Как только она погрузилась в беспокойный сон, с горящими глазами я вернулась в школу. Мы — первые и лучшие защитники наших детей; я научилась этому у своего отца, который к моим врагам относился точно так же, как и к своим неприятелям и как к неприятелям Господа. Сожалений администрации школы по поводу коварной формы целенаправленной травли было недостаточно. Мне нужно было услышать дальнейшие шаги, гарантии значимой дисциплины, обсуждение профилактики в школе, где ученики из числа меньшинств составляют 60 % всего коллектива. У меня самый длинный из всех возможных предохранителей, но если вы связываетесь с одним из моих детей, выплескиваете расизм на их юные души, поверьте, я превращусь в Женщину-Халка.
Мою защиту встретили с большим сочувствием, потому что такая травма немыслима для «одной из наших» (до совершеннолетия она получила встроенный защитный покров моей белизны). И хотя между тринадцатилетним ребенком, которого разлучили с матерью на границе, и моим тринадцатилетним ребенком, который думал, что станет таким же, нет ни единой значимой разницы, моя лента в соцсетях была забита возмущением:
• «Пусть они все живут с тобой, и тогда мы увидим, насколько тебе не все равно!»
• «Они должны были остаться в своей стране!»
• «Наконец-то жесткие меры на границе!»
Будьте готовы: тонна пропагандистской работы вызовет критику.
Мы живем в разнообразном мире с противоречивыми представлениями о том, как им управлять, как распоряжаться, как ему служить и как там жить. Наш опыт создает различные источники сострадания. Наше окружение формирует восприятие, политику и интересы. Мы придерживаемся разных мировоззрений. Один человек считает, что систему нужно укрепить, а другой — что ее нужно разобрать до основания. Поэтому я научилась концентрироваться на том, за кого и за что я выступаю, и гораздо меньше обращать внимания на неодобрение. Концентрация на критике создает побочную энергию, которая отвлекает от задач и не приносит никакой пользы. Вместо того чтобы спорить и защищаться, умолять и уговаривать или пытаться убедить и переубедить критиков, я благословляю и отпускаю их. Идите с Богом, и пусть Он благословит вас на вашем пути.
Сестры, это действительно возможно. Вы не обязаны участвовать в каждом споре или защищать свое сострадание. Сюрприз! Вы можете просто оставить все как есть и продолжать выполнять работу. Никто не умрет. Даже вы! На минуту может показаться, что наступила белая горячка, но потом снова взойдет солнце и жизнь продолжится. Не отвлекайтесь от людей, которым вы служите, от проблемы, которую вы обсуждаете, от нужды, которую вы решаете. Впереди еще много работы. Вперед! Жизнь коротка.
Внутри здоровой защиты царит жизнь! Посмотрите на всех людей, которых волнует одно и то же! Посмотрите на удивительный импульс вокруг вашей общей работы! Слава Богу, что вы и все сострадательные люди работаете над тем, чтобы сделать мир добрее, безопаснее, справедливее, красивее. Не забывайте о том, сколько замечательных людей участвует в этой гонке вместе с вами, поддерживая вас. Вы можете оглядываться на тех, кто пытается тянуть вас назад, но вся ваша лучшая работа еще впереди. Смотрите только вперед, дорогие. Это и есть ваш путь.
Существует миллион творческих путей, позволяющих работать с состраданием. Некоторые из них заложены в политике, законодательстве, политическом активизме. Другим помогает волонтерство, повышение осведомленности, увеличение количества рабочих рук. В других — сбор средств, пожертвования. Не говоря уже о пропаганде через близость, совместное времяпрепровождение, прикосновение человеческой доброты (женщины из моей церкви проводят день в неделю вместе с иммигрантами и беженцами; они просто едят и играют в карты, потому что эти женщины невероятно одиноки). Простая старомодная любовь все еще очень сильна.
Вот пример: в прошлом году во время Прайд-парада в Остине наша маленькая церковь взяла пример с Mama Bears, онлайн-группы поддержки тысяч христианских матерей детей ЛГБТ. Ее основала Лиз Дайер, а продвинула Сара Каннингем, основательница движения Free Mom Hugs. Все было просто: мы сделали плакаты, футболки и шляпы, которые выглядели примерно так же профессионально, как на митинге в средней школе, и на них было написано следующее:
БЕСПЛАТНЫЕ МАМИНЫ ОБЪЯТИЯ.
БЕСПЛАТНЫЕ ПАПИНЫ ОБЪЯТИЯ.
БЕСПЛАТНЫЕ ОБЪЯТИЯ СЕСТРЫ.
БЕСПЛАТНЫЕ ОБЪЯТИЯ БАБУШКИ.
БЕСПЛАТНЫЕ ОБЪЯТИЯ ПАСТОРА.
И мы стояли по обе стороны парада, протянув руки, и ждали, чтобы обнимать людей, как будто это была оплачиваемая работа. И когда я говорю «объятия», я имею в виду те, которые мама дарит своему любимому ребенку: крепкие, как в тисках, слишком долгие (маме позволено все, приятель). Наши объятия никогда не пустовали. Мы «счастливо обнимались» с кучей людей, но десятки раз я замечала, как кто-то из участников смотрел в нашу сторону, щурился на футболки и плакаты и бросался в наши объятия. Это были дорогие сердца, которые говорили:
• «Мне этого не хватает».
• «Моя мама больше меня не любит».
• «Мой папа не разговаривает со мной уже три года».
• «Пожалуйста, обнимите меня еще раз».
Можно только представить, что «Пасторские объятия» делали с людьми. Поэтому мы снова и снова говорили им, что они невероятно любимы, нужны и ценны. И мы обнимали их до тех пор, пока у нас не отваливались руки. Вот что мы делаем. Вот для чего мы здесь. После нескольких часов, проведенных под летним солнцем, мы все вернулись домой, покрытые блеском, потом и более чем несколькими слезами.
Как я уже говорила, простая старомодная любовь все еще очень крепка.
В нашем суровом мире никогда не может быть слишком много защитников, выступающих в поддержку друг друга. Вы нужны нам. Вы слышите зов в своем сердце? Прислушайтесь к нему. Дайте ему энергию, дайте ему жизнь. Объединитесь с единомышленниками, у которых такие же внутренние толчки, и отправляйтесь создавать хорошие дела. Вбейте свой кол в землю: «Мне это небезразлично. Я верю в возможность достижения целостности. Я полностью согласна. Я готова бороться». Не прячьтесь и не уклоняйтесь. Не слушайте критику и мнения. Просто передавайте свое сострадание через работу, которая важна для людей. Они заслуживают добра, как и все остальные. Вы не пожалеете об этом. Создайте свое собственное наследие. У вас будет хорошая история, которую вы сможете рассказать своим правнукам.
Я так рада разделить с вами пространство, сестры.
Зашнуруйте ботинки! Ваш ждет собственный марш!
Как я взаимодействую
Глава 11. Я за открытость
Пару лет назад мы с моей лихой подругой Николь Нордеман и веселой бандой нарушителей спокойствия объединили усилия и отправились в тур, который получил название Moxie Matters Tour. Целых полтора года (это значительно превысило сроки годности других туров) мы колесили по стране. Никто не говорил нам, что делать. Нас было девять человек, и большую часть тура мы провели в автобусе, лежа на койках. Я назвала его двухъярусным гробом. Этот тур навсегда останется одним из величайших воспоминаний в моей жизни.
Отправляясь в столь долгое путешествие в очень узком кругу, вы невольно обзаводитесь историями, рожденными из суровой, неприукрашенной честности. Мы были абсолютно честны около семи с половиной минут, а потом просто не смогли остановиться. В один из моментов наш гитарист Ноа, один из моих любимых людей, выслушав историю менеджера Крисси, кивнул: «Теперь все понятно, — сказал он. — Я знал, что ты играешь в софтбол из-за бедер». Когда хор женщин закричал: «НОА!», он любезно пояснил: «Я не имел в виду задницу. Я говорю о БЕДРАХ». (Тот же Ноа спросил нашего индийского звукорежиссера Стивена: «Скажи, у вас, у индусов, тоже зубы становятся фиолетовыми, когда вы пьете красное вино?» На что Стивен холодно ответил: «Нет. У нас иммунитет». ГЛУПАЯ ШУТКА.)
В туре мы много откровенничали. Что-то мы рассказывали сами, а кое-что слышали от посетителей. Большинство историй оказались прекрасными, сердечными, добрыми. Женщины делились личным опытом, секретами, победами. Мы до сих пор о них говорим. Другие делились… иными способами. Например, одной из наших любимых частей тура стала дружеская встреча после каждого шоу. Это был бесконечный источник взаимосвязи и любви. Женщины брали нас за руки, наклонялись к нам, чтобы сказать что-нибудь невероятно доброе или важное. Мы с Николь в совокупности служили женщинам целых пятьдесят лет, так что за это время мы обзавелись целой тонной историй. Одним незабываемым вечером одна из женщин вышла вперед, положила руки на плечи Николь и со слезами в глазах сказала: «Ваша музыка помогла нам зачать ребенка».
Послушайте, я не автор песен, поэтому мне не известно, каким именно образом христианская музыка вдохновляет слушателей, но очевидно, это открытие шокировало Николь, потому что мы обе стояли с застывшими улыбками и просто моргали. Я не уверена, что Николь предполагала, будто из песни The Unmaking («Разрушение») когда-нибудь получатся дети. Эту информацию нужно было переварить. Я немного сжала руку Николь, и она наконец-то ответила: «Я… Я еще никогда не слышала подобного. Я так рада, что… смогла помочь вам… таким интересным способом». Я не осмеливалась на нее посмотреть, потому что если бы наши взгляды встретились, мы бы точно облажались. Когда мы добрались до лифта двадцать минут спустя, двери закрылись, мы посмотрели друг на друга, а потом рыдали от смеха целых десять минут. Подвиньтесь, Лютер Вандросс[71]. Христианская музыка белой женщины стала новым хитом для сексуальных утех.
Правда — это что-то невероятное. Иногда она способна шокировать, иногда — обескуражить, но я все равно испытываю гордость всякий раз, когда становлюсь свидетелем, как кто-то выкладывает все начистоту. На первый взгляд честность — это простое человеческое ожидание. Когда мы учим наших детей быть честными, мы одновременно подразумеваем и обратную сторону истины: «Не лги». Большинство из нас считают себя людьми, которые высоко ценят правду. Однако мы уже почти дошли до конца этой книги, и в каждой главе рассматривается вопрос, потребность или желание, где мы откровенны не до конца. Ложь бывает открытой, пассивно-агрессивной, тайной, отрицаемой, и на самом деле мы регулярно с ней сталкиваемся. Мы любим говорить правду, за исключением тех случаев, когда мы этого не делаем. Мы практикуем правду, за исключением тех случаев, когда мы этого не делаем. Мы требуем правды, за исключением тех случаев, когда мы этого не делаем. В этом нет ничего странного, потому что эта черта присуща всему человечеству.