– Имитация… – прошептала Зоя, оглядываясь. – Будто искусственный интеллект занимался дизайном.
Музыка слышалась явственней. Теперь Вера совершенно точно различала песню Синатры. В следующей комнате висела такая же панель красного дерева с большим плоским телевизором. Напротив – угловой диван, обтянутый красной материей, кресло с наброшенным на него пледом с мексиканскими мотивами и стеклянный столик с салфеткой, на вышивке тоже угадывалось нечто мексиканское. Над креслом портрет того же испанского гранда, что висел в предыдущей квартире, только теперь он стоял, опираясь рукой на эфес шпаги. Наверное, это был какой-то предок Барбы.
Дверь из гостиной вела прямо в одну из спален с огромной двуспальной кроватью, застланной парчой, шитой золотом. Напротив шикарный барочный шифоньер из дуба, с резьбой, огромным зеркалом и полочкой внутри, на которой стояло множество ароматических, сожженных до дна свечей. На стенах картины – Мадонна с младенцем, распятый Иисус, расстрелянный стрелами Святой Себастьян. Вера заметила, что испанцы очень любили этого святого – в Мадриде он был повсюду.
Эмиль подошел к кровати и сбросил покрывало, обнажив белые простыни, подушки и пышное одеяло – все это было смято, будто кто-то здесь спал. В воздухе стоял запах несвежего белья, мешавшийся с ароматом расплавленного воска и освежителя воздуха.
Двигаясь по коридору дальше, они наткнулись на запертую дверь. Музыка доносилась оттуда. Эмиль нагнулся к замочной скважине, заглянул внутрь.
– Она там… – пробормотал он.
Постучав, он позвал мать Хавьера по имени, но никто, разумеется, не откликнулся, ведь женщина была парализована. Тогда Эмиль достал из заднего кармана джинсов скрепку и за пару секунд отпер дверь.
В спальне стоял точно такой же шифоньер, украшенный резьбой, и две кровати – они были чуть меньше той, что в соседней комнате, но с такими же кудрявыми барочными спинками из дуба. Между ними – огромное полотно: толпа людей несла на плечах мощи некого святого. В углу – кондиционер, тоже выставленный на самую низкую температуру.
Вера поежилась, обнимая себя за плечи.
На одной из кроватей лежала женщина, укрытая одеялом и покрывалом по грудь. У нее было красивое воскового цвета лицо с черными бровями и пухлыми губами, глаза широко распахнуты, взгляд в потолок. Лоб обнимали две шторки гладко расчесанных волос, на макушке белая полоска пробора. Черная с проседью коса аккуратно спускалась по шее и лежала на груди. Рядом на резном столике стопка книг и проигрыватель с автоматическим устройством для переворачивания пластинок. Все столпились в дверях. Музыка утихла, в проигрывателе что-то щелкнуло, игла отъехала, пластинка перевернулась, игла перенеслась на начало, и Фрэнк Синатра запел вновь:
– Strangers in the night exchanging glances… Wondering in the night…
Леви обошел вставших, как вкопанные, Эмиля и Зою, и первый приблизился к больной. Желудок Веры скрутило, она не сразу осознала, почему вдруг стало нечем дышать. В ледяном воздухе повис запах формалина, его тщетно пытались приглушить благовониями и ароматическими свечами.
Зоя обошла кровать и остановила пластинку. Мелодия смолкла. Она взяла со столика верхний томик и раскрыла его.
– «Сегодня умерла мама. Или, может, вчера, не знаю…». «Посторонний» Камю. У него действительно была депрессия, причем, как видно, затяжная.
Сестра Эмиля подняла глаза. Ее взгляд выражал спокойную мрачность человека, который каждый день видит лежащих в кроватях забальзамированных покойников.
– Она не дышит, – не сказал, а выдохнул агент Леви, отпрянув от кровати.
– И довольно давно, – подтвердил Эмиль, склонившись над лицом покойницы с другой стороны. Руиз застыл у изголовья с широко распахнутыми глазами, его рука скользнула ко рту, будто он хотел остановить рвотный позыв. Вера видела, как натянулись жилы на его шее. Агент Леви разительно побледнел, белыми у него стали даже губы, яснее обозначились синяки под глазами.
– Вы спрашивали, не смотрел ли я «Психо»? – Он поймал взгляд Веры. – Не могу поверить, что вижу это своими глазами.
– Серьезно? – скривился Эмиль. – Однако у вас там, в ФБР служат довольно нежные создания. Вы же спец по серийным убийцам!
– Я не аналитик, а атташе! Моя работа – курировать следствие и передавать информацию в Бюро. Я никогда не занимался… ничем подобным.
– Что ж вы раньше не сказали? Я бы не был с вами так строг.
Достав из кармана перчатку, Эмиль натянул ее и провел пальцем по шее покойницы.
– На самом деле я именно этого и ожидал. Иначе мы бы шли сюда с группой оперативного реагирования. Он забрал мать из больницы через месяц, убил… – Он наклонился к ее лицу, прищурившись. – Подушкой задушил, нос сломал, сам вправил.
– От нее несет формальдегидом. – Леви не выдержал и закрыл рот рукой.
– Хави спустил ей кровь из этого прокола на шее, – Эмиль ткнул пальцем пониже уха, – и наполнил сосуды формалином. Потом натер ее смесью ланолина с глицерином. Только так можно добиться того, чтобы труп сохранил изначальную форму. Это кропотливая и сложная работа. Потом он ее накрасил, причесал и одел. Ставит музыку перед уходом, чтобы ей не было скучно, окуривает помещения благовониями.
Эмиль надел вторую перчатку, подцепил пальцами покрывало и сдернул его вместе с одеялом.
Мать Хавьера Барбы лежала, как кукла, в белой ночной сорочке с кружевными рюшами: точеная фигура, пальцы, ладони, ступни, голени имели желтоватый оттенок пластмассы. Эмиль наклонился к ней и долго осматривал с лица до кончиков пальцев на ногах с аккуратно отшлифованными ногтями. Потом оглядел простыню.
– Он и спит с ней рядом, – проговорил он и подобрал с плеча короткий черный волос. – Лысеет от этих стероидов.
Потом Эмиль сдернул покрывало с другой кровати.
– И здесь его следы, – отметил он и направился к шифоньеру.
Эмиль поводил пальцами по тонкой резьбе, изучая царапины, следом распахнул крайнюю правую дверцу, и все увидели внутри встроенный стол с компьютером и два ноутбука, лежащих поверх клавиатуры. Эмиль слегка сдвинул один, – под ним лежал айфон. Он попробовал его открыть, но стояла блокировка Face ID.
– Это проблема, – проронил он озадаченно.
– Неужели? – буркнул Леви. Агент ФБР отошел к самой двери, привалился спиной к стене и скрестил руки на груди. Руиз вынул платок и протер лоб.
Зоя взяла из рук Эмиля телефон, по ее губам скользнула улыбка. Она подошла к покойнице, легла рядом с ней, изящно откинув локоть на подушку, и поднесла телефон к ее лицу. Аппарат тотчас разблокировался.
– Хитрый, – сказала она, протягивая телефон брату. – Но мы хитрее.
Эмиль бросил на сестру восхищенный взгляд, обнял ее и, никого не стесняясь, поцеловал в губы.
– Умничка! Что бы я без тебя делал?
– Тоже догадался бы, но чуть позже. – Зоя взлохматила волосы брата и встала с кровати.
Все смотрели на них со странной смесью восхищения, отвращения и недоумения. Инспектор убрал в карман платок и сказал:
– Лишний раз убеждаюсь в том, что ловить психов должны психи.
Потом он вздрогнул, осознав, что говорил вслух.
– Я ничего такого не имел в виду! – Руиз примирительно вскинул ладони. – Напротив, п-приятно шокирован вашим методом. Гениальность и безумие, как говорится, разные грани одной и той же сущности… – Он стушевался и стал красным. – Простите, это глупость! Я не должен был этого говорить.
Эмиль не ответил. Он пододвинул небольшое креслице к шифоньеру – им, скорее всего, пользовался и Хавьер, судя по потертым подлокотникам, – сел и открыл верхний ноутбук. Но тут же поднялся, чтобы приложить пальцы покойницы к тому месту, где на клавиатуре располагался сканер отпечатка пальца. Точно так же он открыл и второй ноутбук.
– Отлично! На одной машине Windows, на другой – Linux. Этот парень подготовился на все случаи жизни, если учесть, что компьютер у него от Apple.
Он бросил взгляд на инспектора и Леви.
– Чтобы его разблокировать, сеньору придется донести до клавиатуры. Надо отсканировать ее пальчики и там. Вы не против помочь?
Когда они вернули покойницу на постель, Эмиль принялся за работу. Он сидел минут десять в тишине, перескакивая то к ноутбукам, что расположил на полу, то подсаживался к компьютеру.
– Итак, теперь понятно, чем себя обеспечивал этот компьютерный гений, – заговорил он наконец. – Три квартиры в центре Мадрида! Он мастер по поиску в приложениях и системах уязвимостей. Или так называемых «уязвимостей нулевого дня» – это те, которых не нашли, к которым разрабы не написали патчей. Он сам пишет утилиты, чтобы с их помощью внедряться во всякого рода программы, используя их баги – несовершенства. Он вводит туда червей и ворует банковские данные. А программ с дырявым софтом полно, как и пользователей, что не удосуживаются загружать обновления. Он ворует по мелочам, его невозможно отследить, потому что никто не будет нанимать хакера за десять тысяч евро, чтобы вернуть пять. Матерь божья!.. – Эмиль вытянулся животом на полу, подложив под подбородок кулак. – Чур, мое! Не желаю делиться с полицией всеми этими багами, которые он, кстати, еще и с педантичностью Шелдона Купера тщательно каталогизирует. Каждый стоит от тысячи до сотни тысяч евро! Это все мое!
Он повернулся к инспектору и агенту Леви.
– Ясно?
– Боюсь, вам придется отдать его машины в технический отдел СNP, – не без улыбки ответил Леви. – А я лично прослежу за этим.
– Понятно. Хочется отыграться за разбитый нос. – Эмиль повернулся к компьютеру и его опять утянуло в работу. Некоторое время было тихо, потом он сообщил:
– Зарплату врача-невролога Альваро Флореса он получал сам. Немаленькие деньги, – оплачивал эту квартиру с его счета.
Он поднялся, легко отпружинив от пола руками, пересел к компьютеру.
– Зоя, иди сюда. Ты в этом лучше разбираешься. Сестра склонилась к нему.
– Я так понял, эта картина. – Эмиль ткнул большим пальцем за плечо на полотно, что висело между кроватями.