а за копейки, возможно тому же Юдину, и уехала жить к сестре.
Я уже едва сдерживаю себя от непрошеных эмоций, но чувствую, Глеб ещё не всё сказал.
— Моя находка позволяет мне подобраться к Юдину, — действительно снова рассказывает он. — Когда случается пожар, я уже понимаю, с какой целью это происходит, да и мало кто сомневается, кто приложил к поджогу руку. А у Мирослава по-прежнему репутация чиста как белый лист, всё время кто-то мелькал рядом находящийся с ним, но не он, понимаешь? Научился заметать следы, паршивец. Не подкопаться. Но именно в это время я нахожу к нему лазейку, письмо — моё знание, прикрепленный документ — гарантия моей жизни, устранив меня, знание исчезнет, а вот документ могут придать огласке верные мне люди, которых я, разумеется не выдаю. К тому же, со временем, я ввязываюсь в проект реставрации на месте пожара и Юдин сам на меня выходит. Разговор получается сложный, про письмо я, разумеется, не говорю, лишь утверждаю, что ходят слухи, но мы бьем по рукам. Сделка меня устраивает, ему нужны документы, мне полномочия. Мирослав хороший психолог, ты ведь с ним общалась, сама понимаешь, он видел, что проект реставрации меня не особо волнует, я-то вполне осознаю, что никто меня туда не пустит. Так что мы договариваемся работать вместе. Я сливаю ему информацию, делая вид перед народом, что я в оппозиции, — Астахов показывает в воздухе знак кавычек, — а он помогает мне вырваться наверх.
— Это ты писал на форуме, прикрываясь именем моего отца? — резко прерываю его рассказ, чем застаю Глеба врасплох.
— Ты и это уже выяснила? — усмехается. — Послание было для Юдина. На прочих форумах он кое-что подчистил, но вывод можно было сделать, что проворачивает за спиной Юдина дела Бронский. Очень легко изобразить в сети под никами иллюзию беседы двух человек. Они как будто общались в закрытой группе, поясняя, что приказы им отдает Демид. Понемногу я выдавал информацию из письма. Мирослав решил, что именно у Бронского это послание, совсем не сложно из небольшой правды сделать большую ложь, когда обладаешь знанием. Юдин, конечно, проверял, и не доверял ни мне, ни Демиду, но и я подстраховался. И хоть с Демидом сферы у нас отличаются, однако пару раз я выбиваю у Юдина запрет на его проекты. Потрясающее ощущение. А потом в моей жизни появляешься ты. И созревает новый план. Узнав, какой именно… — Глеб нервно ухмыляется. — Ты меня возненавидишь.
Он ещё не знает, что я уже. Уже знаю, догадываюсь, почти не сомневаюсь.
Перевариваю всё, свожу в одну линию. И выходит очень простое объяснение, которое изначально кажется чем-то невероятным. Итак, Глеб ненавидит Демида, причин у него много, но он отвлекается на свой бизнес, а потом выясняет историю района, узнает у местных, что Юдин какие-то следы заметал, а тут ему ещё по случайности попадает в руки письмо моего отца с важным документом, и он узнает, что за бумаги ищет Мирослав. А учитывая, что это ключ к власти, грех не воспользоваться, и не поквитаться со старым врагом. Он подставляет Демида, обозначая, что тот нашел письмо. Будто он, а вовсе не Глеб действует за спиной Юдина. Вот только одно мне неясно. Зачем он связывается с ней?
Поэтому сама задаю вопрос:
— Та, кого ты подвозил к хрущевке, которая тебя с Демидом сравнила… Это была Малена?
— Малена, — подтверждает Глеб. — Я ведь наблюдал за вами с Демидом. И не представляешь моё удивление, когда я узнал твоё имя. А особенно отчество и фамилию. Уж в такие совпадения я не особо верил. Демид, его отец, Юдин. К этому времени у них довольно много дел общих появилось, а тут ещё и ты. Как думаешь, случайно ли Демид появился в твоей жизни?
Мотаю головой, верить не собираюсь в эту чушь, Глеб просто не знает, как мы познакомились и понятия не имеет, что такое настоящие чувства. Взаимные. Такие, как были у нас с Демидом. Он просто не понимает, не догадывается…
— Не веришь? — ухмыляется Астахов. — Конечно, это же я зло во плоти. Вот только пойми, твой Бронский ничуть не лучше меня. Он тоже рядом с тобой появился не просто так. Ты понимаешь это?
Не понимаю. И понимать не собираюсь.
Продолжаю качать головой из стороны в сторону, он не навяжет мне этот бред.
— Как хочешь, — пожимает плечами Глеб. — Но что-то мне подсказывает, твой дорогой муж по наводке папочки к тебе подобрался. Документы ему нужны были, которые Юдин разыскивал. А иначе, как они у него оказались?
— Для этого было необязательно жениться на мне.
— Всякое случается, Лика. Я вот тоже в свою же ловушку попал. Как идиот последний влюбился. Говорю же, дрянное это чувство — любовь. Планы переворачивает, заставляет рисковать. И дарит идиотскую иллюзию, что можно добиться взаимности.
Астахов делается мрачным.
— Обманом? — напираю и я. Он говорит, конечно, красиво, вот только умалчивает, насколько подло он поступил, добиваясь этой взаимности.
Глеб прищуривается.
— Раз ты такой откровенный сегодня, может поделишься, что вы вытворили с Маленой?
Астахов всё понимает. Я вижу по глазам, что он не ожидает, насколько раскроется вся правда.
— Лика…
— Ты разрушил мою жизнь, Глеб, — перебиваю его, взгляда не сводя и даже делаю шаг навстречу сама. — Ты задавал мне вопрос. Да, у меня к тебе появились чувства. Я тебя действительно ненавижу, — бью его в грудь ладонями. — Ненавижу! — срываюсь, не выдерживая напора собственных эмоций, отталкиваю Астахова, когда он пытается меня обнять за плечи, сбрасываю его руки. — Добился? Устраивает тебя такая взаимность?
Астахов снова пытается приблизиться, но я не даюсь, вырываюсь в очередной раз, случайно оступаясь, теряю равновесие, и вижу страх в глазах Глеба, он так быстро меня хватает, что я едва понимаю, что его напугало. Я упираюсь в самые перила, они в этой части невысокие и за спиной пустота. Вот только действует он интуитивно, не подумав, и сейчас, держа меня у края, у него есть возможность передумать.
Разжать руки и просто толкнуть.
Глава 40
Мы замираем, секунды кажутся вечностью, я даже не держусь за Глеба, инстинкт не срабатывает. Просто застываю, выставив перед собой ладони, а Астахов продолжает сжимать меня в объятиях, мне даже кажется, хватка ослабевает в какой-то момент, как будто он прямо сейчас разожмёт руки. Глеб наклоняется ко мне, но я точно не прижмусь, потому что в этом случае коснусь его губ. Или придётся его обнять.
Страха нет, нет и ничего, что может заставить меня поддаться и потянуться навстречу. Но Астахов вдруг сильнее притягивает меня к себе одним рывком и разворачивает лицом к перилам. Сам обхватывает меня за плечи, теперь со спины.
Держит, не отпускает.
— Мне жаль, — говорит он хрипло, и вот теперь замирает сердце. Когда набережная находилась позади, коленки не подкашивались, не было ощущения высоты. Не кружилась голова, от того, какими крошечными кажутся деревья внизу. А сейчас тело охватывает озноб. Даже вот так, спиной, чувствую, как колотится сердце Глеба, он сильнее сжимает пальцы: — Лика, мне жаль, — повторяет и добавляет: — Жаль, что ты меня боишься. Что можешь подумать, будто вред тебе причиню. Я подставил себя, отдал все эти документы и доказательства, что Демид не причастен к шантажу Юдина, и всё это не для того, чтобы сейчас тебя потерять, — делает паузу, усмехается. — Хотя это был бы выход. Ты так решила?
Просто молчу, меня начинает трясти, но Астахов сдерживает мою дрожь, притягивая к себе, наклоняется ближе к самому уху, и шепчет:
— Я люблю тебя, Лика. Слышишь? И это моё наказание.
Он делает паузу, мне кажется, я слышу, как он стискивает зубы, и уже считаю, продолжать не будет, но сделав усилие, всё-таки признаётся:
— И на обман пошёл, потому что у меня не было другого выхода.
— Был, Глеб. Мы могли остаться друзьями.
— И встречаться по выходным семьями?
Молчу.
— Я с ума сходил, Лика. И хотел во что бы то ни стало заполучить тебя. Это стало наваждением, навязчивой мыслью, я сам не заметил, как цель поквитаться с врагом превратилась в одержимость тобой. Я хотел тебя.
— Назло Демиду, Глеб…
— Ты меня не слушаешь, Лика, — обрывает он меня, голос повышает. — Не назло. А потому что смотреть, как ты улыбаешься ему, стало невыносимо. И то, что ты мне повода не давала, всем видом показывала, что даже мыслями ко мне не прикасаешься — всё это лишь напротив делало тебя желаннее.
Сдерживаю вновь подступающий приступ и сжимаю губы. Я бы всё отдала, чтобы Демид тогда не подошёл к джипу. Пусть бы с Оксаной остался, пусть не со мной, пусть улыбался бы ей и любил, и если бы мне пришлось изо дня в день смотреть на них, я бы скорее пожелала этого, чем никогда больше не иметь возможности услышать его вдох. Я просто хочу, чтобы он был жив. На глаза снова наворачиваются непрошеные слёзы. Всё могло быть иначе. Всё.
И если раньше истязала лишь себя, то сейчас имею полное право разделить вину ещё с двумя. Ошибку я тоже допустила тем вечером, и до беспамятства себя доводить меня никто не заставлял, но Глеб умело воспользовался моим состоянием и пусть не рассказывает теперь, что считал, будто я тоже о нём мечтаю.
— И кому из вас пришла в голову эта «замечательная» идея?
Я едва сдерживаюсь, чувствую, как Астахов напрягается. Нервны натянуты, провода оголены. Я вдруг понимаю, что Глеб по-прежнему меня к себе прижимает, и в его объятиях мне становится неуютно ещё больше.
Теперь от его близости, а не от высоты передо мной.
— Мне, — убивает Астахов своим спокойствием. В его интонации звучит еле уловимое чувство вины, небрежное, случайное. Как будто он не жизнь разрушил, а забрал последний кофе в автомате. — Малена хотела Демида, я — тебя.
— Всё это время, — глотаю эмоции, пытаясь озвучить догадки. Сжимаю кулаки до боли. — Все её действия — это ты? Она на тебя работала?
— На меня, — даже не собирается отпираться Глеб.
— И с Иваном связался по её наводке?
— По её.
Такие простые ответы, они как выстрелы на поражение. Один щелчок и сразу в цель. И шансов никаких.