Кристоф помолчал еще немного.
– Задачка! – вздохнул он. – Я свяжусь с испанской полицией. В любом случае они ждут от нас помощи. Поедешь в Мадрид как частное лицо, Эмиль. Прошу тебя, прояви благоразумие, это чужая страна. И… с Интерполом и ФБР тоже придется связаться, раз нарисовался преступник из Штатов. Так что, если тебе велят выйти из игры, ты вернешься в Париж и забудешь про Аксель Редда.
– Нет, – отрезал Эмиль.
Кристоф поднялся, закрыл ноутбук и вышел из кабинета, больше ничего и не сказав. Он знал, что Эмиль откажется слушаться. Да и кроме него доверить дело, которое он же и начал, было некому.
– Я сам! – крикнул ему в спину упрямый Эмиль. Ему ответила хлопнувшая дверь.
Глава 11Музей Прадо
Они прогуливались у светло-серых стен многоугольного зала, увешанного полотнами Веласкеса – короля золотого века испанской живописи. Эмиль, которого вряд ли можно было представить рассматривающим картины, останавливался возле каждой. Не сразу Вера поняла, что его интересуют не шедевры искусства, а люди, которые толпились вокруг полотен, сидели на скамейках и водили хороводы вокруг скульптур.
Он стоял чуть сбоку от полотна – совершенно неуместный тип в черной кожаной мотоциклетной куртке, пыльных ботинках, с лохматыми, крашенными в черный цвет волосами, пирсингом в мочках ушей – и скашивал глаза то вправо, то влево, изучая тех, кто подходил к картине. Не обделял вниманием и стоявших по углам и у проходов смотрителей музея. Это были неподвижные, точно застывшие во времени фигуры в темных деловых костюмах. На мужчинах – брюки, на женщинах – юбки до линии колена, пиджаки и классические туфли. И лица у всех каменные. Они держали руки сцепленными за спинами, производя несколько пугающее впечатление.
– Дурацкая работа, – тихо сказал шеф, наклоняясь к Вере и поправляя на плече рюкзак. – Стоять так весь день и наблюдать, как люди ходят туда-сюда, мелькают перед глазами. Я бы в какой-то момент схватился за нож и всех их…
– Эмиль! – прошипела Вера, забеспокоившись, что их услышит подошедшая женщина с седыми, чуть всклоченными волосами, в бирюзовой блузке и коричневой юбке. Та повернулась к пожилому мужчине, который был с ней, и что-то сказала по-немецки. Мужчина равнодушно пожал плечами и ответил. Они обсуждали «Портрет Филиппа IV в латах».
– Я к тому, что первым делом нужно приглядеться к смотрителям. Они все мне не нравятся. У них на лицах написано, как они ненавидят свою работу. Мы здесь уже час ходим, а я не увидел ни одной улыбки ни на одном лице, даже намека на доброжелательность.
– Они просто серьезные, – объяснила Вера. – Ты тоже редко улыбаешься. К тому же то, что здесь произошло в позапрошлом месяце, не способствует веселью.
Эмиль дернул уголком рта, в глазах сверкнула чертовщинка. Криминальный профайлинг для него был самой лакомой частью работы. Ему, как никому другому, было легче представить, как мыслит преступник. Едва они брались за какое-нибудь дело, шеф тут же выстраивал схему преступления, отталкиваясь от фразы: «На его месте я бы…».
Раньше Вера думала, что в нем дремлет латентный маньяк. Но в этом деле с Аской она вдруг открыла, каким Эмиль все же может быть чутким. Свою эмпатию он умело прятал под маской циника, научившись никому не показывать истинных эмоций. Ведь он их изучал и знал, как ими управлять. Похоже, способность к сочувствию у него была более развитой, чем у большинства. И мыслить, как преступник, он умел благодаря очень буйной фантазии, которая обычно сильно коррелирует с высокой эмпатичностью. Едва его мозг натыкался на загадку, как тотчас начинал генерировать вероятности.
Какой бы психологический курс Вера ни проходила, какой бы треннинг ни слушала, всегда заходил разговор об аутоагрессии, к несчастью, набиравшей обороты. Тяга уродовать свое тело, рисковать жизнью, татуировки, проколы, страсть к наркотикам, нарушение правил дорожного движения – все это противоречило инстинкту самосохранения.
Эмиль отказался лететь на самолете в Мадрид и преодолел тысячу двести километров на мотоцикле. Четырнадцать часов дороги. И выехал ночью! Зачем? Чтобы снять стресс – таков был его ответ.
Это объяснялось, увы, запрятанным в глубины подсознания чувством вины и отрицанием собственной уязвимости.
Но когда встречаешь такого человека в жизни, очень тяжело поверить, что его внешняя оболочка – действительно маска, до того она органично срастается с кожей. Всем вокруг Эмиль казался просто неприятным неформалом. Но в груди у каждого неформала, Вера знала это из своей практики, часто билось более чувствительное сердце, чем у других. Тех, кто просто живет, делает свое дело и проявляет себя как социально ориентированная личность с нормальным эмоциональным интеллектом.
– Если этот ублюдок, который устроил тут бойню, умело проник в музей, а потом исчез, то просто-напросто мог быть здешним работником, – развивал Эмиль свою мысль. Они продолжали стоять напротив портрета короля – уродливого молодого человека с отвисшей губой, золотистыми волосами и грустным взглядом.
– Ты вчера перебрал досье всех сотрудников музея. К тому же они почти полностью сменили персонал, – напомнила Вера. – Его здесь может и не быть.
– Сменили восемьдесят процентов, но оставили двадцать. В основном старожилов.
– И им устроили проверку на детекторе лжи, – парировала она.
– Я тебе показывал, как легко обходят его люди, которых уже с поличным взяли. Детектор – барахло, – хмыкнул Эмиль.
– Да, видела. – Вера посмотрела себе под ноги. С шефом спорить бесполезно – у него на все было железобетонное доказательство. – В Испании его применяют?
– Редко. В основном этим занимаются частные профайлинговые агентства, вроде нашего. Но в суде данные детектора не являются доказательством, поэтому верификаторы особо не стараются.
Они перешли к полотну, где на великолепном скакуне красовался ребенок – Бальтазар Чарльз, принц Астурийский. В прошлый их визит эта картина очень рисковала упасть. Ворвалось непрошеным воспоминание, как Эмиль пробежал мимо нее по стене. Веру даже передернуло.
Зал Диего де Веласкеса продолжал наводняться людьми. Вера, которая все метила подойти к «Менинам», потеряла главный шедевр художника из виду.
Над головами посетителей музея выглядывал только верх картины: коричневый потолок средневековой комнаты с линиями балок и золоченая рама.
– А человек, с которым общалась Аска, мог бы обмануть детектор лжи? – спросила она. Ей хотелось знать, насколько серьезно Эмиль относится к существованию маньяка из Штатов.
Эмиль призадумался. При попытке составления психологического портрета этого призрачного убийцы с опорой лишь на переписку с ним Аски его способность видеть людей насквозь начала давать сбой. Но он нашел несколько точек соприкосновения профиля, который отдал испанской полиции, и того, что составил по ответам незнакомца Аске.
– Это человек, прошедший как минимум хорошую армейскую подготовку. Он был свидетелем боевых действий, смерть для него – нечто обыденное. Его ответы лаконичны – он осторожен, не подвержен эмоциям. Хотя его душу переполняют события, а зарытые в глубинах бессознательного чувства ищут выхода. Иначе он Аске не проболтался бы, что задушил свою девушку.
– Иные маньяки способны переживать периоды депрессии. Могла ли она поймать его в такой период?
– Ты хочешь знать, повелся ли он на ее провокации?
Эмиль сузил глаза и, еще раз просканировав толпу взглядом, ответил:
– Он подготовил и совершил несколько убийств, которые до сих пор не были раскрыты. Поэтому я уверен, что спровоцировать его Аске не удалось бы. Скорее, он ее использовал. И поэтому стер все на ее ноутбуке. Он мог сохранить переписку, чтобы в будущем воспользоваться ею. Достаточно немного подправить, убрать то, что ему будет вредить, и анонимно отправить по почте в полицию. Тогда к Аске пристанут с вопросами. И неизвестно, что эта девчонка выкинет, если ее загребут. Я даже представить не могу, хотя с воображением у меня все в порядке.
Эмиль надел рюкзак и, заложив руки за спину, посмотрел на принца Бальтазара.
– А еще для него воровство и убийство имеют знак равенства. Полное отсутствие эмпатии. Он классический шизоид, психопат и, несомненно, хорошо образован – пишет грамматически верно, чем не может похвастаться Аска.
– Она сдала английский на «отлично», – зачем-то вступилась за нее Вера.
– Я тоже в свое время, – скривился Эмиль и направился к следующему портрету.
– Но твой английский замечательный!
– Уж лучше твоего.
– Что? – расширила глаза Вера.
– Акцент, как у русских мафиози из «Большого куша» Гая Ричи.
Вера подняла брови, состряпав унылую гримасу.
– Молодец, что посмотрел «Большой куш». Вижу, что понравилось.
– Если бы Кристине Дюбуа пришлось играть агента ФБР, она бы провалила первое же задание. Не дуйся, зато французский – отличный. Хотя я, наверное, привык к твоему болгарскому «р».
Вера собиралась обидеться, но дуться на Эмиля было так же бесполезно, как и спорить с ним.
– А если он знал, что она сохраняет переписку в виде скриншотов, – продолжила она как ни в чем не бывало. – Мог наврать ей про свое армейское прошлое, убийства отчима и девушки-соседки.
– Он не соврал. – Эмиль посмотрел на Веру с хитрым прищуром.
– Откуда ты знаешь?
– Спать меньше надо, тогда бы и ты знала.
Вчера, вернее, уже сегодня, потому что это случилось в час ночи, Вера без задних ног уснула головой на клавиатуре. И это было в самый разгар работы: они пересматривали анкеты музейных сотрудников.
– Ты что-то нашел?
– Да. Скинул тебе на почту.
Вера схватилась за телефон и увидела, что от Эмиля пришел видеофайл.
– Потом посмотришь.
– Что это?
– Тебе понравится. Ты же любишь документалки.
– Черт! Зачем было архивировать файл? Смогу посмотреть только на ноутбуке.
– Идем. – Эмиль взял ее за локоть и подвел к большому полотну с дамой на белоснежном коне.