меня, нет, пожирала нас и отрывала друг от друга.
Мы сумеем все восстановить, и бог с ними, с долгами, что-нибудь придумаем. Янис беспрестанно повторял, что готов бороться. Отныне он будет это делать не в одиночку. Я все пыталась понять, почему на пике кризиса бросила его на произвол судьбы, почему никак не поддержала, это была не я, на меня это не похоже. Не спорю, я имела полное право прийти в ярость, но моя чрезмерная и слишком резкая реакция оставалась для меня загадкой. Почему я закрыла перед ним все двери, отказывалась выслушать, когда он пытался объяснить случившееся? Почему не верила, что он работает, считала, что он обманывает меня? Сейчас было важно, чтобы мы снова научились разговаривать друг с другом, и тогда наша любовь не угаснет, а, наоборот, благодаря испытаниям станет еще сильнее. Он будет упорно работать, мы туже затянем пояса и сумеем выплатить долги. И сделаем это вместе.
Я поставила чашку в мойку, взяла мобильник и направилась в спальню. В середине лестницы я остановилась и отправила Янису эсэмэску:
Пошла спать, думаю о тебе и слышу нашу музыку, целую тебя.
Едва успев дойти до конца лестницы, я получила ответ:
Пусть тебе приснятся хорошие сны, наша музыка никогда не умолкала в моей голове, целую тебя так, как целовал только что.
Губы сами собой сложились в улыбку, и, несмотря на усталость, мне захотелось танцевать с ним — здесь и сию минуту. Скоро мы обязательно потанцуем. Я еще не начала снимать макияж, когда раздался звонок. Я тут же подумала о Янисе, о том, что скажу ему: приходи поскорее, возвращайся ко мне прямо сейчас, спи со мной эту ночь и все последующие. Поэтому высветившееся на дисплее имя Тристана вызвало острое разочарование.
— Добрый вечер, Тристан, — промямлила я.
— Добрый вечер, Вера, что-то случилось?
— Да нет, все в порядке. Как ты?
— Я возле вашего дома, приехал узнать, как у вас дела.
У меня не было ни малейшего желания видеть Тристана. Рядом с ним мне было нечем дышать. Вчера вечером я уже не пустила его, сказав, что легла спать. Я не могла снова прогнать его — как бы он не обиделся. А ведь мне только и хотелось, что забраться под одеяло, в тепло, обеими руками обхватить подушку Яниса и мечтать о том, что следующей ночью он будет рядом со мной.
— Дети спят? Я могу зайти?
— Да и да. Конечно, можешь.
Я со вздохом нажала отбой и пошла ему открывать.
Наверное, я выглядел как дебил, когда сидел, уставившись на экран смартфона, в тысячный раз перечитывал Верину эсэмэску и представлял ее спящей, свернувшейся клубочком под нашим одеялом.
— Янис! — призвал меня к порядку голос Люка. — То, что у вас с Верой все склеивается, очень мило и переполняет меня счастьем, хотя я и так не слишком сомневался в благополучном исходе. А вот с нашими делами хуже — мне никак не разобраться в твоем бардаке! Найди мне последние счета и транспортные накладные по проекту.
— O'кей! O'кей! Сейчас!
Люк сидел за моим письменным столом, и перед ним высилась гора папок. Я все время подливал ему виски, что было непростым занятием, поскольку стакан покачивался в неустойчивом равновесии на куче бумаг, которые он сортировал. Люк работал тщательно, предельно серьезно, и на его лице было выражение, которое раньше я называл «физиономией плохих дней». Но в данном случае оно внушало мне надежду. Я наконец-то раскопал то, о чем он меня просил, и протянул ему. Он поставил очередную галочку в своей таблице, куда вносил данные каждого счета и цифры списанных средств.
— Можешь объяснить, для чего ты это делаешь?
— Необходимо заново пересчитать, во сколько обошелся проект в целом!
— Хочешь, скажу без всяких расчетов? Слишком дорого, по моей вине. Я не способен грамотно управлять бюджетом, ты же сам всегда говорил, это ясно как дважды два. Слушай, я же признал, что вел себя как последний кретин, какого черта все это опять размазывать.
— Помолчи, пожалуйста. Мне надо сосредоточиться. Он встал, покопался в карманах пальто, извлек калькулятор. Я не стал ему говорить, что мой тоже отлично работает и батарейки в нем практически новые — я-то, понятное дело, нечасто им пользовался. Люк похрустел пальцами, допил одним глотком свой стакан и снова погрузился в бумаги. Я наблюдал за ним, и мне казалось, что передо мной начальник штаба, планирующий боевую операцию. Он хмурился и что-то бормотал. Его молчание начало меня пугать: работая, он не произнес ни одного внятного слова. Я шагал по комнате, курил сигарету за сигаретой, чтобы не пить слишком много. Если я имел неосторожность приблизиться к нему и наклониться к бумагам через его плечо, он по-командирски поднимал руку вверх, останавливая меня.
Что неминуемо повышало градус моего напряжения. Да что же такое он ищет? Часа через полтора интенсивных размышлений Люк встал и что-то буркнул.
Потом открыл дверь, чтобы проветрить. По крайней мере, я так решил, однако на самом деле он вышел за порог и принялся расхаживать. Это продолжалось минут пять. Я умирал от желания наорать на него… Но разбудить весь дом криками — не самая удачная идея. Помотавшись по двору, Люк вернулся и закрыл за собой дверь.
— Да черт же подери! Что происходит? — спросил я, дрожа от нетерпения.
Люк очень серьезно посмотрел на меня, однако я подумал, что, скорее всего, он меня не видит.
— Это невозможно.
— Да блин! Что невозможно? Объясни мне, а то у меня сейчас крыша съедет.
— Погоди, дай в последний раз перепроверить.
Не хотелось бы проколоться.
— Ты о чем? — не отставал я.
Я так дергался, что едва не начал рвать на себе волосы. Как бы не облысеть от такого стресса.
— Еще чуть-чуть терпения, Янис. Я понимаю, как это тяжело, но…
Он прошел мимо меня, налил себе очередную порцию виски и снова сел за стол. А я закурил очередную сигарету и заметался по комнате. Я изо всех сил сдерживал себя, чтобы не позвонить Вере, хотя мне не терпелось услышать ее голос, рассказать, что у нас тут происходят интересные вещи, обрадовать, что ее брат вернулся в нашу жизнь. Но она, скорее всего, уже давно спит, и я хотел, чтобы она хорошенько отдохнула. Несколько часов можно и подождать.
— Янис, — вдруг позвал Люк.
Я обернулся к нему. По его лицу я понял, что сейчас услышу нечто очень важное.
— Сядь, — велел он. — И выпей. Мне нужно кое-что тебе объяснить, а это нелегко.
Я, не раздумывая, подчинился и сел на диван.
Я не отрывала глаз от Тристана. Стоя у окна с бокалом в руке, он уставился в темноту. Для начала он поинтересовался моим самочувствием и тут же замолчал. От него веяло чем-то необычным, тревожным. Он напомнил мне Тристана времен наших первых встреч, только более загадочного и еще более мрачного, чем тогда. А ведь в последние недели он выглядел все лучше и лучше. Но сейчас был бледнее покойника. Однако никакой неуверенности я в нем не замечала, напротив, никогда еще он не излучал такую мощь. Я чувствовала себя совсем маленькой и жалкой, совсем никакой рядом с ним. Наверняка из-за того, что пару дней назад он застал меня в отвратительном состоянии и всячески подчеркивал мою слабость. Судя по его отражению в стекле, он за мной наблюдал.
— Янис хорошо выполняет свои обязанности, вовремя отводит детей в сад и школу? — спросил он, не поворачивая головы.
От интонации, с которой был задан вопрос, я вся похолодела, сама не понимая почему. Но мысль о Янисе и его встрече с детьми доставила мне удовольствие, и я улыбнулась:
— Да, прекрасно. Теперь все как раньше, я думаю. Это вселяет надежду.
— Н-да…
Я ощущала потребность защитить мужа, однако разум подсказывал, что лучше внимательно следить за тем, что я говорю. Откуда эта внезапная настороженность? Почему по спине у меня побежали мурашки?
— Он рассказывал о работе, которая вроде продвигается, — осторожно продолжала я. — Ты давно его видел?
— Несколько дней назад.
Я словно шла по раскаленным угольям.
— И как он?
— У нас случился небольшой спор относительно планов на будущее.
— Это серьезно?
Он устало вздохнул:
— Янис был взвинчен, я бы даже сказал, неуправляем. Если вспомнить, в каком состоянии были его руки, это сообщение меня не удивило. Однако Тристан упомянул планы на будущее, так что речь у них могла идти только о работе и о деньгах. И значит, спор вовсе не был следствием моих неудачных высказываний, способных подогреть соперничество между ними.
— Янис не прислушивается к советам, — продолжил он. — Но мне удалось успокоить его и донести до него мое видение происходящего. Надеюсь, он будет держаться…
То есть они действительно спорили о делах. Тем не менее мое беспокойство нарастало. Тристан допил свой бокал и поставил его на кухонный стол — как всегда, бесшумно, — распустил узел галстука и медленно подошел ко мне. Его взгляд был недобрым, в нем горел опасный огонек. Мне вдруг показалось, будто вся наша история прокручивается передо мной в ускоренном темпе, я заново переживала события последних месяцев: вторжение Тристана в жизнь Яниса, а вскоре и в мою, проблемы на работе у Яниса, разрыв с Люком, затем с Шарлоттой, наша постепенная изоляция, отпуск, когда мы с Янисом на несколько дней расстались, мои подозрения насчет измены мужа, его подавленность. И еще: я захлопываю перед Янисом двери, он сбит с толку, растерян, не понимает, что с ним происходит, моя зависимость от Тристана усиливается, я теряю способность самостоятельно принимать решения. У каждого болезненного воспоминания был общий знаменатель — Тристан. В памяти всплыли предостережения Яниса — в последние дни он настойчиво призывал меня быть осмотрительной, остерегаться, но при этом ни разу не назвал источник угрозы, хотя он был ему наверняка известен. Я догадалась, что он намекает на Тристана, но отнесла это на счет пресловутого собственничества моего мужа. Почему-то теперь я уже была не так уверена в этом. Возможно, все гораздо серьезнее. Не пытался ли Янис, по неизвестной мне причине связанный по рукам и ногам, предостеречь меня, попросить держаться от Тристана подальше? Не пытался ли он защитить нас? Я же, как последняя идиотка, впустила его в дом, а Янис считает, что я надежно закрылась на все замки и сплю и телефон лежит рядом со мной на нашей постели. Страх расползся по всему телу, оккупировал его полностью, у меня возникло острое желание забрать детей и бежать, бежать подальше от нашей квартиры, подальше от него. Похоже, я схожу с ума?