– А где она живет-то? – пробурчала тетя Женя.
– Да неважно… в общаге… студентка…
– А-а! – торжествующе протянула тетя Женя. – Тогда все понятно! По квартире своей соскучился! Ясное дело, общага – это тебе не трехкомнатные хоромы! Небось, и туалет общий?
– Да-а, общи-ий, а ты же знаешь, у меня с мочевым проблемы-ы, – причитал Игорь Яковлевич. – Ну, бес попутал, Жень, прости, в первый и последний раз…
– В первый? – иронически спросила тетя Женя. – Что-то очень сомневаюсь!
– Ну, в после-едний… Жень! Умоляю-у!
Мы с тетей Женей все смотрели на Игоря Яковлевича. Леха совсем побелел. Голубые глаза Юли были распахнуты так широко, что казалось, небо в окне отражается в них… Все-таки она ничего. Хотя сейчас-то это точно совсем ни при чем… Иногда совсем в неподходящее время лезут разные такие мысли…
Игорь Яковлевич выл все тише и наконец затих.
– Вставай, – бросила тетя Женя.
Игорь Яковлевич покорно встал, кряхтя и отряхивая брюки.
– Мятый-то какой, господи… Что ж тебя «зайка» твоя не отгладила? Или не успела, и ты теперь уже от нее бежал так, что пятки сверкали?
– Жень…
– Ладно. Бегун. На короткие дистанции… Значит, так. Я тебя не простила. Но – квартира твоя. Сын – тоже твой. Выгонять пока не буду. Спать будешь в кухне на диване. Разговаривать с тобой не собираюсь. Только по делу. Пока все.
И тетя Женя гордо удалилась на кухню.
Включила там чайник.
По всему было видно, что она, несмотря ни на что, рада, или, по крайней мере, чувствует себя победительницей.
Игорь Яковлевич тоже поплелся на кухню.
Сел там на другом конце стола и, виновато опустив голову, стал ждать чая.
Леха тихо сказал мне:
– Ты извини, что у нас так все… Мы и сами же не знали…
Чего это он вдруг такой добрый, подумал я.
– Пойдем на улицу, я тебя нарисую, – вдруг предложил он.
Леха с Юлей сидели на карусели. Юля сзади приобнимала Леху, положив голову ему на плечо, а он, держа альбом и периодически поглядывая на меня, рисовал мой портрет.
Я позировал как дурак. И снова думал. Думал про историю Вити Свешникова, как ему не повезло с папой, но зато мама стала теперь доброй. И нет худа без добра, может? Как мама моя говорит… И про Юлю с Лехой думал. Что Юля все-таки странная, зачем она мне в любви призналась? А теперь опять с Лехой милуется… Или просто боится его, или боится потерять богатого жениха – ну, в будущем… Или ей его жалко?
Может, она и в меня от жалости влюбилась. Ну как же, у меня же отец умер… И мы с мамой живем не в большой квартире в центре Москвы, а на маленькой станции в маленькой квартирке… Но мне и даром не надо этой Москвы, если честно. Мне и у нас хорошо. Я вообще большие пространства не люблю. Как-то с рождения привык жить в маленьких, вот и не люблю…
И снова думал. Про тетю Женю, теперь довольную, наверное. И про Игоря Яковлевича… Интересно, он теперь всегда будет таким смирным? Или потом привыкнет, и опять начнет грубить и дурой ее обзывать? И Леху тоже постоянно долбать…
Леха мне накануне рассказывал, как он вечно придирается – то к его учебе, то к его увлечению («лучше б на карате пошел, чем бумагу пачкать! Мужик должен уметь себя защищать! И других. Вот нападут на твою Юльку хулиганы – а ты что, их нарисуешь? Вместо того, чтоб раскидать!»)…
В общем, все сложно. И все сложные.
Только мама моя простая. И Лайк. Носится и лижется. И ничего больше ему не надо. И бабочки над лампой просто кружатся. И станция наша простая. Просто ездят поезда туда-сюда. И девочка на перроне…
Нет. Надо ехать. Прямо сегодня и сейчас!
Леха протянул мне лист:
– Дарю. На память. Не держи зла, Олег!
Я взял портрет. Ну, вроде ничего. Даже похоже немного. Это он мой портрет взамен порванного портрета моей девочки, что ли? Ну ладно…
– Спасибо, – говорю.
– Да не за что! Точно не дуешься? – И Леха заглянул мне в глаза. Он очень хотел, чтоб я не дулся. И я подумал, что все-таки Леха хороший. А Юля все-таки странная.
Лехе позвонила тетя Женя.
– Там, это… Надо отца перенести на диван, – объяснил нам Леха. – Он за столом прямо уснул, а матери тяжело его одной… Видно, не спал там ночь в общаге… Вот и уснул. Щас вернусь!
И Леха побежал в подъезд, помогать переносить Игоря Яковлевича.
Мы с Юлей остались одни.
– Олег, – позвала Юля.
А я старался на нее не смотреть, потому что очень неловкая вся эта ситуация, и скорей бы уж уехать…
– Ну, – сказал я.
– Прости, – тихо сказала Юля.
– Да ладно, все хорошо, – как можно беспечней постарался ответить я. – Все хорошо.
– Да ничего не хорошо… Ничего, – сказала Юля. – Просто… Да. Так всем будет лучше…
– Угу, – кивнул я.
– Но… мы же можем быть друзьями? Ты мне правда очень нравишься… ну… как друг. Можем?
– Угу, – опять зачем-то сказал я.
– Я тебя найду в ВК и буду писать… Можно?
Я пожал плечами.
– Ну Олег… Ну пожалуйста… – И Юля снова, как тогда, приблизила ко мне лицо.
– Да, это… – Я совсем запутался. – Ну зачем ты?
– Я буду тебе писать, можно? – повторила Юля.
– Ну зачем? Леха будет расстраиваться…
– Так я же ничего такого! Только так, дружески…
– Ну, угу… – сдался я.
Юля отодвинулась. Помолчала.
– Знаешь, ты хороший, – сказала она. – И ты мне нравишься. Но я же понимаю, и родители правильно говорят… Леша – это перспектива, ну, потом… Вот и Игорь Яковлевич вернулся, значит, все будет по-прежнему, и Леху он не бросит… А у тебя… извини… ну правда – ну как бы мы с тобой были? Ты – там, я – тут… Я бы к тебе не поехала ведь из Москвы туда…
– Так и не надо, – сказал я. – Я ж разве прошу. Это ты сама мне призналась, что… ну… что нравлюсь.
– Ну да, но надо смотреть на вещи объективно, – сказала Юля. – Родителям на меня плевать, но вообще они правы: Лешу терять нельзя…
«А меня можно», – подумал я. Ну, можно и можно. Да вообще, на кой мне сдалась эта Юля? И почему мне сейчас так тоскливо, прямо так тоскливо, что подошел бы к качелям, да как зафигачил бы ими себе по лбу! Лишь бы отвлечься от этой тоски…
Какое мне дело до Юли? До Лехи? До них до всех… Я хочу домой!
– Я хочу домой! – сказал я.
Юля вздрогнула, будто очнулась.
– Да, конечно. Тетя Женя отвезет… Сейчас Леша придет, скажешь ему…
16
Тетя Женя, довольная и как будто даже чуть помолодевшая, лихо вела машину.
Я сидел на заднем сиденье и писал маме: «Приеду сегодня. Так получилось». – «Почему так рано? Что-то случилось?» – спрашивала мама, нервничала. «Да нет, все хорошо, просто соскучился». – «Сыночек ты мой. И я!» – отвечала мама. И я думал, что правильно, что возвращаюсь. В гостях хорошо, а дома лучше. Особенно когда в таких гостях… Конечно, никто не виноват, и тетя Женя не виновата, что так вышло… Ну да что поделаешь. А Москва – ну что ж, что мало посмотрел? Насмотрюсь еще! Какие мои годы, как говорит мама.
А тетя Женя снова болтала без умолку.
– Вот видишь, Олег, как бывает. Ушел – и вернулся. Возвращение блудного попугая, понимаешь. А почему? Потому что понял, что истинно, что ложно! Вот так! Только ты Вере ничего не рассказывай, хорошо? Ей и так несладко, бедной: муж умер, а мой ко мне вот вернулся… Будет еще расстраиваться… (Я уж промолчал, что успел маме все рассказать.) И вот еще все думаю про нашу школу. Ну, не про мою, где сейчас работаю, – про нее что думать? Ученики есть ученики. Каждый со своим характером, со своими проблемами в семье… Тоже ведь часто – и папы уходят или умирают… И бабушки с дедушками их не любят. Всякое бывает. Мне бы с ними со всеми разобраться, да научить, а тут – отчеты, переотчеты, завуч эта по воспитательной работе достала…
А я вот опять про ту школу думаю, где мы с Верой учились. Ведь такой у нас класс хороший был, дружный! Куда что делось? Где мы все? Вот про Веру знаю, потому что – лучшая подруга… А где теперь Чесноков, где Сорокин? Ха-ха-ха! Про Сорокина, кстати, смешную историю вспомнила. Он же жадный был ужасно, я говорила. И вот как-то я с ним гуляла из мести Чеснокову, что на Веру меня променял, было холодно очень, и забежали мы с ним в музей. И он, представляешь, не захотел платить… Мол, сейчас бесплатно пройдем! Ну, и стал врать кассиру – мол, мы из детского дома, пустите нас, пожалуйста, бесплатно, в музей… А кассирша удивилась.
«Как, – говорит, – из детского дома? Сами, что ли, пришли? Без сопровождающего? Или вы сбежали?»
А он:
«Да понимаете, нас иногда отпускают, нам можно…»
В общем, такого вранья навернул, что кассирша чуть полицию не вызвала – подумала, что мы правда из детдома сбежали… А все почему? Не хотел платить за билеты, хотя родители не бедные у него были, деньги давали! Вот такая, понимаешь, патологическая жадность… Ну, ты-то не такой? Да, я вижу, ты добрый мальчик, весь в Веру. Да и Леха у меня – добрый. Пусть уж с этой Юлей гуляет… Что я, правда, на нее бочку качу? Юля и Юля…
Тетя Женя все говорила, и ей еще все время звонили по телефону, и она периодически отвечала:
– Да, Марин, привет! Да, все хорошо! Ага, вернулся, представляешь? Козел! Ну, я образно… Так-то, конечно, правильно, что вернулся. Чего ему там делать? А тут – все-таки и квартира, и сын…
Тетя Женя все болтала, то со мной, то по телефону, и я достал свой портрет, который Леха нарисовал, и смотрел на него. Потом в телефоне перечитывал свои стихи и думал, что все-таки приеду и выложу в ВК. А вдруг?..
Как звать? И ехала к кому,
И где живешь, и как?
И мне тебя ну почему
Не позабыть никак?
Ты просто вышла на перрон,
И ты не знаешь, нет,
Что я с тех пор живу тобой,
Ты мой с тех пор секрет.
Тут тете Жене позвонил незнакомый номер. И она озадаченно сказала:
– Хм. Какой-то неизвестный науке зверь. Брать – не брать… Может, опять мошенники какие…
Все-таки взяла. Потому что, когда такое хорошее настроение, даже с незнакомым номером хочется почему-то поговорить.