— А теперь уходи, — прошипела я. — Так будет лучше.
«Я по-прежнему слышу нашу музыку», — беззвучно, одними губами произнес он и снова попытался приблизиться ко мне, протянув руку, но я покачала головой. Он ушел пятясь, не спуская с меня глаз. Я постояла, развернулась и скрылась в агентстве. Тем же вечером Тристан пришел к нам, чтобы забрать дорожную сумку с вещами Яниса. И с этого дня — больше ни звука, никаких контактов, мы ни разу не разговаривали, ни одного телефонного звонка, ни одной эсэмэски, ничего. Как если бы он исчез с лица Земли. И не важно, что инициатором нашего расставания была я, боль с каждым днем становилась все невыносимее. Приходилось изо всех сил сдерживать себя, чтобы не помчаться в берлогу или хотя бы не позвонить и не послушать его голос. Но меня останавливал страх: я боялась того, что могу там найти или узнать.
Звонок мобильника вернул меня к реальности. Тристан.
— Привет, — ответила я.
— Добрый вечер, Вера, я возле твоего дома, можно подняться на пять минут?
— Конечно.
Тристан регулярно заходил к нам по дороге с работы. Мы притворялись, будто не догадываемся, что ему приходится делать изрядный крюк ради того, чтобы проведать нас. Я встала с дивана, услышав шум лифта, остановившегося на нашем этаже, и пошла открывать, стараясь не шуметь.
— Как дела? — спросил он, входя.
— Все о'кей, — ответила я и слабо улыбнулась.
— Папа! — позвала Виолетта из гостиной.
Мои плечи опустились, я со вздохом зажмурилась. Стоило входной двери стукнуть, и она начинала надеяться, что вернулся отец. Иногда она даже от этого просыпалась. Тристан положил мне руку на плечо и сжал его. Это было единственное прикосновение, которое он себе позволял.
— Я ее успокою.
Он нагнулся к моей полусонной дочке, которая, спотыкаясь, доковыляла до середины гостиной, взял ее на руки, прижал к себе:
— Это всего лишь я, принцессочка. Тебе пора спать. — Я хочу папу.
— У папы сейчас очень много работы, ты встретишься с ним позже, — уговаривал он ее, гладя по волосам.
— Давай-ка вернемся в кроватку, — вмешалась я. Тристан отдал девочку мне, она вцепилась в мою шею.
— Налей себе выпить, я сейчас, — предложила я своему вечернему гостю.
Следующие четверть часа я просидела рядом с Виолеттой, поглаживая ее по щеке, чтобы ей было легче уснуть. Ее тоска причиняла мне боль и оживляла злость на Яниса. Не сделай он все наперекосяк, ничего бы этого не случилось. Дети не утратили бы свои ориентиры. Удостоверившись в том, что дочка опять крепко спит, я крадучись вышла из комнаты. Тристан приготовил кофе себе и травяной чай мне. Я снова села на диван, и он протянул мне плед:
— Ты его, наверное, уронила, когда открывала дверь. — Спасибо.
Я закуталась в плед, взяла чашку, подула на горячий отвар вербены и отпила глоток.
— Я только что из берлоги, — сообщил Тристан, предварительно помолчав.
— И как он?
Тристан служил нам посредником, я узнавала от него Янисовы новости — не самые обнадеживающие, — а Янис мои. Серьезное лицо Тристана не предвещало ничего хорошего.
— Он сегодня опять бездельничал, из дому не выходил, если он и дальше будет так себя вести, то растеряет все договоры, которые ему удалось заключить. Не знаю, как на него воздействовать. Я в ужасе от того, что мне не удается ему помочь.
— Не грызи себя, ты делаешь, что можешь… Такое впечатление, что он и не хочет выбраться. Он по-прежнему много пьет?
Тристан молча посмотрел мне в глаза — я прочла в них ответ на свой вопрос. Я подтянула плед на плечи — меня, как обычно, знобило.
— Как ты думаешь, если я ослаблю давление, позволю ему встречаться с детьми, это поможет?
— Не мне решать, как тебе лучше поступить…
— Мне нужен твой совет, Тристан, прошу тебя… Как бы ты повел себя на моем месте?
Он сел поглубже в кресло.
— Совершенно очевидно, что отсутствие общения с детьми не упрощает дело. С другой стороны, не уверен, что такие встречи будут полезны мальчикам и Виолетте. Как и тебе, впрочем.
— Этого я как раз и боюсь.
Он ничего не ответил и с любопытством посмотрел на диван, где лежали бумаги:
— Что это?
Я пожала плечами:
— Ох… это… я хотела сегодня заняться финансовыми подсчетами, но, знаешь, как-то не вышло…
— Как ты справляешься? Тебе что-нибудь нужно? — Нет, ничего, Тристан.
Он встал и пересел поближе ко мне, на журнальный столик; я заметила, что в последние недели он становился менее церемонным, более естественным. Это ему шло.
— Вера, что ты решила насчет рождественских подарков для детей? Ты же наверняка думаешь об этом и нервничаешь. Позволь мне помочь, я мог бы одолжить…
Я подняла руку, заставляя его замолчать:
— И речи быть не может! Мы и так должны тебе слишком много денег.
— Это долг Яниса, а не твой.
— Спасибо, но я сама разберусь.
Легко сказать. Пока не начался этот кошмар, моей зарплаты хватало на ежемесячные выплаты по ипотеке и небольшие дополнительные расходы. Сегодня ее нужно было растягивать и на все остальное. Как ни считай, концы с концами не сходились. Еще немного — и чтобы пойти за продуктами, не говоря уж о содержимом мешка Деда Мороза, придется вскрывать заначку, которую я придерживала к празднованию юбилеев — Яниса и нашей свадьбы. Если, конечно, не увеличивать и без того огромный перерасход по моему счету. К тому же я не имела ни малейшего представления о том, что с нами будет через год.
— Редко я встречал таких гордых людей, как ты, — заметил он со своей привычной ухмылкой.
Я научилась расшифровывать эту кривоватую гримасу, она означала, что Тристан одобрил мои слова, хотя они его позабавили.
— Делаю что могу.
Он поймал мой взгляд.
— Я волнуюсь за тебя, у тебя усталое лицо.
— Мало сплю, но это не важно. Все нормально…
Мы поняли друг друга.
— Иди ложись, я ухожу. — Он поднялся со столика. — Не вставай, я сам найду дорогу.
Подойдя ко мне, он поцеловал меня в щеку. Даже этого Янис больше не делает…
— Спокойной ночи, Вера.
— Спасибо, что зашел.
Я следила за черной фигурой, покидающей квартиру. Чем слабее становился Янис, тем более сильным казался Тристан. А ведь еще несколько недель назад этого нельзя было даже представить себе. Раньше Янис всегда занимал так много места. Кто бы мог помериться с ним силой, пока он не переменился?
Общение с Тристаном благотворно влияло на меня, хотя мы разговаривали едва ли не исключительно о Янисе и о той ситуации, в которую он нас увлек. Но отношение Тристана к происходящему меня успокаивало. Пусть я не просила его практически ни о чем и отказывалась от любой помощи, которую он предлагал, — благодаря Тристану я была не такой одинокой. Если бы он вдруг надумал бросить меня, мне было бы ужасно скверно. И у меня ни разу не потянулась рука позвонить Люку или Шарлотте.
На следующий вечер я задержалась на работе, и, как назло, поезд застрял в туннеле чуть ли не на четверть часа. Выйдя из метро, я понеслась на крейсерской скорости, что было не слишком полезно моему и без того ослабленному организму. Издали я увидела, как из школы уводят последних припозднившихся детей. Я побежала еще быстрее и едва не потеряла сознание перед дверью. Воспитательница продленки с недоумением смотрела на меня:
— Э-э-э… детей уже забрали. На этот раз, как ни удивительно, чуть раньше времени, — съязвила она.
В обычной ситуации замечание по поводу моих опозданий неминуемо вывело бы меня из себя. Но сейчас ситуация была далека от обычной. Меня снова сковал ледяной холод, я съежилась.
— Где они? — всполошилась я. — С кем они ушли?
Похоже, она решила, что я свихнулась.
— С отцом, а что?
Это был как раз тот ответ, которого я боялась. Почему он вдруг объявился? Куда он их увел? Я развернулась, собрала последние остатки сил и побежала. Я летела между прохожими, расталкивала их, кричала, чтобы пропустили. Я отдавала себе отчет в том, что разумных оснований для страха нет: да, Янис изменился, но не настолько, чтобы увести детей невесть куда, не предупредив меня. Дети — это все, что у меня осталось от нашей прежней жизни, они напоминали мне о том, что мы когда-то были счастливы, они были плодом нашей с Янисом безмерной любви. С тех пор как все пошло вразнос, я вставала по утрам только ради них. А по вечерам, когда я забирала их из школы и мы рассказывали друг другу о том, что случилось за день, я начинала свободнее дышать. Это была маленькая пауза посреди нескончаемой суматохи. Путь от школы до дома был словно территория, свободная от забот. А Янис взял и украл такой необходимый мне момент радости. Я остановилась у лифта и принялась давить на кнопку вызова, не отрывая пальца и прекрасно понимая, что это не заставит кабину спуститься быстрее. С грохотом ворвавшись в квартиру, я хлопнула дверью, не останавливаясь, влетела в гостиную и услышала Виолеттин щебет. Она рассказывала о своей жизни Янису, сидя у него на руках и так крепко обнимая его, что казалось, еще немного — и задушит. Но счастливой была только Виолетта: Жоаким и явно опасавшийся репрессий со стороны старшего брата Эрнест забились в угол и дулись. Когда я выскочила на середину комнаты, Янис даже не попытался что-либо произнести. Он выглядел сконфуженным, словно его поймали с поличным. Он похудел, а из-за непривычной трехдневной щетины его трудно было узнать. Она уродовала его заострившееся лицо. Он производил впечатление окончательно опустившегося человека, и мне захотелось завопить: «Возьми себя в руки! Ты должен бороться!» Однако если не принимать в расчет Янисово состояние, передо мной сейчас предстало некое подобие семьи, какой я ее знала раньше: родители и дети дома после школы. Жоаким и Эрнест поднялись и подошли поближе ко мне, причем Жоаким стал впереди, словно намереваясь меня спасать, а Эрнест спрятался за моей юбкой, будто хотел спастись сам.
— Мама! — закричала Виолетта. — Смотри! Папа вернулся! Это так здорово!
Я не сумела ничего ответить.