даже в ущерб своей семье. Все самые важные и ответственные дела здесь доверяют исключительно Оксане. Настроение своих подопечных она улавливает еще с порога. Каждый жест, мимика, каждое сказанное слово указывают на настрой домочадцев. Оксане важно, чтобы в доме всегда было гармонично и спокойно, и она делает все для этого. В ход идут разговоры и вкусная еда. Кузнецовы любят вкусно покушать и поговорить по душам.
– Я уже привыкла, – говорит она. – И Сергей, и Валентина Алексеевна мне уже родными стали.
И сами Кузнецовы без нее свою жизнь уже тоже не представляют. Для Сергея Борисовича Оксана настоящая отдушина. Ведь он ведет достаточно замкнутый образ жизни. Почти никуда не выходит. Мало с кем общается. Престарелая мама требует к себе большого внимания, Сергей постоянно находится с ней рядом. Поэтому прихода Оксаны Сергей ожидает с нетерпением. С ней он может поговорить на любые темы, обсудить любую свою проблему. Вообще ей достается многое, в т. ч. и оберегать Маэстро от назойливых поклонниц, которые, узнав его адрес, пытаются пробраться к нему в дом под любым предлогом, без приглашения и предупреждения.
– Ох, сколько их тут было, – смеется Оксана, – и по-хорошему пыталась отвадить, особо непонятливых и по лестнице спускать приходилось. Всякое было.
Тут Оксана встала, и со словами: – Ой, Лана, я чуть не забыла – вышла в коридор. – Ринат (прим. автора – адвокат С. Кузнецова) передал Договор по книгам. Нужно его подписать и один экземпляр оставить Сергею.
Вернулась она с Договором в руках и ручкой. Я его подписала и один экземпляр вернула ей.
Пока мы с ней общались, она успела сварить суп и приготовить второе. С приготовленным завтраком Оксана пошла к Валентине Алексеевне, а я к Сергею Борисовичу.
– Ну, раз у нас обследование пока отложилось, вернемся к работе над книгой? – поинтересовалась я.
– Да, давай, на чем мы там остановились? – спросил Сергей.
– Давай поговорим немного про ваш репертуар, проблем не возникало? Все-таки Юра пел необычные для того времени и его возраста песни?
– Возникали, конечно, и еще какие… – Кузя смеется. – Помню, на дворе стоял март 1987 года. Перед районным смотром художественной самодеятельности Тазикенова говорит: «Кузя, от вас нужна песня». Ну хорошо, сделаем. С Васильевичем решили исполнить «Лето», «Тающий снег» и впервые хотели отработать «Метель». Приехали. А смотр, как выяснилось, посвящен очередной годовщине отца пролетариата – Ленину. Опаньки! Где наши песни и где Ленин! «Лето» и «Тающий снег» мы еще исполнили.
«Метель» исполнить нам уже не дали. Тазикенова вызвала к себе и буквально на меня обрушилась: «Сережа, что за ерунду вы спели? Есть столько хороших песен, задорных, пионерских. Почему вы только свое поете? Не послушались… Теперь уже на себя пеняйте! Завтра на работу можете не приходить. Вы уволены». Ну так и так! Я точно знал, что без работы не останусь. Предложений было много. Да и Юрка всегда будет со мной. Почему-то это я знал наверняка. Ну вот, так получилось, что 31 марта 1987 года «Ласковый май» распался в первый раз. Получается, виной репертуар. И пошел я работать в ДК «Орбита». Славка Пономарев и Юрка все так же приходили ко мне на репетиции.
Сергей Борисович все еще улыбался от воспоминаний:
– Потом, через какое-то время, меня снова пригласили работать в интернат, но теперь я уже работал по полставки и там, и там. Так мне было удобнее. Я снова был с Юркой на одной территории. В блокнотике у меня до сих пор есть запись «12.09.87 – Второй день рождения ЛМ». Мы репетировали новые песни. Как-то Юрка у меня спросил: «Кузя, а почему ты про технику песен не пишешь? Например, про картинг… Вжжих, вжжих, резкий поворот… Крепче за баранку держись… А?» Юрка очень любил картинги, даже больше, чем хоккей. У него был свой, и рассекал он на нем классно… «Я не люблю эту тему, – ответил я. – Техника развивается, через несколько лет она будет совершенно другой. А то, о чем я пишу, останется надолго, навечно. Я не хочу, чтобы через десятки лет мои песни выглядели так, как сейчас выглядят песни 50-х годов…» – «Ты думаешь, твои песни будут и через десятки лет?» – «Вряд ли. Но очень хочется… И все зависит от нас». Я по-прежнему проводил дискотеки для ребятишек.
И какое-то время Тазикенова будто меня не замечала. Относительно спокойный период длился аж до февраля 1988 года. А в феврале произошло два заметных события в судьбе «Ласкового мая».
Я все мечтал выпустить свой альбом. Ведь песни-то уже были? Были! Мы их сделали для того, чтобы провести новогодние дискотеки в интернате. И какие-то заготовки уже были. Была готова фонограмма с песнями «Белые розы», «Я откровенен только лишь с луною», «Пусть будет ночь», «Снова седая ночь», «Лето». Оставалось только наложить голос.