Его большие голубые глаза наполнились слезами. Я обнял его:
— Я все исправлю, сынок, ты прости меня…
Я отодвинул его от себя, но продолжал держать за плечи, не давая отвернуться.
— Мама про тромбон знает?
— Нет.
— Если Тристан захочет повести тебя на урок, соглашайся.
— Нет! Не надо!
— Очень важно, чтобы пока ты делал все, что он велит.
— На самом деле он плохой, да?
Он не ждал от меня ответа.
— Я помогу тебе, папа.
— Главное, будь осторожен и приглядывай за братом и сестрой. Ну, давай беги, не опаздывай, до вечера.
Я расцеловал детей, и они помчались ко входу, а я следил за ними, пока они не скрылись за дверью школы.
Вечером сработал рефлекс, и я открыл дверь собственными ключами — старые привычки быстро возвращались. Однако, когда дети ворвались в гостиную, я не последовал за ними, а остался на пороге.
— Мама!
— Добрый вечер, зайки! На занятиях все было о'кей?
— Да!
Они принялись ей рассказывать о своем школьном дне, а я стоял у двери и наслаждался их звонким гомоном и звуками Вериного нежного голоса, когда она обращалась к детям и смеялась вместе с ними над историей, случившейся на перемене. Нет, я не могу отдать свою жизнь этому гаду! Он пачкает все, что попадается на его пути, он их уничтожит, подчинит своей воле.
— А папа где? — спросила она детей.
Этот простой вопрос заставил мое сердце забиться чаще.
— Я здесь, — ответил я и сделал несколько шагов вперед.
Она подбежала ко мне, сияя:
— Им полезно встречаться с тобой.
— Мне тоже.
— У тебя был удачный день?
— Напряженный, но довольно удачный.
— Ты работаешь над новыми проектами?
— Конечно, несколько уже на стадии стройплощадки, еще по нескольким ведется подготовка или переговоры о заключении контрактов. Я не прекращал работу.
— Это правда?
— А ты действительно сомневалась?
Ее руки задрожали, она стала их нервно мять:
— Прости меня.
— Если кто-то должен извиняться, то только я, причем до конца жизни.
Она пристально посмотрела на меня, ее глаза блестели.
— Когда мы перестали говорить друг с другом, Янис?
— Хотел бы я знать…
Мы одновременно вздохнули.
— Ладно. — Она сменила тему. — Детям пора в душ. — Пойду попрощаюсь с ними.
Она отодвинулась, чтобы пропустить меня. Я удостоился поцелуев, даже от Жоакима.
— До завтра, слушайтесь маму.
Вера проводила меня до порога. Она была еще у нас дома, а я уже нет. Я умирал от желания поцеловать ее, она почти сделала шаг ко мне, но спохватилась.
— Хорошего вечера, — пожелала она.
— Будь осторожна.
— Что мне может здесь угрожать? — пожала она плечами.
Я провел рукой по лицу и растрепал волосы.
— Я серьезно, Вера… Ты сочтешь меня психом, но… — Что это такое? — Она схватила мою руку и принялась пристально изучать.
Ее пальцы осторожно пробежались по моим разбитым суставам: я поранил их накануне, колотя кулаками по стенам Тристанова кабинета и лестничной клетки.
— Янис, ты подрался?
Я любил, когда она говорила со мной словно с нашкодившим ребенком. Мои губы сами собой расплылись в улыбке:
— Со стенами.
Я видел только ее руку на моей, и она ее гладила. Мы не прикасались друг к другу так давно. Это мимолетное прикосновение доказывало, что между нами по-прежнему что-то есть, как бы нас ни старались разлучить.
— Со стенами чего? Или с чьими, точнее?
Что я мог ей ответить?
— Догадываюсь, — предположила она. — Это моя вина. Не нужно было вчера говорить, что Тристан заботится о нас лучше, чем ты. Тем более что это неправда. Я была страшно сердита, мне захотелось сделать тебе больно, прости. Не ссорься с ним из-за меня. К несчастью, мы зависим от его щедрости.
— Нет, ты ни в чем не виновата. Ты чудо, Вера.
Я не выдержал, это было сильнее меня, я обнял ее, она прижалась к моей груди, я зарылся лицом в ее волосы.
— Мама!
Она вздохнула и отодвинулась. Без нее мне опять стало пусто, и страх накатил с новой силой.
— Надо идти.
— Очень прошу тебя, будь осторожна. И пожалуйста, не доверяй Тристану.
— Пусть это тебя не беспокоит, я большая девочка и сумею постоять за себя, тем более что я не понимаю, чем он может быть опасен.
— Но…
— Не строй из себя ревнивца… — Она отступила на шаг и стала закрывать дверь. — Я тоже рада, что мы встретились. И ты, кажется, возвращаешься. До завтра.
Она заперлась на все замки. Мне должно было стать легче, когда я узнал, что Вера не вычеркивает меня из своей жизни. Она вроде бы готова приоткрыть для меня дверь, и не важно, что это произойдет не сразу, ведь все равно рано или поздно мы снова будем вместе. Однако мы угодили в безвыходную ситуацию. Кто поручится, что она не сдастся, если Тристан попытается очаровать ее? Угроза становилась все более осязаемой. Я осознал это в полной мере, когда мой телефон зазвонил, стоило мне выйти на улицу. Он.
— Мне чуть было не пришлось ждать[5]. Ты слишком долго пробыл там.
Я в ужасе оглядывался по сторонам:
— Ты где?
— Это ничего не меняющая подробность, и тебе ни к чему ее знать. Главное, ты должен послушно, как пай-мальчик, пойти к себе в берлогу, сидеть там и не высовываться. И не вздумай вернуться под тем предлогом, что забыл принести хлеб. Я буду следить за тобой, хочу удостовериться, что по дороге у тебя не изменятся планы.
Он повесил трубку. А я остался под его жестким контролем.
На следующее утро, прощаясь, Вера не задержалась у выхода. Дети были готовы и ждали в прихожей. Она с улыбкой помахала мне, захлопнула дверь и скрылась в нашей квартире, в своей квартире. По дороге Жоаким шепнул мне на ухо, что Тристан вечером звонил, но не приходил. Еще один день и одна ночь выиграны. Я сходил с ума от невозможности узнать, о чем они говорили. Я отвел детей и не стал терять время, потому что мне нужно было проехать через весь Париж и повторить маршрут, по которому я следовал на протяжении почти десяти лет по утрам и вечерам, иногда с радостью, иногда с неохотой. Но никогда раньше у меня не сводило нутро, как сегодня. Единственный для меня шанс решить проблему — обратиться за советом к Люку. Но для этого нужно, как минимум, чтобы он впустил меня в бюро. После моего скандального ухода такой уверенности у меня не было. Но что я теряю? Если он не прогонит меня с порога, начну с извинений.
Засуну гордость — или то, что от нее осталось, — в карман. Если бы я его послушался полгода назад, если бы не изображал из себя привередливого подростка, мы бы до такого не дошли. Я бы до такого не дошел. Все его предположения были обоснованными, а его предсказания, к несчастью, сбылись. Скептическое отношение Люка к Тристану, мой ожидаемый провал, моя безответственность, слишком большие, неподъемные для меня проекты, беда, обрушившаяся на Веру и детей, — он во всем оказался прав. По пути я бдительно проверял, не следит ли за мной Тристан. Стоит ему засечь меня в обществе Люка, и он развяжет боевые действия, без вариантов. Подъехав поближе, я нарочно оставил мотоцикл в сотне метров от бюро — из осторожности и чтобы выкурить сигарету и набраться храбрости. Оказавшись у офиса, я остановился возле витрины и постоял, рассматривая комнату: там ничего не изменилось, не считая того, что вместо меня за чертежным столом работал другой человек, юноша небольшого роста с симпатичным лицом, как мне показалось. Не будь мое положение столь плачевным, я бы повеселился, наблюдая, как он из кожи вон лезет, пытаясь непринужденно общаться с мрачным, как всегда, Люком, а тот отвечает ему с недовольной физиономией. Бедный парень, он занял мое место. Я отнюдь не завидовал ему, как и не испытывал ни малейшего сожаления или ревности. Напротив, сцена, за которой я наблюдал, укрепила меня в уверенности, что я ни за что в жизни не буду снова здесь работать. Да, я накосячил, но мне нравится моя независимость. Я до хруста повертел шеей, глубоко вздохнул и толкнул дверь.
— Добрый день, — только и сказал я, не отводя взгляд от Люка, склонившегося над чертежной доской.
Он оторвал карандаш от бумаги, несколько мгновений просидел неподвижно, очень медленно поднял ко мне лицо и пристально заглянул в глаза.
— Добрый день! — с энтузиазмом ответил новенький. — Чем могу быть вам полезен?
— Оставь, Жером, — оборвал его Люк. — Это ко мне.
— Вы уверены? Я мог бы заняться нашим гостем.
Люк встал и подошел ко мне, за ним последовал и подмастерье. Мы с Люком обменялись рукопожатиями. Потом он раздраженно забарабанил пальцами по столу, услышав, как парень суетится за его спиной.
— Жером, познакомься с Янисом.
Молодой человек изумленно раскрыл рот:
— Вы тот самый Янис?
— А что, их несколько? — ответил я.
— Я был в вашем магазине, вы сделали нечто потрясающее.
— Ну да… спасибо, — ответил я гораздо более сдержанно, чем хотел бы.
— Иди работай, — распорядился Люк, который заметил перемену в моем настроении.
Явно разочарованный и раздосадованный тем, что его порыв остановили — юноше придется к этому привыкать, — Жером сел к столу, а Люк повернулся ко мне:
— Если честно, я очень удивлен твоим появлением, не думал, что когда-нибудь такое случится.
— И как сюрприз — хороший или плохой?
— Это ты сам мне скажешь.
— Было бы удобнее поговорить без свидетелей, — заметил я.
Он покосился на Жерома.
— Не хотелось бы тебя напрягать, — продолжил я. — Мы могли бы вместе пообедать, если ты не против.
— Дай мне две минуты, Янис.
Он вернулся к своему столу, взял со спинки стула пальто и присоединился ко мне.
— Остаешься в лавке, я буду позже, — бросил он по пути Жерому.
Не дожидаясь ответа, он открыл дверь и знаком подозвал меня. Мы перешли через дорогу — в кафе напротив. Он заказал у стойки два кофе и сел к маленькому столику на отшибе, у широкого окна, откуда было удобно следить за бюро. Мы молча изучали друг друга. За прошедшие месяцы Люк постарел, но это ему шло — виски почти полностью поседели, а вот лицо стало более открытым, чем раньше, более спокойным, невозмутимым, и этого нельзя было не заметить. Интересно, что он обо мне думает? Не самые приятные вещи, что уж тут… В какие-то моменты на его лице отражалось недовольство, наверняка он задавал себе разные вопросы. Что ж, он не будет разочарован. Официант принес нам кофе.