The Great Emergence). — Примерно каждые пятьсот лет наделенные властью структуры институционального христианства, какими бы они ни были, превращаются в невыносимый панцирь, который необходимо разбить, чтобы произошло обновление и новый рост».[65]
Последняя «гаражная распродажа» произошла в шестнадцатом веке вместе с Великой реформацией; за пятьсот лет до этого был Великий раскол; а пятьсот лет до этого переносят нас в шестой век к падению Римской империи и наступлению Темных веков (раннего Средневековья). Каждый раз, когда история переживает раскол, возникает новое воображение, и вера распространяется драматическими путями.
Хотя я не специализируюсь на математике, согласно тезису Тикла, мы снова находимся на пятисотлетней отметке, поэтому многие тектонические сдвиги и разломы в двух, казалось бы, совершенно разных версиях западного христианства имеют смысл. Я точно вижу это в евангелическом христианстве, в то время как Второй Ватиканский Собор предполагает аналогичные разломы внутри католицизма.
Я хочу сказать следующее: мы не первая культура или поколение, настойчиво продвигающие духовные формы нашей системы веры. Не бойтесь. Мы не способны сделать так, чтобы Иисус умер. Я верю, что Он выживет. Мы — лишь крошечное пятнышко в огромном созвездии людей, пытающихся понять Господа на протяжении всей истории. (Верующий посетитель синагоги двухтысячелетней давности был бы поражен любой нашей современной церковью.) Вера надежно устойчива; она кочует от поколения к поколению, меняя облик, но каким-то образом сохраняя суть.
Итак, начнем с этого: если у вас есть какие-то духовные вопросы; если что-то из того, чему вас учили, во взрослой жизни не дает покоя; если вы даже рассматриваете другую перспективу, интерпретацию или опыт, — вы можете свободно присоединиться к рядам всех серьезных христиан до вас. Вы находитесь в хорошей компании. Не стыдитесь своих поисков. Вопросы исторически пугали систему, потому что любые сомнения угрожают структурам власти. Более того, большинство людей просто хотят быть верными, а если кто-то оспаривает догматы, это дает возможность предположить, что мы неправы или, возможно, ограничены в знаниях.
Разобравшись с Библией и всеми ее учениями, мы чувствуем себя дезориентированными, когда кто-то другой настойчиво навязывает свои выводы. Мы от природы не умеем работать в этом пространстве. Зрелость позволила бы нам оставаться открытыми и любопытными, но мы хрупкие, испуганные, странные маленькие люди, которым и так приходится нелегко. Разве нельзя просто согласиться с одной чертовой истиной?
Стоит обратить внимание и на то, касаются ли ваши вопросы структуры (это важно и заслуживает внимания) или интерпретации (то же самое). Ваши вопросы относятся к церковной политике и системе? Или к богословию и Иисусу? Очевидно, что вопросы пересекаются, поскольку богословие определяет структуру (исключительно мужчины руководят лишь в определенных кругах и только потому, что считается, будто так велела Библия). Тем не менее вы можете выбрать конкретные вопросы и тщательно их изучить.
Послушайте, ни один здравый человек никогда не сможет определить единственную правильную веру. Это просто абсурд. Только протестантских конфессий насчитывается более девяти тысяч. Существуют вариации каждой практики, каждой литургии, каждой интерпретации, каждого организационного принципа, каждого духовного выражения, каждой структуры руководства. Конечно же, большинство ключевых лидеров будут ссылаться на Библию как на свою настольную книгу, находя в ней подтверждение своим практикам. Это легко сделать. Часть Библии странная, и вся она написана в древнем ближневосточном контексте. И как только определенная группа придает любому разделу современное значение, становится удивительно трудно представить его по-другому. Вы начинаете верить, что святой Павел хотел сказать что-то значимое об использовании барабанной установки на воскресном богослужении.
Итак, в плане организации церковных принципов я придерживаюсь почти всех свободных взглядов. Хоры, группы, одночасовые службы, четырехчасовые службы (черные друзья, я люблю вас, но я голодна и готова к обеду), литургия, причастие — все это на выбор. Это вопрос предпочтений; здесь нет правильного и неправильного. Если вы находите Господа в церкви, что ж, зажигайте свечи, сестры. Если вы предпочитаете демонстративную группу Hillsong и пастора в рваных джинсах — действуйте! Если вам нужна маленькая деревенская церковь, состоящая из бабушек и традиций, то это место ждет вас.
Обратите внимание на следующие вопросы:
Является ли конкретная церковь местом духовного расцвета? Наполнена ли она Благой вестью? Все ли могут участвовать, служить и руководить? Не оставляет ли эта организация без внимания целую группу людей? Может ли кто-то пострадать в силу политики церкви? Одержима ли церковь Иисусом? Если человек не находится в безопасности на своем месте — защищенным, лелеемым, уважаемым, способным внести свой вклад, — тогда эта церковь порождает смерть, а не жизнь. Мне все равно, насколько она красива, отполирована или популярна. Спросите любого, кто пострадал от такого управления. Но если существует возможность для процветания всего человечества; если двери Иисуса широко открыты для всех; если руководство отмечено смирением — я предлагаю вам ухватиться за эту группу и держаться за жизнь.
Церковь стала источником моей самой большой печали и самой большой радости. По воскресеньям в нашей маленькой церкви в Южном Остине я смотрю на чудаков из всех слоев общества, с радостью служащих городу и любящих друг друга, и просто не могу сдержать слезы радости. Мы с Брэндоном основали церковь в 2008 году, и она остается одной из самых больших любовей в моей жизни. Я могла бы написать тысячу страниц о том, как мы терпели неудачи и восстанавливались. Так что вы не услышите от меня, что хорошая церковь — это та, где никогда и никто вас не расстроит, где никогда не ошибаются. Я не верю, что такая церковь вообще существует. Вопрос в том, что делает церковь в том случае, если причинила вам какую-то боль? Признает вину, извиняется, исправляет ситуацию или отворачивается? Если ваша церковь знает, что делать, значит, вам повезло.
Ваши вопросы могут быть связаны с теологией, с тем, во что вы верите. И снова вы вступаете в ряды великого множества свидетелей, которые на протяжении тысячелетий настойчиво обращались к Писанию. В этой трудной работе я отдаю должное вашей верности. Недоумевающие христиане нередко считают, что борьба с богословием указывает на слабость и непослушание, но милые мои, это неправда. Я отвергаю это обвинение за вас, за себя, за церковь. Наши вопросы не означают ничего подобного; они свидетельствуют о сердце, ищущем истину. Каждый раз, когда мы с Брэндоном пересматривали какой-либо принцип, мы руководствовались Писанием, убежденные в том, что в Иисусе была жизнь. Но если мы видели смерть вокруг определенного толкования, значит, нам стоило углубиться в Библию.
«В Библии все понятно», — так говорят люди, обсуждая сложные темы. Это и есть эффектное завершение любой дискуссии, защита от напряженных моментов, когда наши интерпретации либо причиняют очевидный вред, либо бросают вызов преобладающему мнению. Правда в том, что Библия — это не справочник, не церковное руководство или список правил. Мне потребовалась вся моя жизнь, чтобы это понять.
«Христиане и иудеи всегда „переосмысливали“ Господа — адаптировали священное прошлое, чтобы обнаружить присутствие Бога здесь и сейчас», — пишет Пит Эннс в книге «Как работает Библия» (англ. How the Bible Actually Works).
Процесс адаптации заложен непосредственно в христианскую Библию, Ветхий и Новый Заветы. Библейские авторы приняли на себя священную ответственность за использование мудрости при работе с их священной традицией. Так же и мы — всегда с уважением относимся к прошлому, но никогда не предполагаем, что нам суждено воссоздать его и жить в нем. Мы всегда связаны с древней традицией, но не ожидаем, что она проделает за нас всю тяжелую работу… Мы рассматриваем Господа и веру не с высокого места, свободного от наших пут, но с точки зрения разума, опыта, традиции и Писания.[66]
Научиться различать, что является вечным, а что считается продуктом нашего собственного контекста, — это более сложная работа, чем принимать любое толкование на веру. Это лишает нас уверенности, от чего в груди сжимается сердце. Если религия когда-либо о чем-то и договаривалась, так это об уверенности каждого поколения в ее истине. Инакомыслящих редко ценят до тех пор, пока они не умрут, а их голоса с периферии не окажутся правдой.
История положительно относится к мужеству Иисуса, Авраама Линкольна, Ганди, Медгара Эверса, Мартина Лютера Кинга-младшего, Харви Милка и в целом миллионов женщин, которые оспаривали патриархат (вот только сообщества и современники их за это убивали). Если вы возражаете против связи гражданских борцов с библейскими борцами, пожалуйста, помните, что Библия использовалась для оправдания нарушений прав человека с момента ее канонизации, включая каждую несправедливость, против которой выступали борцы за свободу. Это считалось нормой, пока не стало очевидно, что это не так. Оглядываясь назад, можно увидеть дугу моральной справедливости, но на сегодняшний день — нет.
По моему опыту, женщин мучают духовные вопросы и теологические сдвиги, но они слишком напуганы, чтобы спросить. Угроза отлучения, возмущение семьи, неприятие общины и даже искренний страх оказаться неправой заставляют многих женщин молчать. Это определенно одно из несоответствий между нашими внутренними убеждениями и внешними заявлениями.
Я хочу признать эту любознательность законной. Ответы на вопросы включают в себя возможность потрясений. Я очень сопереживаю этому процессу и высоко его ценю. Сама я подсчитала все риски и пошла на них, пускай ставки и были высоки. Когда вы переосмысливаете веру, толкование, когда вы рассматриваете другую церковь или целую конфессию, когда вы проявляете любопытство к новой библейской науке, то это создает рябь в уже построенной духовной жизни. Я понимаю принуждение похоронить свои вопросы и молчать.