— Печать дара Святаго Духа, аминь…
Между тем именно в это время посреди Москвы случилось другое событие.
Как всегда, в типографии грузчики под завязку загрузили фургон пачками с книгами.
Как всегда, со двора издательства фургон выехал на Лесной бульвар.
Как всегда, подкатил к ближайшему светофору.
Только на этот раз на перекрестке стоял еще и регулировщик ГИБДД, полосатым жезлом он приказал водителю прижаться к тротуару.
— Блин, а чё ты сделал? — спросил Пачевский водителя, сидя рядом с ним в кабине фургона.
— А хрен его знает! — ответил тот и прижал фургон к тротуару.
Регулировщик подошел, козырнул:
— Инспектор Васильев, ваши документы.
Водитель подал ему свои права и техталон.
— Путевку, накладные на груз, — сказал инспектор.
— Командир, мы книги везем, вот отсюда, из издательства. — Пачевский, перегнувшись через колени водителя, показал милиционеру на окна издательства.
— Путевку, накладные на груз! — требовательно повторил милиционер.
Водитель отдал ему путевку, а Пачевский достал из портфеля накладные.
— Выйдите! — приказал мент. — Откройте фургон!
— Это еще зачем? — изумился Пачевский.
— Выполняйте, что сказано.
Пожав плечами, Пачевский и водитель вышли из машины, водитель обошел фургон, открыл замок на задней двери и распахнул ее.
— Да книги тут! Видишь? — сказал Пачевский милиционеру. — Ты думал, оружие, что ли?
И тут вдруг неизвестно откуда возник и с тыла подкатил к фургону милицейский «рафик». А из «рафика» вышли двое в милицейской форме, показали Пачевскому свои «корочки».
— МВД, Управление по борьбе с экономической преступностью.
Затем взяли у регулировщика накладные и приказали Пачевскому:
— Выгружайте книги! Пересчитаем.
И Пачевский все понял, посмотрел на окна издательства.
На двенадцатом этаже, в открытом окне стояла хозяйка издательства и спокойно смотрела на происходящее.
Милиционеры надели Пачевскому наручники, посадили в «рафик».
Когда «рафик» двинулся, через его зарешеченное заднее окно Пачевский видел удаляющееся здание издательства и фигуру хозяйки в окне двенадцатого этажа.
— Ну, что отпираться? — вздохнул Пачевский на допросе у районного прокурора. — Да, бес попутал — гнал левые тиражи…
Прокурору было не больше сорока, и он усмехнулся:
— А бес был в юбке?
Пачевский удивился:
— Откуда вы знаете?
— А бес всегда в юбке, — сказал прокурор и погладил себя по глубокой залысине, словно она свидетельствовала, что он большой эксперт в этом вопросе. Затем протянул Пачевскому протокол допроса: — Распишись в показаниях.
— А-а-а… а что мне светит? — с заминкой спросил Пачевский.
— Хищения в крупных размерах… — Прокурор достал из ящика и обтер об рукав большое красное яблоко. — Срок — от семи до двенадцати.
Пачевский в ужасе схватился за голову:
— Ёк-тать!..
— Но она-то хоть стоила этого? — поинтересовался прокурор и хрупко надкусил свое яблоко.
— Кто? — не понял Пачевский.
— Этот бес в юбке.
Пассажиры электрички вышли на платформу и, спасаясь от холодного сентябрьского дождя, бросились на привокзальную площадь в автобусы.
И только две женщины с тяжелыми сумками в руках растерянно топтались в грязи, вглядываясь сквозь дождь в замызганные надписи автобусных маршрутов.
Все-таки один из водителей оказался человеком и, трогая свой автобус, высунулся из окна:
— Эй, бабы! Вам в СИЗО?
— Нет, мне в следственный изолятор! — крикнула Ангел.
Шура посмотрела на нее как на недоразвитую, а водитель сказал:
— Так я ж и говорю: в СИЗО. Садитесь.
И открыл переднюю дверь автобуса.
С трудом подтянув свои тяжелые сумки, Ангел, а за ней и Шура забрались в автобус.
Колеса автобуса катили по грязной жиже проселочной дороги.
За окном дождь срывал с леса последние листья и швырял их в лужи.
В автобусе все места были заняты — их занимали два или три старика и не меньше тридцати женщин с такими же, как у Шуры и Ангела, тяжелыми кошелками.
Впрочем, Ангел с Небес уже потеряла свой ангельский вид — на ней было какое-то безразмерное, с чужого плеча не то пальто, не то плащ, стоптанные кроссовки, линялая косынка на голове. И только глаза — огромные голубые глаза — еще выделяли ее из общей массы…
Шура, стоя в проходе, смотрела на нее подозрительно, пытаясь вспомнить, где она могла видеть эту странную женщину.
А Ангел с Небес прислушивалась к разговору двух женщин, сидевших рядом.
— А чё Катя? — говорила брюнетка. — Катя дала прокурору и вытащила мужика.
— Совсем, что ли? — спросила вторая, рыжая.
— Ну! — подтвердила брюнетка. — Прокуроры что, не мужики, что ли?
— Извините, — наклонилась к ним Ангел. — Можно, я спрошу?
— Ну? — выжидающе сказала брюнетка.
— Эта Катя — она прокурору что дала-то?
Женщины изумленно уставились на нее.
— Ты больная? — сказала брюнетка.
— Цветочек она ему подарила! — объяснила рыжая.
За серым бетонным забором с колючей проволокой и сторожевыми вышками длинные тюремные бараки СИЗО были тоже накрыты мутным осенним дождем.
А возле железных ворот и проходной, в комнате с надписями «НЕ КУРИТЬ», «НЕ СОРИТЬ», «НА ПОЛ НЕ ПЛЕВАТЬ» и «ПРАВИЛА СВИДАНИЙ С ЗАКЛЮЧЕННЫМИ», женщины, стоя в очереди к узкому окошку приема передач, удивленно спрашивали друг друга:
— А куда делась эта, психическая?
Ангела с Небес среди них действительно не было.
— Да за цветочками пошла, для прокурора, — сострила рыжая.
Но Ангел с Небес была в этот миг совсем недалеко от них.
С усилием вытащив из бетонной стены свою сумку, она поставила эту сумку на цементный пол, отряхнула с плаща бетонную пыль и тяжело вздохнула:
— Господи, я совсем без сил осталась…
Затем подняла глаза.
Перед ней была мужская камера с двухъярусными нарами, зарешеченным окном и парашей в углу. На нарах густо, впритирку сидели и лежали зэки самого разного возраста. И среди них, на нижних нарах — Пачевский.
Ангел, снимая с головы косынку, осторожно улыбнулась:
— Боже мой! Сколько мужчин!
— Сука! Ты зачем пришла? — вдруг сказал ей Пачевский.
— Мужчина, — ответила она заискивающе, — я скучаю. Я принесла…
Но он вскочил и бросился на нее, крича и размахивая кулаками:
— Пошла отсюда! Вон! Проститутка! Тварь!..
Зэки, сидя на нарах, смотрели на него с интересом.
А он размахивал кулаками и орал на кого-то, незримого для них:
— Это я из-за тебя сел! На двенадцать лет! А у меня дети! Тварь! Паскуда! Вон отсюда!
Зэки все больше забавлялись этим зрелищем.
А Пачевский, схватив Ангела с Небес, продолжал что есть сил вбивать ее в бетонную стену, крича:
— Вали отсюда! Вали на свою Венеру, сука! Ангел ёманый!
— Та-ак… — врастяг произнес Пахан в камере. — Еще у одного крыша поехала…
Он спрыгнул с верхних нар, медвежьей походкой подошел сзади к Пачевскому, который продолжал безумно биться о бетонную стену, и несильно врезал ему сзади по уху.
Но от этого «несильного» удара Пачевский рухнул на пол как подкошенный.
Пахан на всякий случай добавил ему ботинком по ребрам. И сказал:
— Ты! Псих позорный! Еще раз базар устроишь, в психушку сдадим! Понял? Вали на место, тварь!
Пачевский послушно пополз к нарам.
А Пахан вдруг изумленно заморгал глазами — под бетонной стеной камеры лежала пыльная женская косынка и стояла открытая сумка, полная банок сгущенки.
— А это откуда? — сказал Пахан и посмотрел на бетонную стену.
Но стена было совершенно гладкая, без трещинки.
Хотя под ней на полу лежала свежая бетонная пыль.
Вечером прокурор вышел из здания районной прокуратуры. Он вышел в первую московскую метель, зябко повел плечами, поднял воротник своей меховой куртки, сел в свою запорошенную снегом машину «форд», завел ее и покатил домой. Впрочем, домой или не домой, это значения не имеет, и узнаем мы об этом чуть позже. А пока имеет значение то, что был уже излет осени и в Москве шел снег — густой и мокрый.
«Форд» вырулил из боковых улиц на один из центральных проспектов, проехал несколько светофоров и свернул на Садовое кольцо.
На Кольце, как обычно, какие-то прохожие периодически выскакивали с тротуара на мостовую и голосовали, поднимая руки. Но прокурор равнодушно проезжал мимо них.
Зато если впереди маячили зябкие, в укороченных плащиках фигурки юных проституток, он чуть притормаживал — присматривался.
Но ничего соответствующего его взыскательному вкусу не попадалось, и он опять прижимал педаль газа.
И вдруг справа от него женский голос сказал в темноте:
— Мужчина, здравствуйте.
Он вздрогнул, машина опасно вильнула, соседние машины грозно загудели, но прокурор был с прокурорскими нервами — он выровнял свой «форд» и взглянул на женскую фигуру справа от него, на пассажирском сиденье.
— Ты кто? — сказал он, слегка охрипнув.
— Это не важно, — ответила пассажирка, взявшаяся невесть откуда. — Скажите, господин прокурор, что я должна вам дать, чтобы вы отпустили моего любимого мужчину?
— А-а! — произнес он, усмехаясь и приходя в себя. — Вот в чем дело! Ну, это зависит…
— От чего?
— Ну мало ли! Я должен посмотреть…
— Куда?
— Не куда, а на что. Например, на тебя.
— Хорошо, смотрите…
В темноте женская рука протянулась к потолку машины, включила свет.
И теперь он увидел ее — огромные голубые глаза, влажные губы, высокая шея, бюстик торчком и осиная талия.
— Погасить? — спросила она после паузы.
— Нет. Ты кто?
— Я Ангел с Небес.
Он опять усмехнулся:
— Значит, бес в юбке. И за кого просишь?
— За своего мужчину. У него завтра суд, вы дали ему статью за книги, за левые тиражи.
— А-а, этот! Да, он получит двенадцать лет.
— А если… — И она повесила паузу.