Весь офис глазеет на них как на инопланетян.
Нет, не так. Все головы дружно повернулись, чтобы уставиться на меня!
— Привет, ма, — говорю я, почему-то вмиг охрипнув. — Привет, па.
Что они здесь делают?
— Эмма! — восклицает папуля, безуспешно стараясь принять обычный жизнерадостный вид. — Мы тут подумали… и решили заглянуть.
— Ну да, — ошеломленно киваю я. Все как обычно. Ну шли… ну заглянули. Что тут такого?
— И принесли тебе маленький подарок, — весело добавляет мамуля. — Цветы. Поставишь на стол. — Она неловко кладет букет. — Взгляни на стол Эммы, Брайан! Сколько тут всего! А… а вот и компьютер!
— Великолепно! — поддакивает папуля, поглаживая столешницу. — Очень… в самом деле, прекрасный стол!
— А это твои друзья? — спрашивает мама, улыбаясь присутствующим.
— Вроде бы, — бурчу я, свирепо глядя на сияющую Артемис.
— Мы только вчера говорили, — продолжает мама, — что ты должна гордиться собой! Работаешь на такую большую компанию! Уверена, многие девушки позавидовали бы такой карьере! Правда, Брайан?
— Совершенная, — отвечает папуля убежденно. — Ты многого достигла, Эмма!
Я так растерялась, что боюсь открыть рот. Встречаюсь глазами с папой, и он отвечает неловкой улыбкой. А руки мамы слегка дрожали, когда она клала букет.
Я с потрясением сознаю, что они нервничают. Мои родители нервничают!
И тут из кабинета выходит Пол.
— Итак, Эмма, — начинает он, вскидывая брови, — у тебя посетители?
— Гм… да. Пол, это… гм… мои родители, Брайан и Рейчел…
— Очень рад, — замечает Пол вежливо.
— Не хотелось бы никого беспокоить, — торопливо заверяет мамуля, — но…
— Ну что вы, какое беспокойство, — кивает Пол, награждая ее неотразимой улыбкой. — К сожалению, комната, которая обычно используется для семейных встреч, сейчас ремонтируется.
— Вот как… — лепечет мама, не совсем понимая, в шутку он это или всерьез. — О Господи!
— В таком случае, Эмма, может, ты пригласишь родителей… скажем так — на ранний ленч?
Смотрю на часы. Без четверти десять.
— Спасибо, Пол, — с благодарностью выдыхаю я.
Не может быть. Не может этого быть. Полнейший сюрреализм.
Сейчас середина утра. Я должна быть на работе. А вместо этого иду по улице вместе с родителями, гадая, что же мы намереваемся сказать друг другу. Я вообще не помню, когда такое было в последний раз: только родители и я. Ни деда, ни Керри, ни Нева. Мы словно вернулись в прошлое, на пятнадцать лет назад.
— Можно зайти сюда, — предлагаю я, указывая на итальянское кафе.
— Прекрасная мысль! — с жаром восклицает отец, открывая дверь. — Кстати, вчера мы видели по телевизору твоего друга Джека Харпера.
Последняя фраза сказана чересчур небрежно.
— Он мне не друг, — резко отвечаю я, и родители переглядываются.
Мы садимся за деревянный столик. Официант раздает меню. Все молчат.
О Боже! Теперь уже я начинаю нервничать.
— Значит… — начинаю я и сразу же осекаюсь. Очень хочется спросить, зачем они здесь. Но это было бы немного грубо, верно ведь?
— Что привело вас в Лондон? — спрашиваю я вместо этого.
— Подумали, что неплохо бы навестить тебя, — поясняет мамуля, внимательно читая меню. — Может, взять просто чашку чаю… или… что это? Фраппе?[41]
— Я хочу обычного кофе, — хмурится папуля. — Здесь можно получить обычный кофе?
— Если нет, придется пить капуччино. Снимешь пену ложкой, — командует мама. — Или эспрессо. Попросишь не добавлять горячей воды.
Ушам своим не верю! Они проехали двести миль. И теперь мы так и будем сидеть и обсуждать напитки?!
— Кстати, совсем забыла, — будничным тоном говорит мамуля. — Мы кое-что купили тебе, Эмма. Верно, Брайан?
— Вот как? — удивляюсь я. — И что же?
— Машину, — сообщает мама и обращается к официанту: — Мне, пожалуйста, капуччино, моему мужу — фильтрованный кофе, если такое возможно, а Эмме…
— Машину? — не удерживаюсь я.
— Машину, — повторяет официант-итальянец, с подозрением поглядывая на меня. — Вам кофе?
— Д-да… капуччино, пожалуйста, — рассеянно отвечаю я.
— И разных пирожных, — добавляет мама. — Grazie![42]
— Ma… — Я хватаюсь за голову. — Ма, то есть как это — машину?
— Совсем маленькую. Тебе необходима машина. В наше время небезопасно ездить автобусом. Дедушка совершенно прав!
— Но… но мне машина не по карману, — теряюсь я. — Я даже… И как насчет денег, которые я вам должна? Как насчет…
— Забудь о деньгах! — отмахивается отец. — Начинаем с чистой страницы.
Нет, я окончательно сбита с толку! Как же…
— Но мы не можем! Я должна вам еще…
— Забудь о деньгах, — повторяет папуля с неожиданным раздражением — Я хочу, чтобы ты усвоила: долга больше нет. Совсем. Ни пенни.
Но я все еще не могу прийти в себя и перевожу смущенный взгляд с папы на маму. Потом снова на папу. И очень-очень медленно — опять на маму.
Все это крайне странно. И в то же время кажется, что мы впервые за много лет видим друг друга в истинном свете. Как будто встретились после долгой разлуки и здороваемся. И… вроде как действительно начинаем все сначала.
— Мы вот тут думали: как насчет небольшого отпуска в будущем году? — спрашивает мамуля. — С нами.
— Только… мы трое? — уточняю я.
— Только мы трое, — подтверждает мама, нерешительно улыбаясь. — Вот было бы весело! Правда, если у тебя другие планы, мы не обидимся.
— Нет! Я поеду! Обязательно! Но… что… — Я не могу заставить себя произнести имя Керри.
Родители снова переглядываются и отводят глаза.
— Керри шлет тебе привет, дорогая! — бодро сообщает мамуля и громко откашливается. — Знаешь, она, по-моему, хотела поехать в Гонконг. Погостить у отца. Они не виделись уже лет пять. Может, им самое время… немного побыть вместе.
— Верно, — киваю я. — Хорошая мысль.
Невероятно! Просто невероятно! Все переменилось. Как будто чья-то невидимая рука подбросила в воздух нашу семью, перемешала и стерла прошлое. Ничто уже не будет как раньше.
— Эмма, мы чувствуем, — начинает отец и замолкает. — Мы чувствуем, что, возможно, не всегда замечали… — Он осекается и энергично трет кончик носа.
— Капуччино, — объявляет официант, ставя передо мной чашку. — Фильтрованный кофе… капуччино… пирожное с кофейным кремом… лимонное пирожное… шоколадное…
— Спасибо, — перебивает мамуля. — Большое спасибо. Теперь мы сами управимся.
Официант снова исчезает, и она оборачивается ко мне:
— Эмма, мы хотим сказать, что… что очень гордимся тобой.
О Боже. О Боже, я сейчас заплачу!
— Правда? — выдавливаю я.
— Да, — подхватывает па. — То есть мы оба, твоя мать и я, мы всегда… и всегда будем… мы оба…
Он останавливается, тяжело дыша. Я боюсь слово вымолвить.
— Я пытаюсь сказать, Эмма, поскольку мы уверены, что ты… и уверен, что мы… все… и что… — Он нервно промокает потное лицо салфеткой. — Дело в том, что… что…
— О, Брайан, да просто скажи своей дочери, что ты ее любишь. Хоть раз в своей чертовой жизни! — кричит мамуля.
— Я… я люблю тебя, Эмма, — сдавленно произносит отец. — О Иисусе. — И что-то смахивает с ресниц.
— Вот видишь! — всхлипывает мама, тыча платком в глаза. — Я знала, что приезд сюда не был ошибкой!
Она хватает меня за руку, я вцепляюсь в руку отца. И мы трое неловко обнимаемся.
— Знаете, все мы священные звенья в вечном круге жизни, — шепчу я во внезапном приливе чувств.
— Что? — Родители ошарашенно смотрят на меня.
— Э-э… не важно. Не обращайте внимания.
Я высвобождаю руку, делаю глоток капуччино, поднимаю глаза.
И сердце едва не останавливается.
На ступеньках кафе стоит Джек.
22
Я, замерев, смотрю на него сквозь стеклянные двери. Он вытягивает руку, толкает дверь и в следующий миг оказывается в зале.
Пока он идет к нашему столу, я будто переживаю последние дни заново. Это человек, которого, как казалось, я любила. Человек, который беззастенчиво воспользовался моей доверчивостью. Теперь, когда я кое-как справилась с потрясением, я вновь ощущаю прежние боль и унижение.
Только я не поддамся. Буду сильной и гордой.
— Не обращайте на него внимания, — приказываю я.
— На кого? — удивляется отец, поворачиваясь. — О!
— Эмма, мне нужно поговорить с тобой, — взволнованно просит Джек.
— А мне не нужно.
— Простите, что помешал, — обращается он к родителям. — Эмма, всего минуту. Пожалуйста.
— Я никуда не иду, — отрезаю я, дрожа от возмущения. — Могу я спокойно выпить кофе с родителями?
— Пожалуйста, — повторяет он, садясь за соседний столик. — Я хочу объяснить. Извиниться.
— Что ты можешь сообщить мне такого, чего я уже не знаю? — Я свирепо смотрю на маму с папой. — Сделайте вид, что его здесь нет. Так о чем мы говорили?
В ответ — молчание. Родители переглядываются, и я вижу, как мама что-то пытается беззвучно прошептать, но, заметив, что я за ней слежу, поспешно берется за чашку.
— Ну… неужели нам не о чем поговорить? — спрашиваю я в отчаянии. — Итак, ма?
— Да? — оживляется она.
В голове ни единой мысли. Не могу ничего сообразить. Джек! Джек сидит всего в двух шагах от меня!
— Ну, как гольф? — вымучиваю я наконец вопрос.
— Э… прекрасно, спасибо.
Мамуля стреляет глазами в сторону Джека.
— Не смотри на него! — тихо приказываю я. — И… и, па! Как твой гольф?
— Тоже н-неплохо, — заикается он.
— О чем вы только думаете? — упрекаю я, вертясь в обе стороны.
Тишина.
— Дорогая! — внезапно вскидывается мамуля, театрально всплескивая руками. — Только взгляни на часы! Мы опаздываем… на… на… выставку скульптур.
— Да неужели?
— Рады были повидаться, Эмма.
— Вы не можете так уйти! — кричу я в панике.
Но отец уже открыл бумажник и кладет на стол двадцатифунтовую банкноту. Мама встает и надевает белый жакет.