— Подливал. Но только не надо из бывшего делать святого. Еще неизвестно, кто большее зло, — Астахов растягивает губы в улыбке, взгляд же остаётся безумным. — Твой Бронский недалеко от меня ушел. И старший туда же. Но что-то я разболтался.
Глеб берёт бокал и опрокидывает его, выпивая оставшуюся жидкость до капли. А потом снова продолжает. Есть такое в людях, если долго молчать, изнуряя себя, изгрызая, потом, когда начинаешь говорить, словно открывается ящик Пандоры, даже во вред себе доводишь рассказ до финальной точки. Не думая о необратимых последствиях. И Астахов, словно перекладывает груз, который носил в себе всё это время, на меня. Его балласт падает сверху, прибивая новыми деталями, набираюсь терпения и молчу.
— Сначала я согласился на все их условия, но я же блефовал, да, я знал, что бумаги существуют, а где они — нет. Документы в итоге так и не нашел. Либо кто-то постарался до меня, — Глеб делает паузу, окидывает меня взглядом, я как будто слышу его молчаливый намёк «ну же, Лика, догадайся сама», но выводы делать пока что не берусь.
И Астахов, качая головой, рассказывает дальше:
— Либо бабуля от них избавилась всё же, — заканчивает он мысль. — Я предоставил отчёт Мирославу. Документы, если и были, то хранились в доме, они сгорели, вот такая случайность. Их нет. Знаю о них, только я. Оказывается, ты не в курсе, я проверил. Он, конечно, не верит, и считает, что мы с тобой спелись, но и на это у меня заготовлен план. К счастью, тебе и играть не нужно, ты правда не в курсе. Я всё продумываю… Ты это время находишься у Юдина. А я вроде как на встрече. Никто и понятия не имеет, что на неё я успеваю, едва вернувшись в город. За мной следили. За моим джипом, но за рулём был не я. Безупречно срабатываю, и хоть сомнения Юдина одолевают, я выигрываю время. И напоминаю, что есть ещё кое-что.
Я наклоняюсь немного вперед в ожидании подробностей, а Глеб нечёткими движениями, будто застегивает рот на замок, обозначает, что про это «кое-что» не расскажет. А потом продолжает:
— Он, конечно, может от меня избавиться, поняв, что тех документов у меня нет, но за моими плечами народ, жаждущий справедливости. Культурное наследие города хотят восстановить на месте пожара, верят, что я хочу им помочь, с реставрацией сгоревших зданий, бунтуют против нового комплекса, — Глеб говорит это небрежно. И что-то мне подсказывает, на культурное наследие ему плевать. — Эти одержимые своей идеей после моей кончины такое развернут, что Юдин не будет успевать удалять и устранять неугодных. Ему потом несладко придётся, впрочем и после пожара было дел невпроворот, но тогда у него было время всё подчистить, уладить, а у народа не было идейного вдохновителя, вроде меня, кого бы они считали авторитетом, а теперь есть, — Глеб указывает на себя, оставаясь серьезным. Да уж. Народу явно не повезло. Я и сама какое-то время назад считала, что Астахов печется о городе, оттого и влез в этот проект с реставрацией.
— И Юдина это бы остановило?
— У Мирослава же сроки, и ему вся эта шумиха не нужна. Сейчас. Сейчас это того не стоит, возможно. Не всё он от меня получил, — Глеб издаёт смешок.
— А потом? — задаю вопрос, чувствуя, как холодеют ладони.
— А потом будь, что будет. Главное, что от тебя отстанут. Ещё понаблюдают какое-то время и отстанут. Если ты, конечно, сама никуда не влезешь. Тем более, у тебя теперь есть защитник, — криво усмехается Астахов. Берет бутылку, крутит её и понимая, что она пуста, поднимает взгляд вновь: — Я сам себе сделал подлость. Я идиот. Дважды.
Глеб снова нервно смеется, ставит локти на стол, и трёт лицо, успокаивается. Астахов рассказчик не самый лучший, но я понимаю, о чём он говорит. Наверно, потому, что сама не раз в голове прокручиваю разные сценарии, вот только не ожидаю таких откровений всё равно.
Во-первых, я уже влезаю. И в такой ли уж безопасности нахожусь — ещё вопрос. А во-вторых… каких бы дел ни натворил Глеб, а всё же не хочу, чтобы он расплачивался своей жизнью. Глупостей он наделал, и пусть на него злюсь, оправдать его вряд ли возможно, но и обвинять во всех грехах тоже. Я хорошо знаю, что такое пожирающая изнутри безысходность. Просто у каждого свой порог боли.
И в третьих.
Защитник. С чего он взял?
Смутное беспокойство превращается в уверенность. Астахов знает, что мы провели ночь с Демидом. Откуда?
Удар в груди, ещё один. Чувствую, как охватывает дрожь, сначала волной, потом непрекращающейся тяжестью внутри.
— Глеб, — зову его, он поднимает на меня тяжёлый взгляд. Улыбается неестественно. Как будто знает, какой вопрос я задам.
— Возле клуба. Тот мужчина, его подослал…
— Я, — обрывает меня он. — Да, я. И не смотри так. Ты просто не представляешь, что я к тебе испытываю. И как сильно хотел вернуть твоё расположение.
Он трёт ладонями лицо и снова усмехается:
— Лика, Лика… Что же ты со мной делаешь?
Даю ему время, с трудом удерживаясь от всего того, что хочется прямо сейчас высказать. Но выплеснуть эмоции — значит сбить Глеба с мысли, учитывая его состояние — это не сложно. А я хочу докопаться до истины, поэтому терплю. Стискиваю зубы и молчу.
— Вспомнил историю нашего знакомства, — слышу его откровение, — и решил, ты оценишь. Но твой бывший муженёк какого-то чёрта опередил меня. Снова.
Я восстанавливаю вечер в клубе и сжимаю пальцы. У меня уже возникают мысли по поводу Глеба, но пока они не озвучены, так и остаются только догадками.
Как долго я не принимаю очевидное? И решаюсь на следующий вопрос.
— Ирина… она по твоей просьбе притащила меня в клуб?
Замираю в ожидании, но вдруг вижу в ухмылке ответ, и к горлу подкатывает ком, всё тело сводит оцепенением в один миг, а потом отпускает.
— Не такие уж и просьбы, — подтверждает мои догадки Астахов. Пьяно усмехается. А к моим щекам подступает жар.
— Зачем, Глеб?
Он качает головой. Отпираться, по видимому, не собирается, но и отвечать не готов. И лишь количество пустой тары даёт мне надежду, что продолжение будет.
— А не было у меня выбора, Лика. Мне нужно было знать, что с тобой происходит, и делать это выходило лишь на расстоянии. Но Ирина очень несговорчивая особа, на неё и раньше было сложно надавить. Она единственная не послушалась приказов сверху и решила с тобой сотрудничать. Вот мне и пришлось вмешаться.
Всё равно не могу поверить в то, что слышу. Мой мир снова переворачивается, и я пока что не понимаю, почему и за что.
— Ты подстроил… ту аварию? — произношу тихо, поражённая собственным выводом. — Чтобы её шантажировать?
— Какая ты догадливая, Лика. Но как же долго к этому шла. Впрочем, не твоя вина, я всё для этого делал. Кстати, — он показывает жестом «класс», — я оценил твой трюк, когда ты брала у меня телефон. Признаться, не сразу понял, кому ты звонила. Но потом решил на этом сыграть.
Я открываю рот в изумлении, вдруг сопоставляя факты.
— Глеб, ты… Ты… — я буквально задыхаюсь. Я сейчас смотрю не на того Глеба, которого всё это время знаю, этот другой. Жестокий, циничный, чужой.
— Именно. Я мерзавец. Мерзавец, который эгоистично шёл к своей цели. Но шёл, ради тебя, Лика. Не всегда, но отныне только ради тебя. И теперь вот, — указывает он на бутылки, — решаюсь на один-единственный выход.
Обреченный взгляд Глеба проникает глубоко внутрь и вызывает чувство тяжести в груди. Тревога расползается мгновенно, Астахов как будто с чем-то смирился. Прямо сейчас приходит к выводу и готовится к важному шагу, и просто предполагая к какому, у меня внутри всё сжимается.
— Но повторюсь, Лика. Демид совсем не ангел во плоти, как ты себе представляешь. Его отец с Юдиным партнёры, и Демид с ними. Не смотри так. Твой муж по поручению отца немало дел наворотил в нашем городе, да и не только. Видела, сколько проектов осуществлено его руками по всем районам? Думаешь, всё законно? И проектом «Эдванс» заниматься ему, хоть он пару лет назад и рассорился с отцом по этому поводу. Но вот, они снова в одной связке. И здесь Мирослав ни перед чем не остановится. Если Демид пойдёт против, Мирослав с ним быстро вопрос уладит. Он слишком много знает, сама понимаешь.
Глеб встает с места, медленно подходит к окну. Какое-то время так и стоит, сомкнув руки за спиной в замок, а потом оборачивается на меня:
— Передавай Юдину привет.
Непонимающе сдвигаю брови.
— Ты же по его просьбе тут?
Молчу.
— Не переживай. Я зла не держу. Знаю, как бывает больно, особенно когда от тебя зависит жизнь того, кого ты любишь. Я на всё сейчас ради тебя готов. И понимаю, что и ты ради него тоже.
Горечь скатывается по венам, слёзы застывают в глазах, так и не прорвавшись. Как же это всё сложно: кого-то из них я обязательно подставлю. И Глеб, и я, знаем, кого, если предоставится возможность.
— Поэтому захвати с тумбы конверт, средний ящик, справочник по истории открытия древнерусской живописи, — он делает паузу, и добавляет: — Сама реши, что с ним сделать. Открыть или если хочешь кого-то спасти, — Глеб делает паузу, и ухмыляется, заметив, что решение я уже приняла. — То так передай, не открывая. Иначе всё зря. И уходи. Уходи, пока я не передумал.
Последняя фраза звучит зловеще. Он угрожает мне одним взглядом. Я действительно встаю из-за стола, и качаю головой. А потом, не мешкая быстро иду на выход, тумба, ящик, справочник. Плотный запечатанный конверт внутри.
Беру его, квартиру покидаю, как будто и впрямь боюсь, что Глеб передумает. И лишь на улице останавливаюсь и пытаюсь отдышаться. Воздуха мне по-прежнему не хватает.
Глава 37
Звук входящего сообщения застает меня в машине. Я всё ещё не могу прийти в себя от новостей и оттого какое-то время бесцельно пялюсь перед собой, но сигнал возвращает меня в реальность. Открываю мессенджер, послание от тёти Даши, она, как и обещает, пересылает мне фото, и руки начинают дрожать: я-то считаю, что меня уже сложно удивить, но новости на сегодня не заканчиваются. Автомобиль действительно знакомый: Глеб приезжает в Чертаково на сером авто. Вот только не на своём джипе.