— У тебя кнопки отпечатались на щеке, соня.
Вера скривила губы. На экране перед ним продолжали мелькать люди в вестибюле больницы и перед стеклянной дверью отделения реанимации.
— Я видела, что у вас есть кофемашина. Пойду сделаю кофе, — сказала она, потирая затекшую шею. Приблизившись к окну, распахнула шторы, заставив Эмиля зашипеть, как самого настоящего вампира. После чего он рассмеялся, очевидно, посчитав это хорошей шуткой.
Потом они сделали перерыв, пересев на широкий подоконник, — молча пили кофе, глядя на пешеходов, проезжающие мимо машины, велосипеды и мотоциклы. Под ярким солнцем мозг постепенно просыпался. Вера возвращалась в мыслях к ее последнему разговору с Эриком.
— У тебя осталась запись с той камеры, что была на мне в реанимации?
— Да, а что?
— Ты же спец по психологии лжи. Надо прощупать Куаду на вшивость. Он перед смертью наговорил порядочно.
— Пока я ничего не понял из того бреда, который он нес, кроме того, что он жил над антикварной лавкой. Но это мы и так знали.
Они отставили чашки, пересев к экрану его монитора. Раз за разом жадно просматривали короткое двадцатиминутное видео, на котором были в основном видны мониторы медицинской аппаратуры и лишь в верхнем углу часть лица умирающего. После пятого раза Вера поняла, что перестала чувствовать сковывающую желудок жалость при взгляде на это несчастное, перебинтованное лицо в кислородной маске.
Эмиль вновь гонял видео вперед и назад, то впиваясь взглядом в картинку, то закрывая глаза и поворачиваясь ухом к экрану.
— Ничего не выходит! — наконец поднялся он и начал раздраженно ходить по комнате. — Маска, этот прерывающийся голос… К тому же несет бред какой-то. У него предсмертный бред.
— Ты не веришь, что он отвез тело первого мальчика и оставил его на обочине?
— Это дичь! К тому же, будь это правдой, тело бы давно нашли. Полиция тогда бросила все силы на его поиски, гоняли ролики с приметами по телику и по радио. Везде в соцсетях просьбы о помощи. Его фото висело на каждом дереве, на каждом столбе.
— Он его знал… Убийцу! И покрывал до последнего вздоха. Зачем?
— Он чокнутый писака. Сам же это ясно дал понять… — Эмиль подошел к компьютеру, нашел нужный кусок видео и нажал на «плей». Эрик в очередной раз надрывным голосом сообщил о своей духовной связи с убийцей.
«Он не отпускал меня… никогда не покидал мою голову. Иногда мне казалось, что это мое второе „я“. Я чувствовал то, что чувствует он, убивал вместе с ним…» — выдыхал слова Куаду.
Эмиль сел, уронив локоть на стол. Вера встала, прошлась по комнате, прислонилась к подоконнику.
— Я убивал вместе с ним! — повторил Эмиль. — А Зоя уверена, что он неспособен на это. Никак не сходится.
— По-моему, ты застрял, потому что очень хочешь, чтобы был виноватым Куаду, — покачала головой Вера.
— Не надо меня анализировать! — Он нервно вскинул руку и принялся массировать висок.
В комнате повисла удручающая тишина, только монотонно гудели кулеры в процессорах. На экране застыло немощное лицо возможного убийцы.
— А что, если… — нарушила молчание Вера, — тело подобрали, увезли и спрятали?
— Зачем?
— Куаду так и поступил. Нам сказал, что бросил на обочине, а сам зарыл где-нибудь. Людям в экстремальных ситуациях свойственно совершать поступки, которых они потом могут и не помнить. Они придумывают свою реальность, долго прокручивают ее, и мозг воспринимает ее как что-то случившееся на самом деле.
— В первую неделю после похищения… — стал вспоминать Эмиль, — он дважды пытался покончить с собой. В первый раз его удачно вытащила из ванны консьержка, которая поднялась попросить сделать музыку потише, второй раз он собирался броситься под колеса метро, но его успели оттащить от платформы.
— Да, он действительно был суицидником. В первое же свидание признался мне в этом.
— Обычно это просто уловка, — скривился Эмиль. — Мол, я такой разнесчастный, пожалей меня или брошусь с моста.
— В нашем случае, как видишь, не уловка. Он свое дело сделал, в конце концов. Нет, он не убийца и не «Призрак Тюильри». Подписываюсь под словами Зои.
— Подожди, я не договорил! Пытаясь покончить с собой дважды в первую неделю, он вдруг бросает свои попытки. Напротив, возвращается к роли этакого Дон Жуана, продолжает охмурять девиц, совершает с ними безумные ритуалы.
— То есть «Призрак Тюильри» спустился с небес, возложил ему длань на голову и сказал: «Ребенок, которого ты бросил на обочине, встал и пошел. Он жив! А мы с тобой развлечемся. И я покажу, как»? Так, что ли?
— Нет, не так, разумеется. — Эмиль сделал неопределенное движение пальцами. — Но как будто теплее… Надо найти причину, почему Куаду перестал горевать об убиенном ученике и продолжил свои любовные похождения. Кстати, он спал с матерью Тьерри, актрисой, видимо, опаивая ее, как и тебя, чтобы она не заметила его мужскую несостоятельность.
— С матерью Тьерри? — нахмурилась Вера. Ее вдруг ужалила явившаяся непрошеной ревность, но она тотчас одернула себя. На помощь пришло спасительное воспоминание о беседе с актрисой из театра Эссайон. — В ту ночь Куаду позвонил Тьерри! А пропажей первого мальчика занималась полиция?
— Да.
— Не ты?
— Я лишь установил слежку за подозреваемыми по просьбе Кристофа… В тот день, помню, приходил только отец Стефана… такой… не очень приятный тип, у него ожог на пол-лица.
Вера бросилась к своему компьютеру, стала судорожно листать фотографии. Нашла одну, где Куаду и темноволосый человек, у которого правая половина лица была рыхлая, будто в оспинах, сидели за столиком в кафе и о чем-то говорили. Эмиль запечатлел их за стеклом кафетерия.
— Он?
Эмиль кивнул.
— Ты плохо читала дело. Это — Франсуа Жаккар, отец Стефана. После похищения они с Куаду много раз встречались. Напомню, что писатель преподает в лицее литературу. А этот человек, — Эмиль ткнул в экран, указывая на Франсуа Жаккара, — всех замучил своим нытьем. Юбера довел до ручки. Хотя в какой-то момент тот смирился, и они подолгу просиживали в офисе. Бедному Юберу, наверное, в конце концов, понравилось играть в утешающего психоаналитика. Думаешь, почему я сюда перебрался? Видеть его не могу, эту нудящую муху.
— Ты отказал ему, да? И теперь тебе стыдно? — спросила Вера, стараясь быть не слишком строгой.
— Я перепоручил его Юберу. В тот день я плохо соображал… — начал оправдываться Эмиль, пряча взгляд.
— Ты его избегал, просто выбросил из списка подозреваемых! И сделал это из простого стыда! Нам нужно с ним побеседовать, — отрезала Вера.
Эмиль умоляюще вздернул брови. Тон строгой учительницы подействовал на него усмиряюще. Вера взяла это на заметку.
— Представь такую картину. — Она села в компьютерное кресло, подъехала к Эмилю и заглянула ему в лицо, будто нашкодившему ребенку, опустившему голову. — Безутешный отец приходит к тебе за помощью, а ты отмахиваешься от него, как от мухи. Он затаивает на тебя зло, нанимает гробокопателей и уличных художников.
Эмиль выпрямился, задержав дыхание и глядя поверх головы Веры.
— Он бывает у Юбера и мог выведать все твои тайные грехи и слабости, — безжалостно продолжала она. — Про могилу — кто мог узнать, что она тебе так дорога? Старые газеты? Твои подростковые выходки быльем поросли, помнит такое только родня. Кто этот человек? Есть у тебя копия его ID-карты или паспорта? Чем он занимается?
— Паспорт… — тут же отчеканил Эмиль, помнивший все наизусть. — То есть ID-карта выдана Префектурой Парижа в 2015-м, работает бухгалтером в театре Эссайон. Имеет диплом факультета экономики университета Бордо. — Эмиль повернулся к компьютеру и распечатал фото с ID-карты Франсуа Жаккара.
— Эссайон? Что-то больно много ниточек ведет к этому театру, — ухмыльнулась Вера.
— Он отец первого мальчика, — напомнил Эмиль, но в голосе сквознуло сомнение. — И он был совершенно безутешен. Абсурд, если он убил сына, а потом заявился в полицию и, не найдя быстрого отклика, отправился в бюро частного сыска.
— Не убил. Он не убивал, а действительно его потерял. Неделю и Куаду был безутешен!
— Юбер все это время выслушивал его вопли! — сказал Эмиль. — Сейчас составим кривую его безутешности. И если она совпадет с кривой Куаду…
— Значит, оба знали, что мальчик нашелся, и скрывали это!
Эмиль схватил телефон и сделал вызов, нажав на громкую связь. Минут десять они слушали длинные гудки, пока Юбер не снял трубку. Недолгий опрос дяди показал, что в первую неделю месье Жаккар не находил себе места, сидел на лестничной площадке под дверью офиса, плакал навзрыд, даже угрожал. Потом пропал на целый месяц. А когда вернулся, был печален, назойлив, много говорил, но, по крайней мере, перестал буйствовать.
Нажав на отбой, Эмиль молча положил смартфон на стол.
— Ну что? Совпали твои кривые? — усмехнулась Вера.
— Неужели это он — «Призрак Тюильри»?
— Ему сорок ровно, он знаком с Куаду, работает в театре, — стала перечислять Вера, — где мог шить свои платья. Я заметила, на афишах костюмированные спектакли… что-то связанное с Расином и Рабле.
Эмиль сосредоточенно молчал.
— Выходит, Куаду сказал правду, — заговорил он, — дети на кладбище совершили… или это была случайность. Во всяком случае, они что-то сделали со Стефаном Жаккаром, и Куаду действительно отправился им на выручку. Да, ты права, ему точно звонил Тьерри, — у того нет отца, а Куаду встречался с его матерью, значит, они могли общаться теснее, чем учитель и ученик. Куаду холост, одинок, у него не было детей, а к этой троице он привязался, ля-ля-ля и все такое прочее… Короче, в панике он отвез Стефана куда-то и бросил, а спустя неделю Жаккар нашел своего сына… и никому не сказал. Почему? Потому что он задумал месть. Мне и Куаду… Отец Стефана — маньяк, совершивший двенадцать убийств двадцать лет назад!
Что-то пискнуло на столе — пришло сообщение.
— Готовы результаты судмедэкспертизы, — сообщил Эмиль, углубившись в чтение. — Куаду в капельницу вкололи синильную кислоту.