отчас начали стрекотать, перебивая друг друга и страшно жестикулируя, мол, стали заложниками обстоятельств, их третировала какая-то девчонка, которая пугала тем, что ее отец – полицейский, и если они не станут ей подчиняться, то их закроют и вышвырнут из Испании.
Конечно же, это было сказкой, которую Эмиль сразу же развеял, задав парочку проверочных и контрольных вопросов, а затем обрушил на головы индусов правду о том, что они стали жертвой серийного убийцы. Те выложили все.
– Сначала она притворялась студенткой, сказала, хочет устроиться на ночную смену. Мы взяли. – Рассказывала в основном женщина, в то время как мужчина, в страхе теребя усы, пучил и без того большие глаза. – Ночью товар уходит лучше, даже когда на двери висит табличка «закрыто». Потом мы ее застукали за тем, как она воровала телефоны клиентов. Мы понятия не имели, что она их взламывает! Клянемся детьми, родителями и Шивой! Она просто приклеилась, нипочем от нее было не избавиться.
– Неужели она не взяла вас в долю? – усмехнулся Эмиль. Он наклонился к мужчине, заглядывая ему в лицо с таким упорством, что тому пришлось отвернуться. – А если проверим ваши счета и банковские операции? Ваши ноутбук и телефоны в полиции. Мне достаточно положить на них ладонь, как тотчас всплывет вся ваша цифровая жизнь.
– Двадцать процентов, – проронил индус. – Она платила двадцать процентов.
– Где она теперь?
– Ушла, – пробурчала женщина, с отвращением глядя на мужа, который так быстро сломался. – Ушла, когда прикончила человека в кладовке. Разве мы могли о таком рассказать? Сами посудите, что бы с нами сделала полиция? Она связала его, насильно опоила… А потом засветила труп девчонке… посетительнице… Девчонка в юбке… зашла в магазин и сразу ринулась в кладовку. Как будто знала, что там делается!
– Как она выглядела? – вскричал Эмиль. – Опишите ее!
– Красные волосы, юбка из сеточки, гольфы до колен, во рту конфета на палочке. Она забежала с телефоном, стала снимать, следом – в подсобку, там что-то грохнуло. И она унеслась.
Эмиль издал громкий вздох и сделал замысловатый удар кулаками в воздух.
– Это Аксель Редда!
– Что ваша студентка делала с убитыми? – хмурился комиссар, продолжая допрашивать индусов.
– Она их выволакивала на своем плече… как будто они пьяны. Вызывала такси, и они куда-то уезжали.
– Сколько их было?
– Семеро. Семь человек. Те, кто приходили скандалить из-за взломанных телефонов. Некоторые догадывались и начинали возмущаться. Тогда она говорила, что нельзя так орать, в магазин зайдет полиция, сюда часто приходят переодетые инспекторы. Она приглашала в кладовку – договориться. Оттуда они уже не возвращались живыми.
– А камеры видеонаблюдения? У вас ведь установлены камеры.
– Она просто копировала файл предыдущего дня и меняла дату.
Когда увели индусов и отпустили свидетелей, Эмиль принялся ходить из угла в угол.
– Теперь вы поняли, зачем ему было нужно худеть в спортзале? Весной он сбросил двадцать килограммов, чтобы изменить свою комплекцию. Он носил парик, притворяясь девушкой! Роста невысокого, так что, если довести себя до состояния «кожа да кости», можно легко сойти за девчонку. Аксель Редда попалась ему случайно. Он подбросил маячок ей в сумку в Прадо, как всем своим жертвам. Но не на ту напал. Аска его выследила и засняла на телефон, как он разделался с жертвой.
Комиссар устало провел рукой по лицу. Расследование, включая допросы, длилось уже несколько часов, но никто даже глотка воды не сделал. Вера начинала чувствовать, как подступает головная боль – предвестница обезвоживания.
– Спрашивается, почему эта девочка не пошла в полицию? – недовольно бросил комиссар.
– С Аксель Редда не все так просто, – помрачнел Эмиль.
Глава 16Мертвые души Мадрида
Как и ожидалось, следственная команда не обнаружила беглеца в квартирах на улице де Моратин, как и у его парализованной матери. Инспектор Руиз связался с клиникой, в которой та имела медицинскую карту. Ему сообщили, что Сесилия Барко принимает лечение дома, и дали имя курирующего ее врача.
Квартира самого Хавьера не представляла из себя ничего особенного – берлога холостяка. В прихожей брошены три велосипеда, в гостиной – сваленный в кучу спортивный инвентарь, повсюду какие-то скамейки для жима лежа-сидя, в спальне – прибитая к стене шведская стенка, а в дверной проем вделан турник. В кухне шкафчики были заставлены спортивным питанием – всевозможные белковые порошки, аминокислоты и жиросжигатели. В одном из отделений лежали шприцы и тестостерон ципионат, дианабол, запрещенный нандролон, оксиметолон и целая куча тренболона в таблетках. Было видно, что Хавьер активно растил мышечную массу, чтобы больше не выглядеть, как стройная девушка. Он завязал с киберграбежом туристов, которую осуществлял под видом выдуманной им студентки с длинными волосами и татуировкой на щеке. И ему удалось всего за полтора месяца действительно сильно измениться внешне. Даже овал лица был теперь другой. Дело довершал чуть великоватый деловой костюм. Обычно спортсмены, прокачав мышцы, стремились надевать что-то обтягивающее, чтобы обозначить таким трудом добытый рельеф. Но Хавьер, напротив, старался выглядеть неприметно и выбирал одежду, которая скрадывала бы его напичканное стероидами тело. Он обладал потрясающей способностью мимикрировать, сливаться с толпой и быть максимально «нормальным».
– С таким количеством химии у него, наверное, давно развился цирроз печени, возникли серьезные проблемы с сердцем и нервной системой, – проговорил Джон Леви, вертя в руках коробку с ампулами.
– Все это говорит о том, что у него имеются психопатологическое расстройство личности и явная аутоагрессия. Возможно, в основе всего лежит его ненависть к самому себе, – ответила Вера, взяла из рук Леви коробку и, перевернув ее, стала читать, откуда лекарство. – И где он их достает? Разве такие препараты не запрещены в Евросоюзе?
– Не совсем. Этот из США, – сказал ей Леви. – С бесплатной доставкой по всему миру. А что-то, я смотрю, прилетело из Молдовы. Чего не сделаешь ради красивого тела! У нас этот препарат запрещен.
И он зашвырнул очередную коробку обратно в шкафчик.
– Его не интересует красивое тело, его интересует возможность менять свою внешность с помощью всего этого, – ответил Эмиль. Детектив ходил по квартире и все тщательно снимал на видео. – Леви, если угодно… осмотрите всю его обувь: для бега, классические туфли – все они пошиты так, что увеличивают рост сантиметров на десять.
Спецагент поморщился, перекинувшись взглядом с Верой.
– Я бы сказала: он хочет измениться, – проронила Зоя. – Как Боб из «Бойцовского клуба»… Через разрушение самого себя. Он потерял смысл жизни. У него действительно депрессия.
Эмиль посмотрел на нее с печалью, помолчал секунду и, выключив телефон, сказал:
– Все, закругляемся! Здесь он нам больше ничего не оставил. Мы должны уйти отсюда, имея полную уверенность, что в квартире проживает тупой бодибилдер Боб, помешанный на своей внешности. Ни компа, ни даже домашнего телефона. Ни книг по искусству, ни пластинок с классикой. Кстати, аптечных рецептов я тоже не обнаружил. В Испании анаболики можно приобрести только по рецепту. Даже если они с бесплатной доставкой из США.
В квартире матери, в доме напротив, их встретила домработница. Она открыла дверь, в удивлении уставившись на следственную команду. Джон Леви показал удостоверение агента Интерпола, и та пододвинулась, давая дорогу.
Сотрудница музея с рыжей копной волос оказалась права: квартира матери была обставлена наилучшим образом, ничего общего с берлогой спортсмена, которую они осмотрели только что. Светлые обои, высокие потолки, стены увешаны акварелью – деревенские пейзажи, закаты, лошади. В гостиной комплект старой, обтянутой желтой тафтой мебели, на паркет брошены пестрые прямоугольные ковры с бахромой, стоят круглый столик и изящные красные стулья. У книжного шкафа портрет испанского гранда, под ним низкий резной столик, густо уставленный статуэтками, шкатулками, семейными фотографиями – их тотчас принялась изучать Зоя. И повсюду комнатные растения – большие и маленькие в кустарно раскрашенных горшках и кашпо.
Все здесь говорило о том, что жилище принадлежит испанской даме, тщательно следящей за каждой безделушкой. Только ее самой не было.
Домработница, которую Хавьер нанял делать уборку, открыла спальню его матери, показав пустую комнату.
– Он… человек, который меня нанял, – рассказывала она, – ее сын… по крайней мере, он так представился… вывозит мать на инвалидной каталке. Чаще всего квартира уже пуста, когда я прихожу.
– Давно вы ее видели в последний раз?
– В марте.
– А когда встретили впервые?
– Это был декабрь, канун Рождества. Укутанная в одеяла сеньора Барко сидела в коляске, он вытолкал ее за порог, и они исчезли за дверьми лифта. Больше я ее так близко не видела.
– Она разговаривала? – спросила Вера.
– Нет, я едва разглядела ее лицо, на ней был теплый платок.
– А куда сын ее повез?
– Откуда мне знать? Он разве обязан докладывать?
– Вы убираетесь здесь каждую неделю? – спросил Эмиль, продолжая снимать все на телефон и вызывая у Леви неодобрительные взгляды.
– Раз в две недели. По средам.
– Вам никогда не приходило на ум, что вы убираете пустую квартиру?
– Как это?
– Здесь никто не живет.
– Я часто встречаю его в парке. И он катит коляску по аллеям Ботанического сада – парк в двух шагах. Так что не понимаю, о чем вы.
– Вы ощущаете присутствие здесь людей? Немытая посуда, одежда, которую носила мать? Она ведь парализована и почти не покидает постели… А это должно чувствоваться. Присутствие лежачего больного в квартире всегда ощущается!
Домработница призадумалась, наморщив лоб, и пожала плечами.
– Ну да, все это… одежда, посуда – есть. К чему вы клоните?
– Не замечали ничего странного?