Их в Мексике много, и все они искренне интересуются Россией, ратуют за её успехи, волнуются за настоящее и будущее нашей страны. Меня лично просто окрыляют любые здоровые общности, созданные и создаваемые через любовь к Руси и осознание причастности к ней. Члены этих обществ делают всё возможное, а порой и невозможное для формирования благоприятного для моей Отчизны общественного мнения, распространения знаний о нашей некогда высокой культуре, чести и отваге… И конечно, все популяризируют великий русский язык, который является нашим национальным достоянием. Выходит, что все, все мы, вместе взятые, создаём РУССКОЕ НАСЛЕДИЕ.
А вот и одна из моих капелек в этом море посильного служения России.
Мы не рабы, рабы не мы…
О Русь-земля, чем ты прославилась на свете?
С небес твоих зарницы сходят, как жар-птицы,
На стёжки — по садам, полям… И ленты эти
Нередко к речкам вьются, где вода резвится
И бьёт в сыпучий берег. За крутым овражком
Стоят густые боры без конца и края.
Пред ними луг поющий в солнце и ромашках.
Склонившись зрением и слухом, обнимаю
Стрекоз, коровок божьих, бабочек… Все смело
Летают, как и мысль, наполненная силой.
И ты на край желанный смотришь, онемело,
А дух парит аж птицей вольной, сизокрылой.
Но вдруг узреешь — в травах маки запылают…
Согреты солнцем — что запекшиеся раны.
Представишь, как на Русь фашисты нападают,
В рабов желая обратить огнём нежданным.
В цветочках нежных белых, в листиках кудрявых,
На холмах, что венчают обелиски,
Растут калины и рябины — в ягодах кровавых.
Там слышится: мы не рабы, народ российский!
Мы не рабы, рабы не мы, писали в школах
В послевоенные года России дети.
Сияли в душах их цветы и на просторах.
И уважали наш народ на всей планете.
Природа русская, люд русский, хороши вы.
Хочу, чтоб бестревожно вам жилось, приветно…
Гражданской скорби, знаю, тягостны мотивы,
Но не всегда ведь длиться ночи беспросветной.
Как одолеть неправду правде в вечном споре?
Обкромсанной страны не заживают раны.
Но чую, горестно народу жить в позоре:
Укором — павшие герои, ветераны…
Страны моей прекрасней нет на целом свете.
Она ввысь к свету неоглядному стремится.
Сильны её красноречивейшие дети,
Но что вот матери безмолвной ночью снится?
Эх, доля: горе мыкать спокон века. Плакать,
Когда сыны в крови, монгольская нагайка
По спинам их гуляет… плен, иль надо драпать
От вражьих стрел, иль — пьяный вой под балалайку…
Покорны всякой службе бритые солдаты;
Синонимом раба их клички быть готовы.
Бывает, что капкан наладит брат на брата,
А кто-то добровольно влезет и в оковы.
Госдума для детей — бутыль «палёной» водки:
Пьют ложь, разврат, предательство, сходя к терпенью.
За крохи от господ разносят кривотолки…
Как труп живой, послушною мелькая тенью.
И вот над собственным позором дети шутят,
Мол, ныне каждый долларовой цепью скован…
Не пашут и не сеют… — стол в заморской мути.
Как дуб был славянин, а стал трухою полон.
Зачем молчите, недовольные судьбою?
Просите прадедов, чтоб указали дело.
Обманутых постперестройкой за собою
К победе пусть ведут — и все за ними, смело!
Да, мать, в кулак сжимаем руки мы от злости.
Посмотрим в лица вражьи смелыми глазами.
Да, не собаки мы, к чему бросать нам кости…
Вернём стране венец! Подымем выше знамя!
Мы русичи! — Величественно звуку литься.
Мистичен и просторен он необычайно.
И к предкам, храм наш строившим, стремится
В былинный вещий род славянский, полный тайны,
Встававший супротив врага единой ратью.
Державший правды стяг священный крепко, свято.
Единым духом сильные — мы ж сестры, братья…
За волю, честь свою отдать жизнь были рады.
Борьба за честь вновь набирает обороты.
Поганцы тешатся кровавою химерой…
Русь отразит врагов. Республик всех народы
Полны такою же тысячелетней верой.
Какой бы рок ни охватил наш дух, не сгинет
Вовек твоё лицо, ведь ты всегда хранима
У нас в душе. Настанет срок — и вновь обнимет
Всех наций мать детей. Мы ею все любимы.
А мне Бог дал по белу свету поскитаться,
Писать правдивые слова по небосводу,
Как русич хочет светлой доли допытаться
И в мир нести свет братства, равенства, свободы!
Примечание:… человек так преподносит другим правду, как она ему известна и как его душа понимает.
Разве это трудности?
Когда зло не уходит по-английски,
Жизнь словом продолжается: ЖИВА!
Вино, цветы, подсвечники, огрызки…
Своей рукою уберёшь… Молва:
Теперь она повесит нос на квинту —
Подобие блевотины газет…
В душе моей им места — ни на пинту,
Хотелось злу расправы, но поэт
Спасенье ищет в слове, в светлом чтиве,
Чтоб не поджариваться в том аду;
Вновь тот же Рим, ну, может, поспесивей,
С Нероном тем же, с солнцем тем ввиду…
А мне б взрывать трусливости коросту,
Духовно умирать не позволять…
Поэт — защитник мира, хоть непросто
Свой собственный мир в мире создавать.
И не руками разводить, а — пашни,
Сады и парки… петухов и кур.
Окурки, мусор, грязь от дней вчерашних
Сгребать и отправлять со смехом в тур…
Смотреть вдогон и снова ждать сугробы —
Сперва листвы, а после из снегов.
Быть к неблагим вестям всегда готовым
И на подъём быть легче облаков.
Дай бог, весь сброд исчезнет по-английски,
А ты живёшь, жить будешь, как жила…
Не важно, что опять стрясать огрызки,
Поэту эта роль не тяжела.
Родная речь
«Антимира» зеркального речь,
Где абсцессная лексика, «феня»,
Блеф попсовых романсов… не счесть
И одесского юмора… Время
Позабывших святые слова
Дружбы, Веры, Любви и Мечтаний,
А без них наша жизнь — трын-трава —
Среди денег, лжи, фальши, метаний…
Всю Россию грозится всосать
Антимир паханов и шестёрок.
Жертв невинных мне вопли слыхать
От речей, под английский, дешёвок.
Наудачу приехав к тебе;
Ты прости: той, что знал дух, — не встретил…
Грусть, тоску подарив в ноябре,
Ты останешься болью в поэте.
И куда б мне идти ни пришлось,
Ты со мною, любимая, будешь.
Я с твоих распрекрасных волос
Смою грязь — и о ней ты забудешь!
2000 год
Жребий — из «новой» России уехать.
Грязь, что от ельцинских волн, глубока —
Не разгрести. Нуворишам — потеха…
Скована жизнь, как зимою река.
В детях и то не сияют улыбки.
Оттепель вёснами больше не жди.
Ночь простою у рябиновой зыбки —
Нежность найдёшь лишь в древесной груди.
Что же мне ветер споёт на прощанье?
Дух его русский сквозной сберегу.
Речь сохраню я, даю обещанье,
Буду приют ей искать… где смогу.
Кто даст свободною доброй быть птицей
В этом расхристанном сером краю?
Сердце стучит, просолились ресницы —
Землю родную до боли люблю.
Слышишь, родная, лечу в неизвестность
С пеньем над стужею русских дорог.
Знаю, во снах буду видеть окрестность,
С тонкой рябинушкою уголок.
Часто она проявляла участье
И ободряла, коль выбьюсь из сил,
Птицам, как я, была отблеском счастья,
Снег коли сыпал иль дождь моросил…
В Мексике нет ни берёз, ни рябины,
Их сарафанной красы и кудрей…
До возвращенья к ним сердце Регины
Будет рябиновых ягод горчей.
Песнь души
Волны, будто знаками вопросов,
До меня тянулись неспроста.
Пеликаны, чайки, альбатросы…
Закрывали к небу ворота.
Тяжело молчал песок прибрежный.
Крабы рыли норки пред ногой.
Океан дыханием мятежным
Обострял душевный непокой.
На скалу взойдя, под небом низким,
В пенных брызгах, с сердцем во хмелю,
С ощущением стихии близкой,
Я кричала: всё равно люблю!
И мой дух до самой ночи звёздной
Был со страхом в гибельной борьбе…
Восторгалась той забавой грозной
Песнь души, таившая в себе
Те же стоны, что разносит ветер,
Отчего ему мне сил не дать?