– Это что за девичьи нежности в самый разгар операции? – повысил голос тот.
– Простите! У меня проблема с ограниченным пространством… клаустрофобия, но я ее почти вылечил.
– Что? – скривился Эмиль. – У вас же такие блестящие результаты в Авиле[20]. Какая еще клаустрофобия?
– Простите меня! Ради бога, простите, – бормотал испанец, покраснев. Он смущался и прятал глаза. Наконец парень поднялся, подбежал к столу и распахнул первую папку сверху. – Это незакрытые дела, подходящие под наш случай. Семь человек – все туристы, кроме одного, – были найдены в состоянии опьянения, мертвецки пьяными и… мертвыми. – От волнения он запутался в английских словах. – Двое попали под машину при невыясненных обстоятельствах, тоже были мертвецки пьяны. Вскрытия не делали, только брали анализ на токсикологию.
– Вы общались с жертвами родственников?
– Да, завтра прибудут две свидетельницы. Одна из Австрии, другая – из Италии. Они согласны сотрудничать. С остальными пока ведут переговоры.
Эмиль, перебирая папки, вынул одну, открепил фотографию жертвы и протянул ее Джону Леви.
– Что скажете, мистер Леви, об этом человеке? А то что-то вас не слышно.
Агент ФБР оторвался от экрана и, шмыгнув носом, поднял глаза на Эмиля. Вера увидела, как он часто задышал и захлопал ресницами. Из-за резкого движения лицо сильно побледнело, он сжал двумя пальцами веки.
– Герши, я вас убью. Вы мне нос сломали. А теперь задаете вопросы с таким видом, будто мы всю жизнь напарниками проработали.
– Посмотрите на этого человека. – Эмиль поднял карточку. На ней было запечатлено синее лицо мертвеца с опущенными веками.
– И что? Что конкретно вы от меня хотите? – зло огрызнулся Леви, опять сжав пальцами глаза.
– У вас есть какие-нибудь мысли, кем он мог быть? Вас учат вообще в вашем Бюро профили составлять? Или такое происходит только в сериалах?
– У нас этим занимаются аналитики. А я атташе. Кто это? – Леви сощурился, вырвал из рук Эмиля карточку, бросил на нее короткий взгляд и тут же вернул. – Последняя жертва нашего клиента, полагаю? Дата – седьмое июня. Не турист – судя по имени. Испанский гражданин.
Эмиль подошел к Хавьеру.
– А вы? Узнаете этого человека?
Барба принял фотографию и долго смотрел на нее.
– Я каждый день вижу столько людей… Но этого – впервые, – сказал он, возвращая карточку.
– А кем вы работали до того, как вас назначили начальником музейной безопасности?
– В архиве… и курировал реставрационные работы.
– Вас перевели на должность начальника безопасности после резни?
– Да.
– Старого начальника сняли. Директор даже своего зама уволил. Ушла целая тьма смотрителей. А вы остались.
– На мне висят много обязанностей.
– То есть фактически вы были вторым замом? – спросил Эмиль.
– Можно и так сказать. Стараюсь уследить за всем. Просто делаю то, что требуется для музея. – Он говорил медленно, иногда приподнимая над столом руку.
– Семья, дети?
– Вы читали мое досье.
– Почему не завели семью?
– Я начал жизнь с чистого листа, пытался забыть ужасы войны. Приехал на родину матери, закончил Сент-Луис. Пытаюсь наполнять жизнь прекрасным… как советовал мой психотерапевт в те дни, когда я лечил ПТСР[21].
– Вы лечили ПТСР?
– Да.
– А контакт вашего психотерапевта сохранился?
– Боюсь, вы опять просите слишком многого. Эту информацию можно будет позже получить у моего адвоката.
Он вытер со лба пот и расширил ворот рубашки. Вера заметила, что его рука, легшая поверх стола, слегка подрагивает.
Эмиль окинул его сканирующим взглядом, продолжая вертеть в руках фото последней жертвы, посмотрел на инспектора, на агента Леви.
– Да, здесь жарковато, – вынес вердикт он и, стянув с себя куртку, бросил ее на пол к рюкзаку. – Интересно, если бы не переписка с ним этой девочки, нам бы никогда не пришло в голову связать мошенника, промышлявшего киберпреступлениями, и Мадридский «Крик». Как вы думаете, Хавьер, почему тот человек взял нож и стал убивать посетителей музея?
– Даже представить не могу, – ответил начальник безопасности.
– Вы никогда не допускали мысли, что люди, толпами мелькающие по залам с картинами, за которыми вы так трепетно ухаживаете, несколько… – Эмиль сморщился, подбирая слово, – назойливы, надоедливы, противны? Топчутся, вертятся возле картин и все такое.
– Нет, я так не думаю, – покачал головой Хавьер Барба. Но взгляд его скользнул к полу. Врал! Взгляд вниз – означает ложь.
Эмиль повернулся к инспектору.
Руиз стоял у другого края стола, впившись в парижского детектива глазами человека, попавшего в клетку с медведем. Его настиг ступор. Хотя, может, он учится? Пытается впитать каждую деталь допроса. Или все же инспектор тоже ненастоящий, старается разыграть недотепу, а сам пристально следит за Эмилем?
Вере стало немного не по себе.
Ведь у него наверняка есть оружие, а Эмиль его даже не обыскал. Все же он выбрал очень удачное место для подобной экзекуции – в музее ведь не устроишь перестрелку. На счет Зои Вера была не уверена. Несмотря на свой сонный вид, та, наверное, сняла бы любого, кто показался бы ей подозрительным. Сестра Эмиля положила голову на руки, но глаза ее пристально следили за сидящим за ноутбуком спецагентом ФБР, за застывшими по обе его руки инспектором и начальником охраны.
– Сеньор Руиз, – обратился к инспектору Эмиль. Тот сжался, но посмотрел на детектива. – Вы действительно работали в отделе по борьбе с экономическими и финансовыми преступлениями?
– Да, все верно. Семь месяцев.
– Как часто здесь, в Мадриде, с банковских карт туристов исчезают деньги?
– Достаточно часто.
– Ответ очень уклончивый. Есть какая-нибудь статистика?
– Детектив Герши, я сейчас не смогу ее озвучить.
– Вам доводилось ловить таких кибернахалов, как наш?
– Да.
– Как они себя выдают?
– Чаще всего их подводит жадность. Они используют виртуальную машину, но иногда забывают ею воспользоваться в погоне за большим кушем, – ответил тот. – Забывают выстроить все кирпичики защиты. Какой-нибудь плагин да остается.
– Вы не могли бы объяснить, что такое виртуальная машина?
– Это… – начал инспектор, заморгал и начал тереть лоб. Эмиль встал рядом, наклонился к столу и оперся о него локтями. Вера видела, как он поглядывает из-под длинной челки то на инспектора, то на Хавьера. – Это программа, или, можно сказать, кустарно запрограммированный… эм-м… браузер. Через него можно выходить в сеть и при этом не оставлять никаких следов: не видно ни DNS-запросов, ни операционную систему, ни IP, ни МАС-адресов устройств.
– А вы используете в работе такие штуки?
– Детектив, простите, мне нельзя говорить об этом! – У испанца взлетели брови.
– Ладно. А в школе вы как учились?
– В Ав-виле?
– Нет, в обычной школе.
– Хорошо. С отличием окончил.
– Британскую школу? Темз Бритиш Скул?
– Да, детектив. К чему вы клоните?
– Вам было десять лет, когда вы поступили в нее? Она как раз открылась. Сразу после того, как прибыли из Ирака. Что вы там, кстати, делали?
– Мой отец был членом испанского дипломатического представительства в Багдаде. Он считал, мне будет полезно посмотреть, как живет иракский народ. Для моей будущей карьеры полицейского.
Эмиль слушал его, сведя брови и покачивая головой.
– А в вашей британской школе… девочек случайно не убивали? Например, проводом от телефона никого не задушили?
Инспектор призадумался.
– Проводом? У нас их не было. Уже тогда у всех появились радиотелефоны.
Эмиль покачал головой, выпрямился и подошел к Леви.
– А вы, спецагент, сечете, что такое виртуальная машина?
Американец бросил на него злобный взгляд и повторил фразу инспектора, немного кривляясь:
– Детектив, мне нельзя говорить об этом!
– Агент Леви, вы застряли в эмоции гнева, – констатировал Эмиль. – Это не характеризует вас, как хорошего солдата. Дочитали?
– Нет пока.
– Там есть еще голосовые и записи с экрана. В них больше информации.
– Сколько времени они занимают?
– Около семи часов.
– Вы издеваетесь? – Леви толкнул стол, отъехав на стуле на середину комнаты. – Я должен был получить все это до того, как вы устроили здесь спектакль. Столько материала!
– У вас голова болит после удара. – Эмиль вынул из кармана оранжевый флакон с таблетками. – Может, ксанакс?
– Вы сидите на ксанаксе? – скривился тот. – Теперь все ясно.
– Ну, как хотите. – Эмиль открыл баночку большим пальцем и высыпал на ладонь две таблетки.
– Вы за это ответите, Герши. Морочите всем головы! Думаете, я не привлеку вас к ответственности?
– Это вряд ли.
– У вас нет никаких полномочий. Вы частное лицо с сомнительной лицензией.
– Не такой уж сомнительной. У вас появились соображения, кто из вас троих мог бы быть Мадридским «Криком»?
– У меня есть только одно соображение: мы стали заложниками сидящего на наркотиках психопата, вообразившего себя гением профайлинга. Вы тратите наше время, когда настоящий убийца разгуливает на свободе.
– Какое яростное сопротивление вы демонстрируете, – сказал Эмиль с усмешкой, гоняя во рту горькую таблетку ксанакса.
– Я заложник!
– Вы – подозреваемый. Знаете, – тот разгрыз таблетку, – подключи вас к детектору лжи, вы бы посыпались на первых десяти вопросах. Ладно, слушайте пока материал.
– То есть даже на полпроцента вы не допускаете, что можете, черт возьми, ошибаться! – прокричал Леви. Он тяжело привалился к подлокотникам и поднялся.
У Веры застучало сердце. До нее вдруг дошло страшное – Эмиль съехал с катушек, употребляя в таких количествах весьма небезопасное успокоительное. И он мог ошибаться. Он ведь человек! А вел себя так, словно абсолютно уверен в том, что поймал настоящего убийцу. По сути, шеф владел не таким большим объемом информации, чтобы брать в заложники подозреваемых и выкручивать им руки.