Японцы восхищались:
— Сила задов русских «мадамов» воистину велика и удивительна!
Но пока эта сила поднимала вагоны, весь подземный и наземный транспорт, конечно, стоял. Стояли порожняки, спускавшиеся к люкам. В люках мгновенно собиралось столько угля, что люковщики выключали конвейеры. А как только останавливались конвейеры, шахтерам некуда было бросать уголь, и они прекращали свою работу.
Вторая причина невыполнения нормы — плохое качество пороха. С начала работы в забое забойщик бурит пласт, закладывает взрывчатку и взрывает породу, чтобы легче было работать. Но если порох выдавали старый или сырой, то взрыв получался очень слабый и работать было тяжело. Это, однако, никак не учитывалось при подсчете производительности труда.
Ежедневно проверяя рапорты о выполнении (а точнее, невыполнении) японцами норм выработки, Юдзи постоянно находил такие недочеты, а русское начальство продолжало нещадно браниться:
— Почему вы так плохо работаете? Посадить бригадиров в карцер, японать!
Да, через месяц или два после появления в лагере нового начальника и его эффективных мер по улучшению жизни японцев чудесная обстановка мира и благодушия закончилась, и японцы снова услышали великий и могучий русский язык во всей его мощи:
— …сосы!.. рванцы!.. ранцы!.. глоты!
23
Как-то ради языковой практики Юдзи взял в библиотеке брошюру под названием «Труд при капитализме и труд при социализме». В ней говорилось, что капитал обрекает человека на безрадостный и принудительный труд, а в социалистическом обществе царит свободная созидательная работа и никакой принудиловки быть не может. Но что можно сказать о труде несметного множества невольников под присмотром вооруженных автоматами конвоиров?
Впрочем, Юдзи был уже не настолько наивен, чтобы задавать такие вопросы русскому командованию. Вместо этого он обратился к помощникам Антоновского совсем с другим вопросом:
— Лейтенант Крохин! Лейтенант Кедров! Как вы думаете? Мне кажется, что нормы выработки были составлены не совсем правильно.
— Возможно, Ёкояма, ты и прав. Но мы не можем пересмотреть нормы, составленные и утвержденные руководством комбината.
— Лейтенант Крохин, во времена майора Каминского я тоже не мог и подумать о том, чтобы критиковать эти нормы. Стоило мне начать хоть что-то критиковать, как он кричал: «Заткнись, бля, я тебя в шахте сгною, сучий потрох!» А подполковник Антоновский совсем не такой, я уже понял его характер. Хотя он вспыльчивый и грозный, когда кричит, но на самом деле он добрый в душе, умеет выслушать хорошую идею и сразу принимает правильное решение.
— Да? Ты так думаешь? — Крохин переглянулся с Кедровым. — Ладно, так и быть! Мы можем пойти с тобой к начальнику. Но как ты собираешься доказать ему нелепости в этих нормах?
— А вы посмотрите эти два рапорта. Вот рапорт о работе наших шахтеров на Второй шахте. Выработка — 60 процентов нормы. Когда начальник это увидел, он ужасно ругался, кричал, что мы лентяи и саботажники, помните? А вот второй рапорт — о работе японцев на лесном складе. Тут все рабочие выполняют 100 процентов нормы, а некоторые даже 125 процентов! И это точные данные, вот подпись начальника лесного склада. Когда начальник увидел этот рапорт, он похвалил наших рабочих и сказал: «Какая отличная бригада! Настоящие ударники труда!» Было это?
— Ну, было… — сказал Крохин. — Ну и что? Такая на лесоскладе собралась бригада — всегда отлично работают! Что это доказывает?
— А вы внимательно изучите эти рапорты, сравните их.
— Зачем? Разве тут есть подделки? Куда ты клонишь, Ёкояма?
— Тут нет никаких подделок, господа лейтенанты. Но вы посмотрите на списки рабочих. В них стоят одни и те же фамилии! Понимаете? После того как начальник похвалил одну бригаду, а вторую назвал лентяями и саботажниками, мы поменяли их местами. И что получилось? Что на лесном складе «лентяи» и «саботажники» вдруг стали выполнять 125 процентов нормы, а в забое даже «ударники труда» не могут дать и 60 процентов. Как вы думаете, почему?
Глядя на Юдзи, оба лейтенанта скрестили руки и задумались.
Потом Кедров медленно произнес:
— Слушай, Крохин, мне кажется, я допер… На лесном складе работает большинство японцев, они там играют главную роль и всё делают по-своему. А в забое…
— А в забое, ты сам видел, японцы делают только вспомогательную работу для наших шахтеров, — перебил Крохин. — Слушай! У меня идея! Надо, чтобы хоть на одной шахте работали только японцы! Пошли к Антоновскому!
Толковый Антоновский после совещания с комбатом, Крохиным и Кедровым тут же вызвал к себе всех русских офицеров и отдал им удивительный приказ:
— С завтрашнего утра всё русское командование лагеря — и офицеры, и военврач, и бухгалтер, и интендант — все до единого спускаются с первой же сменой в шахты. Вы будете наблюдать за работой японцев и протоколировать все, что мешает им выполнять производственные нормы. Выясните все причины и через неделю доложите мне. Ясно?!
Офицеры растерянно молчали. До сих пор ни один из них никогда не был в шахте, им было совершенно безразлично, как там японцы работают, и на их зарплате это никак не отражалось. Но теперь…
— Лейтенанты Крохин и Кедров! — сказал начальник. — Я приказываю вам следить за работой наших офицеров в шахтах и на каждого составить персональный рапорт!
— Вот это да! Вот это начальник! — говорили между собой японцы. — Настоящий русский партизан!
24
По приказу Антоновского военврач капитан Денисенко, который месяц назад прибыл в лагерь на помощь доктору Калининой, спустился в Южную шахту. Денисенко был высокий и толстый мужчина с неприятным, как у енота, лицом. На низкорослых японцев он всегда смотрел свысока и с презрением. Теперь, сгибая свое большое и толстое тело, он медленно обходил каждый забой в Южной шахте и с любопытством смотрел на работу шахтеров.
В забое № 17 работа шла очень плохо. Из-за плохого взрыва забойщики не смогли хорошо забуриться, и теперь добыча угля была очень низкой. Доктор некоторое время смотрел на них, а потом крикнул:
— Стоп! Дай-ка мне кайло!
Он с размаху ударил кайлом, но твердый пласт угля отбросил его кайло. Доктор разозлился, ударил еще сильнее, но пласт не поддался, а от сильной отдачи кайло чуть не угодило ему по голове.
Русский рабочий сказал:
— Осторожно, доктор. Тут не в силе дело, а во взрыве. Взрыв был плохой из-за старого пороха, поэтому пласт не дается.
— Ах так? — сказал доктор и повернулся к японцам: — Всё, японцы, идите наверх и отдыхайте. Сегодня вы больше не работаете.
Юдзи перевел его слова, но японские шахтеры не обрадовались, а испугались:
— Как мы можем уйти? Мы сделали только 30 процентов нормы! Если мы сейчас уйдем, нас посадят в карцер!
Но доктор упрямо повторил:
— Никакой работы! Я отвечаю! Здесь больше нельзя работать! Это выше человеческих сил! Идите отдыхать!
Бригадир сказал:
— Хорошо, доктор, мы пойдем отдыхать. Но пожалуйста, напишите какой-нибудь документ о вашем приказе. Иначе начальник Антоновский будет нас ругать, а меня посадит в карцер.
— Ладно! Сейчас напишу. Давай ручку.
И доктор с легкостью написал свой удивительный приказ и расписался под ним.
А в это время во Вторую шахту с бригадой Хаяси спустился бухгалтер лейтенант Лысенко. Но буквально через десять минут там вдруг погас свет. В шахте наступила кромешная тьма, Лысенко испугался и крикнул:
— Ой! Что случилось?
Бригадир Хаяси, который уже немножко говорил по-русски, спокойно объяснил:
— Ничего страшного, это перебои в работе электростанции, у нас это часто бывает.
— И что же вы будете делать? Ведь все остановилось — вагонетки, конвейеры…
— Да, без электроэнергии мы не можем работать. Придется отдыхать.
Ремонт энергосистемы закончился только через час. В шахту снова дали электричество, стало светло, порожняки и груженые вагонетки начали двигаться, конвейеры, полные угля, опять заспешили к люкам. В шахту вернулся обычный рабочий шум.
— Ура! — вздохнул Лысенко. — Кончилась первобытная жизнь!
И после смены показал Хаяси свой рапорт:
— Вот смотри, что я написал: «Из-за прекращения подачи электроэнергии японские рабочие находились в простое полтора часа!» Ты согласен?
25
Через неделю все русские офицеры собрались в кабинете начальника лагеря. В полной тишине Антоновский, сидя за столом в своем кресле, внимательно изучал их письменные рапорты и доклады. Потом он уперся взглядом в стол и глубоко задумался. Никто не посмел ни кашлянуть, ни шевельнуться — было почти физически видно, как в его большой лысой голове происходит обработка всей информации, сопоставление всех фактов и извлечение выводов. Наверное, эта была очень тяжелая работа, потому что Антоновский при этом тяжело сопел.
Вдруг он резко протянул руку к телефону и коротко сказал телефонистке:
— Кулича, управляющего Канским рудоуправлением! — А пока телефонистка соединяла, махнул всем офицерам: — Вы свободны!
Никто не знает, о чем он говорил с Куличем, офицеры успели услышать только первые фразы этого разговора:
— Товарищ Кулич, здравствуйте. Это подполковник Антоновский. Вы знаете, что свело в могилу 290 пленных японцев? Нет? Не знаете? Так я вам сейчас объясню!
После этого Антоновский говорил с Куличем еще сорок минут, причем иногда даже через закрытые двери и окна его кабинета офицеры, которые курили в коридоре и на улице, слышали его грохочущий партизанский голос и крепкие русские выражения.
Затем, закончив разговор, он вызвал к себе Крохина и Кедрова.
— Значит, так! — объявил он им. — Вы берете все эти документы и немедленно едете с ними в Канск к Куличу, он вас ждет. И возьмите с собой Ёсиду, он знает все детали этого дела.
Посланцы спешно погнали повозку в Канск. Управляющий Кулич действительно ждал их в