Эмиль посмотрел на нее с ненавистью, молча доел яблоко, схватил ее руку и шлепнул огрызок в ладонь.
— Почему ты считаешь, что он разбирается в искусстве?
Зоя медленно положила огрызок на стол и вытерла руки о салфетку. Взгляд ее был странно остекленевшим, будто она заглядывала в будущее.
— Мальчик был одет в точно такое же платье, как на картине «Дама в белом» Поля Сезара Эллё, — пробормотала она. — И пошито с большой тщательностью, особенно шляпка.
— Картина висит в Лувре? Не помню такой.
— Нет… она из русского музея. Имени Пушкина.
— Куаду ее заставлял изображать картины. — Эмиль жестом указал на Веру. — Когда я ее нашел, она сидела полуголой посреди Люксембургского сада и изображала что-то из Мане. А «Призрак» никогда прежде не делал из трупов картины.
— Да, не делал. Я видела фотографии.
— Тогда почему ты считаешь, что это именно он?
— Оружие выбрано то же.
Глаза Эмиля расширились и тотчас сузились.
— Не нож, не стилет, не шило. — Он откинулся на спинку стула, заговорив очень быстро, точно пытаясь поспеть за своими мыслями-скакунами. — Тонкая игла рапиры! Даже не шпага, хотя в газетах писали, что «Призрак» орудовал ею. Почему он выбрал рапиру — узкое, тонкое лезвие? Он знает, как пользоваться только этим, однажды выбранным оружием. Он знает, как будет течь кровь, если проткнуть рапирой, ведь он не хочет залить все кругом. Он хочет, чтобы вся кровь была впитана юбками. Я бы взял стилет, конечно. Но он тогда был молод — в свой первый раз…
Эмиль замолчал, обдумывая свои слова.
— Вот что не давало мне покоя. Мог ли он сделать паузу на целых семнадцать лет?
По губам Зои скользнула горькая усмешка.
— Маньяки порой останавливаются, возвращаются к обычной жизни. Становятся семьянинами и даже заводят детей.
— Интересно, есть ли у него дети?
— Может быть, есть… Может быть, именно рождение ребенка его и остановило. Кроме того, я бы отнесла его к параноидальному типу личности, а такие с возрастом становятся трусами, и им уже не до убийств.
— Убийства прекратились в 2005 году… Да-да! — Эмиль уронил локоть на стол. — Параноик? Я делал ставку на нарцисса. В нем совершенно отсутствует эмпатия.
— Не всегда у убийцы отсутствует эмпатия… — отвечала Зоя голосом сивиллы.
— Простите! — Валери поднялась.
Видно было, что ей совершенно не по душе разговор, который затеяли ее дети. Убийства, маньяки — как можно было говорить о таком в столь благостном месте, как санаторий «Тейя-Ра». Это ужасно засоряло эфир отрицательными энергиями!
Но она вежливо откланялась.
— У нас с Димитрием много дел. Мы вынуждены вас покинуть. Но будем рады, если вы решите несколько дней провести у нас, Вера, — обратилась она с невесомым рукопожатием. — Бесконечно рада знакомству.
Они удалились. Завтрак подходил к концу, постояльцы покидали террасу и столовую. Эмиль замер, раздумывая над словами сестры. Вера никак не могла понять, почему Зоя — искусствовед — так хорошо разбирается в убийцах и маньяках.
— Если убийства прекратились в 2005-м, — заговорил Эмиль, — значит, его ребенок мог родиться в 2006–2007 годах, ему сейчас от четырнадцати до шестнадцати.
— Как и ребятам из лицея Генриха IV! — Сердце Веры упало от осознания, что они внезапно подошли вплотную к тайне.
— То есть это может быть папаша одного из ребят, — быстро заговорил Эмиль. — Отца Адриена мы исключаем сразу, он не мог убить собственного сына. Отца того, первого мальчишки, скорее всего, тоже. Он до сих пор обивает пороги полиции и моего бюро, Юбер не знает, как от него отделаться. Либо это отец Тьерри, но он давно живет в Норвегии, либо его мать… Но ты говоришь, убийца — мужчина. Что еще можешь сказать об этом человеке?
Зоя молчала.
— Мне что, еще одно яблоко сожрать?
— Он… — начала та, все еще пребывая в раздумьях. — Его душевное состояние очень хорошо описал в своем романе Куаду. Жан Живодер — по сути тот, кого мы ищем. Бедняжка парень, работающий в сфере услуг, подвергшийся насилию или получивший травму, уничтоживший своего мучителя… Вы ведь читали, да? — обратилась она к Вере. — О том, как Жан Живодер замучил своими визитами королеву Екатерину и, в конце концов, убил ее.
Эмиль замер, слушая ее, пытаясь проникнуть в голову и самостоятельно разобраться в тех образах, которые приходили к этой странной девушке.
— То есть все-таки Куаду знал его? Они были знакомы?
— Скорее всего.
— А может, Куаду просто вдохновлялся похождениями маньяка, читая о нем в газетах?
Зоя опять надолго замолчала. Но Эмиль не посмел ее торопить, лишь терпеливо смотрел, как она усиленно думает.
— Нет, деталей в книге слишком много. Они совершенно точно были знакомы. Куаду — не из тех, у кого богатая фантазия. Он написал одну-единственную книгу. Сюжет он украл. Из жизни.
— Или это был он сам, — не удержался Эмиль. — Писал про себя.
Зоя закрыла глаза, сделав медленный, глубокий вдох, и замерла. Она сидела так довольно долго, потом медленно выдохнула и приподняла веки.
— Это не Куаду. У Куаду суицидальные наклонности, он очень чувствительный человек, но не убийца. Слишком впечатлительный. Он бы не смог совершить даже одно убийство, не говоря о двенадцати, которые на счету «Призрака Тюильри».
— Хорошо, — сдался Эмиль, отклонившись на спинку стула. — Что-то связанное с одеждой, говоришь… А ты знала, что на месте кафе «Тюильри», аккурат под квартирой Куаду была антикварная лавка? Убийства в деле о «Призраке Тюильри» происходили исключительно в парке Тюильри, Красного Человека тоже видели только там. И обвинили поначалу именно лавочника, поскольку у него нашли окровавленную рапиру. Надо прощупать всех, кто служил у него и чаще всего бывал в этой лавке.
Его взгляд загорелся, как у охотничьего спаниеля, взявшего след. Эмиль резко поднялся и быстрыми шагами направился к дверям, ведущим с террасы в столовую. На пороге он остановился, крикнув за спину:
— Вера, едем!
Глава 13Смерть автора по Ролану Барту
Под звуки отчаянного престо из «Лета» Вивальди они мчались по широкой трассе в Париж на синем «Мини Купере» со скоростью, превышающей дозволенную в два раза. Вера стиснула ручку двери, мысленно перебирая способы мягко вынудить Эмиля ехать помедленнее — просить было бесполезно, он честно сбрасывал до девяноста километров в час, но через минуту уже снова ехал под сто шестьдесят. Летний пейзаж было не разглядеть — за окошком авто как будто застыла сплошная серо-зеленая смазанная полоса.
— Кто разворотил могилу вашего деда? — наконец решилась она.
— А? — спросил Эмиль, перекрикивая струнный дуэт скрипки и виолончели, который врубил на полную мощность. Было заметно, как он дергал рулем и педалями в такт музыке.
Вера указала пальцем на регулятор громкости на магнитоле. Эмиль сделал потише, стрелка на спидометре тотчас отползла к ста десяти. Фуф, жить можно. Впрочем, реакция у него была действительно как у спортсмена: он ловко объезжал фуры и экскурсионные автобусы, везшие детей в Диснейленд, дважды легко ушел от столкновения по встречке, точно в тетрис рубился.
— Кто разворотил могилу вашего деда? — повторила вопрос Вера.
— Похоже, теперь я начинаю прозревать… Раньше думал на другого человека, у меня много фанатов из ENSP[15], которые считают, что я незаслуженно получил офицерский чин.
Вера потупила глаза. Да уж, его он точно вырвал с кровью и мясом.
— Но угрозы начались с тех самых пор, как я по просьбе Кристофа собрал фотографии подозреваемых в деле о пропаже первого мальчишки. Своеобразный бартер, мы помогаем друг другу. Видно, меня засекли с фотоаппаратом. С тех пор письма, отпечатанные на машинке, с затейливыми угрозами, граффити, дважды добрались до мое…могилы деда. Напугать думали. Это значит, что наш маньяк не собирался выставляться, хотел обрубить расследование на корню. Мальчишки пропали не просто так. Они, видимо, стали свидетелями чего-то…
— А почему такой разлет в датах похищения? Второго он взял только спустя год. И почему вы не нашли… первого мальчика?
— Это не работа маньяка, который красиво рассаживает трупы, а подметание улик и избавление от свидетелей.
Вера кусала губы в раздумьях.
— Здесь легко запутаться. Все-таки надо исключить подражателя.
— Подражателя, который подражает самому себе. Он развлекался убийствами, его не раскрыли, — надоело играться, остепенился, обзавелся семьей. Но вдруг потребовалось убрать свидетеля. Что он может сделать в помощь себе? Только сработать по старой схеме, в надежде, что обставленное убийство внесут в общий счет «Призрака Тюильри».
— Жан Живодер — призрак Тюильри, звучит, как «Бельфегор — призрак Лувра», — покачала головой Вера, искоса следя за тем, что уже десять минут стрелка спидометра не поднималась выше девяноста. Ей вдруг пришла интересная мысль: Эмиль играл при сестре этакого недотепу, чтобы она поделилась с ним своим мнением охотнее. Сам он прекрасно разбирался в поведенческой психологии.
— Или «Призрак Оперы». Но это версия Зои. — Эмиль бросил на Веру хитрый взгляд, будто прочел ее мысли. Это-то в нем и пугало. Никак Вера не могла до конца понять его таланты с толикой мистики. — Посмотрим, получится ли разговорить Куаду, надеюсь, мы застанем его живым. Кристоф зря торопить не стал бы.
— А можно еще вопрос? — Вера смущенно потерла коленки. — Если я его не задам, то буду думать, что «Призрак Тюильри» — это ты.
— Кто? Я? — расхохотался Эмиль. Эта ассоциация так сильно его позабавила, что он истерически ржал минуты три и не мог остановиться. Машину бросало из стороны в сторону, Вера с криками пыталась ухватить руль.
— Ну что за вопрос? — наконец сквозь смех и слезы выдавил он.
— Почему могила вашего деда находится рядом с тем местом, где мальчики проводили свой ритуал?
Его лицо окаменело на несколько секунд. Он смотрел на дорогу тем самым взглядом, что и на всех своих семейных фотографиях — потемневшим, обреченным. А потом резко повернулся к Вере и начал смеяться вновь.