— Но он ведь тебя не отпустит… Демид, он… Ты ведь много знаешь, а Юдин не тот, с кем можно договориться!
Чувствую, что Демид всё уже решил, он всё это понимает, но тем не менее, заднюю не даст. Юдину просто не выгодно будет оставлять Бронского в свидетелях. Гарантией могли бы стать документы, которые хранила бабушка, но если он их отдаст…
Страх пробирается по венам оцепенением, но Бронский неумолим:
— Говорю же, всё в порядке. Я всё продумал, — он выдерживает паузу, смотрит на массивные часы на руке и делает глубокий вдох. — Поезжай домой, Лика. И… жди звонка.
Последнюю фразу он добавляет, прибивая взглядом к месту.
А потом поднимается и бросает на стол несколько купюр, следую за ним, и выходим из ресторана вместе. Мы не сговариваемся, но идём теперь рядом, я лишь на полшага отстаю, а на парковке у моей машины он вдруг оборачивается, и притягивает меня к себе.
Это происходит так внезапно: порыв выбивает почву из-под ног, я тут же шумно выдыхаю, но Демид к губам не тянется, он целует меня куда-то в висок и прижимает так крепко, что кружится голова.
— Всё будет хорошо, Лика, — говорит он тихо, но уверенно. — Пожалуйста, верь мне. Всё будет хорошо.
Я чувствую, как колотится его сердце. Слова застревают в горле, накатывает внезапная волна отчаяния…
Всё-таки не выдерживаю:
— Прости меня, — шепчу и чувствую, как глаза наполняются слезами, прижимаюсь к нему. Вдыхаю до боли родной аромат парфюма. — Прости…
— Тише, малыш, тише, — зарывается руками в мои волосы. Выдыхает. — Тебе не за что просить прощения. Я давно уже… Давно…
Его учащенный ритм, его близость и шумный вдох забирают все силы. Я просто стою, зажмурившись, и тону. В его объятиях, в его словах, в нём.
Затем он немного отстраняется и берет моё лицо в ладони, а я поднимаю на него глаза. Смотрит так, что внутри всё сжимается, и кажется, хочет что-то сказать, но не продолжает. Держится, напрягая скулы, у меня сердце прямо сейчас разрывается от того, каким отчаянием окутывает его взгляд. А может я себе придумываю, но отчего-то в груди бьётся уверенность, что эти объятия не просто порыв. Это чувство. Наше, общее, болезненное, но которое ещё можно спасти.
Демид бросает взгляд на мои губы и тут же прижимается к ним. Целует жадно, требовательно. И я отвечаю на поцелуй, цепляясь пальцами за его рубашку. А когда резко отстраняется, говорит, тяжело дыша:
— Я всё решу.
И я верю ему. Демид утверждает, что всё будет хорошо. Значит, так и будет.
Он уходит, а я так и смотрю ему вслед какое-то время. Сажусь в машину, трогаю губы — они горят, и я обнимаю себя за плечи. В памяти, как яркой молнией, вспыхивают его слова — он простил. Давно. Он меня простил. После того, что я вытворила. Без объяснений, без оправданий. Просто простил.
И попросил ждать звонка. Он мне позвонит? Нет, он не так сказал. Но я надеюсь, что звонок будет от него.
Домой я ехать не хочу, да и не могу. Проходит по меньшей мере час, прежде чем я решаюсь сделать то, что чувствую. Я не всё ему сказала. И он меня выслушает.
Внутри всё скручивает в тугой узел — слишком поздно приходит осознание, что Демид будто прощался со мной, и теперь я боюсь опоздать. Звоню по уже знакомому номеру, выбитому золотыми чернилами на чёрной поверхности плотной бумаги и слушаю долгие гудки.
Но сегодня Мирослав трубку взять не желает. Бью по рулю и ругаюсь в пустоту.
И больше не мешкая, еду в офис Демида. Уже подъезжая с другой стороны дороги, мне вдруг кажется, что от парковки отъезжает знакомый джип, который я видела у набережной, но на сто процентов не уверена, что это он. Вот только если вдруг авто кого-то из людей Мирослава, если я опоздала… Даже думать не хочу.
Решаю оставить машину на другой стороне дороги, здесь широкие полосы и двойная сплошная, чтобы развернуться и попасть на ту часть, нужно сделать большой крюк, к тому же при объезде есть возможность встрять в пробку. Неудачное время, слишком много машин. А я спешу.
Сигнал мобильного требовательно обращает на себя внимание и я беру его в руки: голосовое. Оксана, как же ты не вовремя!
Именно в этот момент я поднимаю взгляд и замечаю в стеклянной двери через дорогу движение, да, расстояние приличное, но отчего-то я уверена — это он.
Сердце трепыхается, и я делаю неловкое движение рукой, благодаря чему мобильный проваливается между сидениями. Досадно ругаюсь и выскакиваю на улицу без него. Потом послушаю лепет Чистяковой, наверняка половина сообщения — это её всхлипы.
Нетерпеливо нажимая на кнопку переключения светофора перед пешеходным переходом, наблюдаю, как Демид стоит у крыльца и что-то разглядывает перед собой, засунув руки в карманы. Сердце теперь принимается осторожно, с каждым ударом, радостно увеличивать темп.
Я успеваю.
Успеваю.
Даже отсюда вижу, как Бронский хмурится. Оглядывается по сторонам, как будто чего-то ждёт. Потом достает телефон и какое-то время смотрит в него, взгляд сосредоточенный, Демид напряжен, я хочу скорее попасть на ту сторону, меня подталкивает в спину непреодолимое желание, порыв, и теперь кажется, что зелёный сигнал светофора не загорается слишком долго. Нервно нажимаю ещё раз на кнопку, но немигающий красный никак не сменяется.
Я не знаю, с чего начну разговор, не знаю, и как он отреагирует. Я действую спонтанно, просто хочу сказать, что чувствую. В глаза. Вот так, прямо и открыто. Сделать это немедленно, сейчас, и будь, что будет. И пусть в глаза мне скажет, что больше не любит, если так. Но внутри всё трепетно замирает в ожидании — там, в районе сердца, чувствую приятное покалывание — Демид смотрел на меня сегодня, и я знаю этот взгляд.
Пусть выиграю хотя бы время.
Бронский убирает телефон в карман и теперь направляется к парковке. Чёрный джип блестит на солнце, отражаясь бликами, светило благосклонно выглядывает из-за туч совсем недавно и сразу опаляет своим жаром; хоть погода в этом сезоне переменчива, чувствуется, что лето подбирается уверенными темпами, и что совсем скоро вступит в свои владения. Даже странно, что ещё с утра было холодно, а вот сейчас я даже пиджак оставляю в машине.
Слежу за Демидом, не отворачиваясь, хоть бы успеть, хоть бы не уехал. Ещё и телефон в машине, закон подлости в действии, не иначе. Наконец-то можно идти, и я буквально бегу по пешеходному переходу, посматривая по сторонам.
Уже почти перехожу дорогу, когда Демид ловит мой взгляд, он как раз подходит к джипу и берётся за ручку, но увидев меня, замирает.
Этот момент прямо сейчас пропечатывается в памяти, будто я заведомо знаю, что мне необходимо его запомнить, будто на будущее. Мы застываем, словно попадая в стоп-кадр, и становимся чёрно-белыми. Ещё мгновение, и время бежит дальше. Неумолимо, никого не спрашивая.
Бронский очевидно теряется, что совершенно на него не похоже. Он так не ожидает меня увидеть, что пристально смотрит и не двигается.
Я таким его никогда не видела. Становится не по себе от мысли, что он так сильно не хочет меня видеть, а всё, что сейчас было у ресторана — просто порыв и не более. Но ведь я помню его взгляд, и его слова, и не сходится. Не сходится и всё тут. А значит, дело в другом. Появляется тревога — Демид снова достает телефон, что-то пишет.
Это выглядит так нелепо, совершенно не вовремя, по-другому я представляю нашу встречу. Взгляд Бронский внезапно поднимает, и в этот момент волнение охватывает полностью. Новой волной, более мощной. Я шагаю по переходу на ватных ногах.
Чувствую приближение чего-то страшного, неизбежного, сердце сжимается, а по позвоночнику проносится холод.
Леденящий ужас сковывает за секунду, взгляд карих глаз, сигнал сбоку, я вздрагиваю, и лишь на мгновение оборачиваюсь, а потом перевожу взгляд обратно, и тело охватывает дрожь, мне кажется, я даже слышу какой-то свист, а затем раздаётся громкий хлопок, одновременно вижу вспышку белого света, и подкашиваются коленки, ещё одна, такая же яркая, оранжевая, а потом валит дым, чёрный, едкий. Я больше не вижу Бронского. Липкий страх сковывает мгновенно. Перед глазами мутно.
Снова сигнал машины, и теперь я бегу вперед, не чувствуя, как касаюсь земли, лишь одно ощущается отчётливо — грудную клетку разрывает обезумевшее сердце.
— Демид! — слышу будто со стороны свой отчаянный крик. Нечеловеческий, пронзительный. — Демид! Пожалуйста! Нет!
Он оглушает меня саму. Я кричу, продолжая бежать совершенно не заботясь о том, что к парковке вход сбоку, а я направляюсь к невысокому забору, напрямик, так быстрее, так ближе, но не успеваю его достигнуть.
И не сразу понимаю, что меня кто-то обхватывает сзади, руки крепкие, голос чужой, он называет меня сумасшедшей и больно сдавливает, не давая вырваться. Я не вижу, кто меня держит, но свихнулся здесь именно он, мне нужно к Демиду, почему мужчина меня не отпускает? Ему ведь нужна моя помощь…
Пытаюсь вырываться и снова кричу:
— Демид!
Я чувствую что-то солёное на губах. Кажется, слёзы. А может, я так сильно кусаю губы.
— Девушка, да успокойтесь же!
— Демид! Отпустите! Демид! Нет! — пытаюсь изо всех сил освободиться от этих жестоких объятий, захлёбываюсь в жгучей горечи. Перед глазами туман. — Демид!
Почему он не отвечает?
Я повторяю как заведенная. Облако чёрного дыма уносит мой крик, растворяет его во внезапно образовавшейся толпе, то что я слышу рядом просто неправда. Такого не может быть. Они все ненормальные.
«Там мужчина погиб…»
«Он открыл машину, что-то произошло…»
«Владелец студии…»
«Какой кошмар…»
«Я услышал хлопок, а потом смотрю машина горит, а рядом он лежит…».
«Не дышит…»
«Такой огонь сильный…»
«Наверно, что-то с проводкой…»
«Да бандюган, наверно… какая проводка?»
Что они такое говорят? Как они смеют?
Гул из непрекращающихся голосов перемешивается, превращаясь в бессвязный лепет.
Они врут. Врут.