Теперь, когда женщины сняли шубы и шапки, можно было рассмотреть их внимательней; обе одинаково рослые и такие в то же время разные: Тамара — вальяжная, грудастая, яркая: темные пышные волосы, темные брови на широком лице, губы в темно-красной помаде и глаза в густых черных ресницах, которые как-то странно жмурились — как у сытой кошки; Зоя же, наоборот, тонка и жилиста; на длинном лице, обрамленном рыжими кудряшками — бледный лоб, тонкие, в ниточку, брови, зеленые холодные глаза, рот с тонкими губами, в котором — крупные белые зубы, и — впалые щеки, придающие ей вид голодной хищницы.
И одеты по-разному: Тамара — в отливающем, как фольга, платье из зеленой тафты, нисколько не скрадывающем полноты ее тела, а Зоя — в вязаном сером платье, подчеркивающем ее змеиную гибкость… Ты повела подруг в ванную — привести себя в порядок, а я пошел собирать гостей — никем не руководимые, они успели разбрестись по мастерской.
* * *
Наконец, все снова за столом, теперь уже вместе с новыми гостьями, и наше скромное пиршество пошло своим чередом; "старые" гости успели заморить червячка, и новые тосты только горячили и развязывали языки.
Арнольд, важно поднявшись, восхищался тем, какие мы с Тобой молодцы, и как здорово, что живем нестандартно: в мастерской; Станислава, подхвативши, принялась рассказывать, какой мы эту мастерскую нашли и какую сделали уборку; когда ей не хватало живописных деталей в рассказе — Борис подсказывал…
Ты с юмором рассказала о первой нашей ночи здесь: о битве с крысами; потом взялась, было, продолжить о Колядином визите, но, взглянув на меня, осеклась, сообразив, что это будет неблагодарно по отношению к хозяину мастерской… А Илья умно затем говорил о любви созидательной, двигающей горы, и остерегал от любви разрушающей.
Артем, сидевший на дальнем краю стола, почти не пил и внимания к себе старался не привлекать, лишь изредка бросая шутливые реплики, и все рисовал и рисовал в своем альбоме; сначала гостей смущало, когда он пристально вглядывался в того или иного, но к нему быстро привыкли; только когда разговор зашел о Коляде, он встрепенулся и рассказал один из ходячих анекдотов о нем, чем весьма всех насмешил. Я предложил тост за Коляду, которому бы тоже полагалось тут быть, и тост мой поддержали.
Тамара с Зоей были явно смущены непривычной для них обстановкой: оживление, с которым они явились, пропало; сидя рядышком, они озирались то на гостей, то на картины вдоль стен, перешептывались и не забывали прикладываться к винцу, которое им кто-то щедро подливал.
Тем временем Арнольд — от выпивки у него уже прилила к лицу кровь — стал рассказывать о нашем с Тобой знакомстве, которое произошло у него на глазах, и попросил Тебя спеть. Его поддержали; он взял подаренную им гитару: "С умыслом подарил — послушать тебя, Надежда, еще!" — сам настроил ее и подал Тебе. Ты не стала ломаться — взяла ее и спела романс; потом — на бис. Затем снова был тост — теперь за Тебя. Тост поддержали и Твои осмелевшие подружки; выпитое, наконец, подействовало на них: высоко подняв бокалы, они закричали наперебой:
— За твое, Надька, счастье! Мы тебя любим по-прежнему! — и осушили по бокалу, а я начал беспокоиться: слишком громко они кричали и слишком лихо пили… К тому же, Тамара добавила с визгливым надрывом: — Давай, Надька, споем вместе, как когда-то! Иди сюда!
Ты пошла вместе с гитарой и села рядом с ними; вы о чем-то пошептались; Ты взяла несколько аккордов, и под Твой аккомпанемент вы взялись петь какую-то старинную протяжную песню:
Ой, покатилася да ясна зоренька
И упала до долу…
Начали в унисон, но подруги Твои решили перейти на два голоса и сбились на разнобой. Ты, не выказывая досады, перестала играть и взмахами руки попыталась сдержать ритм, так что следующий куплет: как "запечалилась девчоночка", — пропели слаженно, а на третьем, там, где "казаченька девчоночку провожал до дома", Твои подруги запели с дурашливыми ужимками, а потом и вовсе захохотали: песня напомнила им о чем-то; Ты же недовольно пробормотала: "А ну вас!" — вернулась на место и шепнула мне:
— Они пьяные — совсем распряглись.
Между тем Тамара заявила:
— А чего это мы все сидим да разговариваем? Мы хотим танцевать!
В распорядке нашего ужина танцы не значились, но уже все катилось само собой, помимо планов — свадебный ужин плавно переходил в заурядную пирушку с танцульками. Мы с Тобой переглянулись; Ты пожала плечами; я предложил Борису с Арнольдом сдвинуть с середины зала стол, а сам пошел и включил танцевальную музыку.
На первый танец я, естественно, пригласил Тебя; Борис с Арнольдом — из принципа, что ли, игнорируя наших веселых гостий? — пригласили своих жен. Илья разговорился с Артемом, продолжавшим рисовать. А обе Твои подружки продолжали сидеть на месте. Вот-те раз! — звали всех танцевать и остались на бобах!.. И когда танец кончился, Ты шепнула мне:
— Давай приглашай гостий, а мы со Станиславой пока приберем стол и сменим блюда.
На следующий танец я пригласил Тамару, Арнольд — Зою, Борис — Арнольдову жену Светлану. Илья продолжал болтать с уткнувшимся в свой альбом Артемом, и оба уже ни на кого не обращали внимания.
Честно говоря, мне пришлось попотеть с Тамарой: тяжелая и неподатливая, она никак не поспевала за ритмом танца; я замедлил темп, и мы просто топтались, еле двигая ногами; Тамару это устраивало; по-кошачьи щурясь, она жарко мне шептала:
— Вы, смотрю, хват: взяли и умыкнули нашу Надежду!
— Я тут ни причем: так нами распорядилась судьба, — отшутился я.
— Да уж, ни причем! — хмыкнула она. — Но имейте в виду: наша Надежда тоже не лыком шита — в классе она выделялась.
— Чем?
— Непонятно чем: ничего нет — а выделялась.
— Тех, кто выделяется, обычно не любят. Вы — тоже?
— Нет, мы ее любили. Хотя она и отбила когда-то у меня жениха. Но я ей простила, — сыто щурясь, мурлыкала Тамара мне в ухо. — Наверное, и вас у вашей жены отбила? Она такая!
— Не угадали, — холодно ответил я ей. — Может, и у вас не так было?
— Может, может, — насмешливо мурлыкала Тамара…
Танец кончился, и я отделался от своей тяжеловесной партнерши.
— Белый танец! — громко объявила Зоя, когда музыка заиграла снова, и продолжила танцевать с Арнольдом. Меня же, шустро подбежав, пригласила Арнольдова жена Светлана.
Она, по контрасту с Тамарой, была верткой и неутомимой, и танцевать с ней было бы удовольствием, если б только она молчала — но она тотчас завела разговор, а поскольку говорила скороговоркой, на меня обрушился ливень слов. Сначала она рассказала, в каком ее муж восторге от нас с Тобой и как много он ей про нас рассказывал. Я пытался умерить ее похвалы — но она не слушала… Ее внимание было занято еще тем, что она зорко поглядывала на мужа, танцующего второй танец подряд с Зоей. При этом она продолжала без умолку тараторить, а поскольку была мала ростом — наклоняла мою голову к себе рукой; в этой нарочитости было желание обратить на себя внимание Арнольда, но тот, увлекшись партнершей и о чем-то без конца с ней болтая, ничего вокруг уже не видел.
А между тем Ты, сновавшая вместе со Станиславой между столом и кухней, чувствуя, что танец кончается, и, не желая, чтобы гости вам мешали, объявила: "Еще потанцуйте, а потом — за стол!" — подошла к музыкальному центру и вернула музыку танца на начало, так что танцоры продолжили его, не сбиваясь.
Светлана, поглядывая на танцующих мужа с Зоей все беспокойнее, ядовито зашептала мне в ухо:
— Ох, и стервозная баба — все прижимается к нему! А этот дурачок и поплыл! Почему, интересно, у мужчин такой плохой вкус: чем женщина страшней — тем лучше?..
Честно говоря, я уже устал ее слушать и, чтобы отвлечь, начал о чем-то говорить сам, да, видно, настолько преуспел, что на некоторое время она забыла о муже, а потом спохватилась, встала посреди танца и начала озираться. Я тоже оглянулся: Арнольда с Зоей среди танцующих не было.
— Ну, уж это слишком! — зло фыркнула Светлана и бросилась искать мужа. Я на всякий случай пошел следом за ней.
Светлана прошла в переднюю комнату, заглянула в ванную, в уборную и вышла на лестницу. И тут, почти сразу, раздался душераздирающий вопль. Я метнулся туда; следом выскочила Ты вместе со Станиславой, а уж потом все остальные. А увидели мы там вот что: Светлана держала Зою за волосы, наклонив ее в три погибели, и изрыгала ругань:
— Ах ты, паскуда, я тебе покажу вешаться на чужого мужа — все твои волосенки выдеру! А ты, потаскун, — обратилась она к мужу, — и рад, что эта дешевка на тебе повисла?
Зоя в ужасно неловкой позе: с низко опущенной головой, — стонала и беспорядочно махала вслепую руками, тоже стараясь достать до Светланиных волос. Арнольд, чтобы высвободить Зою, пытался разжать Светланины пальцы, уговаривая ее:
— Светик, ну перестань, тебе померещилось — мы просто вышли вместе покурить. Подумаешь, чмокнула в щеку!
— Рассказывай! Будто у меня глаз нету, как вы тут!.. — рычала Светлана, не разжимая пальцев, так что от их с Арнольдом борьбы за Зоины волосы Зоя взвизгивала. Ты подошла и гневно обратилась к Светлане:
— Как вам не стыдно! Взрослые люди…
— А что вы мне-то — пусть ей будет стыдно! — огрызнулась Светлана, но Зоины волосы отпустила. Та распрямилась, вся в слезах от боли и обиды, и тут же попыталась хлестнуть Светлану по лицу, но та ловко увернулась. Я кинулся к Зое и поймал ее за руки, а Арнольд быстренько увел жену в помещение. Тогда я отпустил Зоины руки, а Ты с гневом обратилась к ней:
— Знаешь что, Зойка? Мне такие гостьи не нужны! Уходи, и чтоб я тебя больше не видела!
Та презрительно фыркнула и повернулась к Тамаре:
— Ну их, Томка, в задницу, интеллигентов вшивых — пошли, в самом деле, отсюда! Поедем к Николаю — у него там попроще!
— Прости, Наденька, что все так получилось, — по-кошачьи щурясь, развела Тамара руками, но Зоя перебила ее:
— Не унижайся, дура!
Они вошли в мастерскую, оделись, но, прежде чем уйти, развязно взревели на пороге дуэтом: "Парней так много холостых, а я люблю женатого…"