тобы догадаться, что реальность всегда расходится с планами. Янис проявлял высочайшую требовательность и особую тщательность, поскольку на кону стояла его будущая репутация. К тому же он жаждал произвести впечатление на Тристана, продемонстрировать, что тот не ошибся, помогая ему создать свой бизнес, и не зря оказывал финансовую поддержку. Янис проводил с Тристаном все больше времени и почти ежедневно рассказывал мне о нем. Их взаимопонимание, о котором я раньше только догадывалась, теперь бросалось в глаза. По моим наблюдениям, Тристан периодически играл роль своего рода коуча, он раскрепощал Яниса, обеспечивал ему мотивацию, подталкивающую вперед, к новым достижениям, раздвигая границы и помогая игнорировать препятствия. Что до меня, то случай встретиться с Тристаном все не представлялся, и меня это огорчало.
Загруженность Яниса, естественно, вынудила нас кое от чего отказаться и целиком перепланировать наш распорядок дня, но я с этим смирилась и поддерживала его, как могла. Тяжелее всего это переживали дети, которым было трудно понять, почему папа стал уделять им меньше внимания. Они постоянно теребили меня, хотели знать, где он и когда придет. Я делала все от меня зависящее, чтобы они меньше скучали без него, но не успевала играть с ними — по крайней мере столько, сколько раньше играл отец. Я, не жалуясь, полностью взвалила на себя быт, хоть это и не всегда было легко. Мне тоже не хватало Яниса, он пролетал мимо нас, словно стремительный порыв ветра. Но я знала, что наши жертвы того стоят. В особенности когда он был с нами и выглядел еще более увлеченным и веселым, чем раньше. Профессиональный расцвет оказывал сильнейшее влияние на его моральное состояние. Освободившись от давления Люка, он словно обрел крылья, и это делало меня счастливой.
Традиционный обед с Шарлоттой по вторникам был моим оазисом, и я всегда ждала его с нетерпением. Однако мне начинало казаться, что после ссоры с Люком в наших отношениях образовалась трещина. Мы избегали некоторых тем, ограничиваясь малозначащими сюжетами и новостями о детях. Она намекнула, что изредка пересекается с моим братом. Я не могла этого понять, воспринимала ее поведение как предательство, но удерживалась от выяснения отношений, поскольку серьезно опасалась, как бы ситуация не пошла вразнос.
Я ждала Шарлотту на нашей всегдашней веранде, радуясь долгожданным солнечным лучам. Она пришла, опоздав, как обычно, больше чем на четверть часа, подмигивая знакомым за соседними столиками и подходя к ним, чтобы обменяться поцелуями. Завершив в конце концов свой приветственный обход, Шарлотта чмокнула меня в щеку и села.
— Как дела, кузнечик?
— Все в порядке, хоть я и не знаю, как протяну два месяца детских каникул, стартующих уже этим вечером, — со смехом ответила я.
— Сегодня конец занятий?
— Да! — вздохнула я.
Она знаком подозвала официанта и заказала, как всегда, два «Цезаря» и два бокала белого вина.
— А что хорошего у тебя? — поинтересовалась я.
— Ничего особенного.
Она сняла темные очки и принялась меня изучать.
— Паршиво выглядишь!
— Спасибо, дорогая…
— Не намерена тебе врать и говорю, что вижу: тени под глазами и серый цвет лица. Что у тебя стряслось?
Я пожала плечами:
— Да ничего особенного. Я постоянно при деле в последние месяцы. Ты не знала?
— Янис?
Я тут же напряглась, готовясь дать отпор:
— Что — Янис? Он очень занят с тех пор, как работает на себя. На карту поставлено слишком много.
— Люк тоже едва выдерживает нагрузку, после того как его правая рука бросила его.
— Зачем ты мне это говоришь, Шарлотта? — сразу ощетинилась я.
— Не заводись. Я думала, тебе интересно узнать новости о брате. Ты же меня знаешь, люблю надавить на больное место.
Я избегала взгляда ее черных глаз.
— Вера, у тебя замордованный вид… и ты вся на нервах, — решительно подвела она итог. — Ты не в состоянии справляться в одиночку… Тебе нужна помощь, если Янис больше не занимается детьми.
— Не нужна мне никакая помощь, и я отлично справляюсь! Янис делает что может. Отдохну позже, бывают такие периоды в жизни, когда не имеешь права плевать в потолок.
— Но…
— Никаких «но»! Тебе не понять. Впрочем, ничего удивительного, ведь ты заботишься только о себе любимой, вот тебе и кажутся непреодолимыми задачи, которые решаю я!
Зачем я так разговариваю с ней? Какая муха меня укусила? Я становлюсь неуправляемой.
— Необязательно говорить гадости, Вера. — Она растерянно смотрела на меня.
— Извини, я не хотела.
— Тебе повезло — чтобы меня обидеть, требуется гораздо больше. Но что с тобой происходит?
— Ничего, — вздохнула я. — С самого начала всей этой истории ты будто постоянно нас осуждаешь и пытаешься перемывать кости Янису у него за спиной. Ничего не понимаю. Я-то надеялась, что ты нас поддержишь. То, как ты себя ведешь, мне очень не нравится. Могла бы и сама догадаться, что я не выношу даже мысли о том, что кто-то может критиковать наше решение.
— Скорее, решение Яниса, чем твое. Или я ошибаюсь?
— Я подтолкнула его.
— И этот тип тоже? Тристан, кажется, так его зовут?
— Да, Тристан верит в него. Постарайся понять: Янис в этом нуждался. Он никогда не был так счастлив, и в этом отчасти заслуга Тристана. Он хороший человек.
Шарлотта вздохнула, я заподозрила, что ее что-то напрягает.
— Ну, как скажешь… Сменим тему, кузнечик. Так будет лучше.
— Согласна.
Вечером я вся кипела от злости. Но кое-что изменилось: эта злость была направлена уже не против Шарлотты, а против Яниса. Я бы все-таки предпочла, чтобы он был дома и помог мне объявить детям программу летних каникул, как у нас заведено. Дети попрощались со своими учителями и воспитательницами на два месяца и хотели знать, как мы планируем провести это лето. Я тянула время в надежде, что Янис скоро вернется… но напрасно. Ну вот, дальше откладывать некуда: ребята расправились с домашними бургерами — так мы отпраздновали окончание занятий — и сейчас сидели на диване со стаканами кока-колы. А я осталась один на один с нелегкой задачей — сообщить им неприятную новость. Несмотря на многочисленные попытки, мне не удалось дозвониться до Яниса. Они не сводили с меня глаз, пока я садилась на журнальный столик перед диваном. Сейчас их радостное возбуждение сдуется, как продырявленный воздушный шарик. Жоаким подтолкнул локтем брата и сердито зыркнул на Виолетту, чтобы младшие успокоились и я могла наконец-то заговорить.
— Давай, мама! Рассказывай!
Я глубоко вздохнула и начала. Было тяжело сознавать, что я их разочарую, что они огорчатся. И мне нужно сделать это в одиночку, без поддержки. Я не просчитала, как скажутся наши перемены на них, на их жизни и привычках.
— Ну вот, мои любимые… в этом году все будет немного по-другому. Папа перешел на новую работу…
— Да, мы знаем, — сухо перебил Жоаким.
Он очень злился на отца. Дети неблагодарны, и в этом часть их очарования. Но очень трудно принять, что, если ты мама или папа, у тебя нет права на ошибку. Как объяснить восьмилетнему мальчику, что иногда взрослые вынуждены уделять основное внимание не своим детям, а чему-то другому? Требовалась большая осторожность, крайняя осмотрительность, чтобы не уронить Яниса в их глазах. И все равно, как ни старайся, я нанесу удар по его репутации. Почему он не пришел? Я была уверена, что выдели он пару минут, чтобы объяснить сыну ситуацию, и все бы как-то уладилось.
— Ну да, — продолжила я. — Вам также известно, что он очень занят… поэтому мы… э-э-э… мы останемся в Париже на все лето…
— И что мы будем делать? — закричал Эрнест. Старший тяжело вздохнул, что-то пробурчал себе под нос, постукивая ногой по полу. Относительно спокойной оставалась только Виолетта, четырехлетний возраст пока еще защищал ее. Однако, присмотревшись, я поняла, что она уловила недовольство своих братьев.
— Итак, начиная с завтрашнего дня и до моего отпуска вы ходите в городской летний лагерь на весь день. Там все будет примерно как в прошлые годы. А когда я освобожусь, мы вчетвером много чего придумаем, обещаю. Будет классно! Сами убедитесь! Пойдем в бассейн, в Ла-Виллет, прокатимся в Версаль…
— Но это не для каникул, мама! — прервал меня Жоаким, повысив голос и вскакивая с дивана. — Мы там бываем и в учебном году.
— Пожалуйста, не разговаривай со мной таким тоном, Жожо. Махнем куда-нибудь на следующий год. И вообще, представь себе, есть много детей, которые никогда никуда на каникулах не ездят, но не закатывают истерик по этому поводу. Мы всего лишь просим вас немного потерпеть этим летом.
Я понимала, что просто смешна со своим фальшивым энтузиазмом и дешевыми уроками морали. Но я не могла себе позволить признаться, что у меня тоже разрывается сердце от того, что мы не отправимся, как каждый год, на поиски приключений. Не могла сказать им, что за неполный месяц, прожитый в таком ритме, я устала от того, что почти не вижу их отца. И что я не понимаю, почему он возвращается так поздно. Нет, я не должна все это им рассказывать.
— А почему нам не уехать вчетвером, без него? — предложил Жоаким.
— Хотите оставить папу тут одного?
Он насупился, Эрнест засопел, а Виолетта похлопала ресницами, и у нее задрожал подбородок.
— Обещаю, мы будем хорошо развлекаться, — уже мягче пообещала я.
— Ладно…
— Хотите сегодня вечером посмотреть кино? — предложила я, чтобы сменить тему и заодно отметить начало каникул.
— Нет, я пойду к себе в комнату, — ответил Жоаким, не удостоив меня взглядом.
Потом он обернулся к брату:
— Пошли?
Эрнест подчинился и побрел вслед за ним, виновато глянув на меня через плечо. Я со вздохом опустила голову.
— Мама, — позвала Виолетта тоненьким голоском. — Тебе грустно?
— Нет, не беспокойся. Ты тоже хочешь к себе?
— Только с тобой!
— Хорошо, иди, я сейчас приду.
Она встала с дивана, вприпрыжку подбежала ко мне и крепко поцеловала. На несколько секунд я отвлеклась, блаженно вдыхая сладкий детский запах, но вскоре она унеслась к себе в комнату.