— Вариантов немного, учитывая, с кем ты ночь недавно провела.
Тут же хмурюсь, а он качает головой.
— Я не слежу за подобным, если такие мысли пришли в твою голову. Мне доносят, — он морщится.
— И всё же, почему я должна помогать, если вы даже выслушать меня не хотите?
У меня нет страха. За себя нет. И хоть образ мужчины вызывает необъяснимый трепет, он безусловно опасен, но разобраться во всём я хочу ещё больше, и не боюсь задавать вопросы. Он смотрит внимательно. А потом добавляет:
— Ты очень похожа на мать, Лика, красивая была женщина.
Я даже не знаю, как на это реагировать, настолько удивлена его словами. Глухие удары в груди забирают все вопросы.
Он знал мою мать.
Не успеваю прийти в себя от потрясения, когда Юдин добавляет ещё одно:
— Но я привык к потерям. Поэтому иллюзий не строй.
Он, махнув рукой, просто удаляется, направляясь к трём джипам, которые замечаю у деревьев, а я так и стою, глядя ему в след. Сжимаю кулаки — до меня постепенно доходит смысл его слов. Он отвечает на мой вопрос, чёрт бы его побрал, но как обычно в своей манере.
Глава 35
Прихожу в себя далеко не сразу.
Юдин что-то знает о моём прошлом. А вот я совсем ничего! И вокруг слишком много всего происходит, чтобы не поинтересоваться, какого чёрта я во всё это втянута. Нет, имя моего отца на форуме не совпадение, теперь в этом не сомневаюсь, и если бы только могла, спросила бы о родителях у бабушки. Жаль, что ответить уже некому.
Сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что в словах Демида есть смысл, и пусть в чувствах Глеба уверена, а всё же появление его в моей жизни вызывает сомнения. И я склонна верить бывшему мужу. Да, Юдин однозначно дал понять, кому следует задавать вопросы, но боюсь, так просто меня с распростёртыми Астахов не ждёт.
Поэтому сначала хочу подтвердить свои догадки, и пусть рискую, но быстро отыскиваю в недрах сумки визитку, которую оставляет мне Ирина и на следующий день её знакомый везёт меня за пределы города окольными путями.
За свои услуги, как и обещает Макарова, Руслан сдирает с меня немалую сумму, но выполняет свою работу отменно, нас никто не останавливает, хотя я всё жду парней в форме или хотя бы на огромных джипах, но сегодня приключений не случается, и вскоре мы подъезжаем к ветхому строению.
Сгоревший дом выглядит ужасающе. Понимаю, что полыхало, не оставляя шансов на уцелевшие вещи. Даже деревянный забор пострадал. У меня сердце замирает от того, что я вижу сейчас, ностальгия болезненными спазмами окутывает оцепенением. Ничего не осталось — сгорел ведь не просто дом, а словно всё прошлое, проведённое здесь. Моё детство, юность. И время, проведенное с бабушкой.
Прошу мужчину подождать в машине и вскоре захожу во двор, толкая старую калитку. Она легко поддается, и некоторое время бесцельно брожу по развалинам. Мне кажется, я даже пропитываюсь этим запахом гари. Едким и всепоглощающим.
В доме даже смотреть не на что, просто груды строительного мусора, а местами даже опасно, крыше удается уцелеть лишь в одном месте, но кажется, даже ей с такими увечьями недолго остаётся. Бросаю взгляд на небольшой сарай, обитый металлическим профилем, он тоже пострадал, но я всё равно, повинуясь порыву, дергаю железную дверь на себя.
Она со скрипом поддаётся, и я осторожно вхожу. Глаза постепенно привыкают к темноте, включаю фонарик на телефоне и осматриваю «владения». Взглядом выхватываю небольшую коричневую тумбу, она металлическая, я помню, что раньше она стояла у бабушки в спальне и вспоминаю её секрет.
Я бы вряд ли обратила внимание на старинную вещицу, если бы не видела её раньше. К тому же понять, что за столешницей ящик довольно сложно. Я и знаю о нём лишь потому, что бабушка захлопывала створку, когда я как-то неожиданно вошла в её комнату. Сейчас лишь это вспоминаю, и тут же окутывает новой волной тоски.
Неужели ты правда что-то скрывала, бабуля, и зачем?
Не знаю, что могу увидеть внутри, просто хочу проверить всё.
Ломаю ноготь, чертыхаюсь, холодный металл поддаваться не хочет, но моя настойчивость побеждает, и я замираю, разглядывая то, что лежит внутри. Ничего особенного, записная книжка в твердом переплете под кожу, которая уже местами изрядно потрескалась, свечу фонариком и просматриваю, что внутри: рецепты, цитаты, может, и есть что-то важное, но я пока что не вижу в записях ничего особенного.
И всё же это память о бабушке, кладу блокнот в сумку и ящик закрываю.
Выходя, ещё раз оглядываю двор. Совершенно точно сюда больше никогда не вернусь и с тяжестью в сердце делаю глубокий вдох: деревянная сидушка проржавевшей качели вдруг покачивается от ветра, в тишине скрип раздается так неожиданно, что я замираю, и тут же к глазам подкатывает горечь, подхожу, касаюсь холодных прутьев, осторожно останавливаю раскачивание и сжимаю губы. Я прощаюсь с этим местом, когда-то родным и теперь как будто таящем в себе угрозу.
Ещё пара минут тишины, и вскоре выхожу со двора на дорогу. Глубоко дышу — это было настоящее испытание, и всё же чувствую досаду — я ничего не нашла. Впрочем, есть ощущение, что кто-то очень постарался. Уже собираюсь направиться к Руслану, который ждёт меня чуть дальше у участка, но кое-что заставляет задержаться. А точнее, кое-кто.
— Ликуня? — слышу совсем рядом знакомый голос и оборачиваюсь, растягиваю губы в улыбке. У соседней калитки стоит полная женщина в возрасте. Я её хорошо знаю.
— Здравствуйте, тёть Даш, — говорю и, приближаясь, рассматриваю. Она подозрительно косится за мою спину. — Что-то не так? — тоже оглядываюсь на Руслана.
— Тут уже и не знаешь, что так, а что не так. Сгорел ваш дом, — говорит она, как будто я сама этого не вижу. Наклоняется и пониженным тоном добавляет: — Да только сдаётся мне, помогли ему сгореть-то.
Для убедительности она даже глаза округляет.
— Вы что-то видели? Считаете, это поджог?
Женщина снова переводит взгляд за мою спину:
— А кто это там с тобой? — адресует она чёрному авто. Отвечаю тут же, напрягаясь.
— Мой хороший знакомый, вы не бойтесь, он хочет мне помочь, — на всякий случай уточняю я.
— Вот такой же помощник приезжал накануне пожара, — всё-таки сдаётся женщина. Мне кажется, ей в принципе тяжело даётся молчание, и сейчас она рада поделиться наблюдениями. Она тут же продолжает: — Вышел со двора вашего, не знаю, заметил ли, я сразу калитку-то обратно аккуратно прикрыла, прижалась и долго стояла, прислушиваясь. Не понравился вот сразу. Он подошёл и даже постучал, но я не открыла. А потом, когда услышала, как отъезжает автомобиль, вошла в дом и вскоре запах гари почувствовала, огонь перекинулся на наш сарай, благо, потушили. А ваш дом не успели, всё сгорело, — кивает она, хоть я уже в этом и так убеждаюсь.
— Хотите сказать, что видели эту же машину? — вдруг сама испытываю волнение по этому поводу, но женщина возражает:
— Нет, нет, та была серая. И номера заляпаны. Вот как у этой. Я успела машину на телефон сфотографировать до того, как этот мужчина вышел из вашего двора.
Ухмыляюсь, у Глеба серый джип.
— Не покажете?
Женщина кивает и лезет в телефон, а потом восклицает:
— Тьфу ты, я же с дочкиным выходила, у нее связь здесь лучше берёт, она как раз из города приезжала, на него и сфотографировала. Я пришлю, — говорит она, но я ещё прошу описать человека, которого, хоть и мельком, но надеюсь, успела рассмотреть тётя Даша, и после её ответа, ещё кое-что проверяю и иду в машину, кусая губы.
Под описание тети Даши очень подходит Глеб, и увидев его фото на телефоне, она кивает. Да, похож, хоть она и не уверена на сто процентов.
Конечно серых автомобилей пруд пруди, но что-то мне подсказывает, тётя Даша пришлёт фото знакомого мне авто. Всё не могу понять, что натворил Глеб и зачем если это действительно он? И пока мы возвращаемся в город, пытаюсь представить картину, которая врезается в уже собранную часть пазла новыми фактами.
Прощаюсь с Русланом недалеко от своего дома, но в квартиру не спешу. Вместо этого сажусь в свою «ауди» и пытаюсь найти в прошлом ещё один ответ.
Я стою в полутёмной прихожей на пороге нашей квартиры, а Демид испепеляет меня взглядом. Он, конечно, ещё в ярости.
— Зачем ты пришла? — буквально рычит он.
Вопрос звучит сразу с угрозой, Демид обозначает бесполезность моих попыток что-то объяснить. Но я всё равно пытаюсь пробиться:
— Демид, выслушай… Пожалуйста.
Мой голос срывается, но вместо того, чтобы дать мне объясниться, он вдруг прижимает меня к стене рядом. Я выдыхаю, воздуха мне определённо не хватает. Впервые ощущаю на себе всю его злость так явно. Демид никогда раньше не применял ко мне силу, он даже в ссорах не переходил грань. А вот теперь так просто нависает, зло дышит, и если бы взглядом можно было размазать, в порошок стереть, он бы так и сделал:
— Я не хочу тебя слушать. И видеть тоже. Это понятно?
Его голос эхом звучит на повторе. Оно меня оглушает.
Нет, мне до сих пор это не понятно.
Я всё ещё в каком-то кошмаре, который меня медленно убивает. Близость Демида вызывает дрожь и совсем не от того, что он мне может причинить боль. Я до одурения боюсь его потерять, но уже ничего не могу сделать. Муж не оставляет ни единого шанса оправдаться. Впрочем, у него есть основания на это.
— Я не понимаю, как… — срывается с губ, но Демид отрезает безапелляционно:
— Мне неинтересно.
— Ты ведь даже не знаешь…
— И знать не хочу!
От бессилия закрываю глаза. Совсем по-глупому представляю, что Демид сейчас вдруг прикоснется к губам и прижмёт меня к себе. Мы вместе придумаем выход и решим, как быть дальше. Но этого не произойдёт.
Я бьюсь о стену. О толстый лёд.
Демид непробиваемый.
Про фото я пишу ещё утром, в мессенджере пересылаю, но ничего этим не добиваюсь. Фото даже не просмотрены, сообщения не прочитаны. Скорее всего, я попала в чёрный список. И не только в телефонной книге.