В конце концов Венсан Берто вывел всех спецназовцев, раздал задания следователям. Телевизионщиков выгнал Кристоф, и они вчетвером остались в кабинете Юбера.
– Итак, Вера, – начал Кристоф, усевшись боком на стол, – без вас мы не поймем, что произошло. Рассказывайте.
Юбер откупорил коньяк и вновь плеснул себе в бокал.
– Вам, господа, не предлагаю, вы при исполнении. Вера, не хотите ли глоток винтажного «Де Фуссиньи»?
Вера, забравшаяся с ногами в кресло-тюльпан темно-зеленого сукна, покачала головой. Она натянула широкие рукава желтого свитера на ладони и обняла себя руками.
– Эмиль был зол на Ксавье, но только поначалу, – проговорила она. – Ксавье задирался, когда замечал, что мы его проверяем. Он хорошо разбирается в социальной инженерии, хвастал этим. Сказал, что на него работают лучшие профайлеры и компьютерщики. Потом пришла его мать, мы сели разговаривать. Эмиль затих, даже как-то подзабыл, что играет роль плохого полицейского и должен задавать вопросы в лоб, в то время как я – проективные. Ксавье тоже затих. Оба они едва ли пару слов при Сильвии сказали. С ней одна я разговаривала.
Вера помолчала, вспоминая вчерашнюю встречу.
– Я думаю, у Ксавье были все возможности взломать Эмиля и подстроить похищение картины, – сказала она, – чтобы сбить его с дистанции. Эмиль очень твердо дал понять, что найдет убийцу Рене Ардити. – Вера вспомнила лицо, с которым шеф смотрел на Ксавье, уверяя, что сделает все для расследования. – Он не шутил. А сегодня – такое! Одно из двух: либо Ксавье его подставил, либо Эмиль задумал что-то. Третьего не дано.
– А о чем вы говорили с Сильвией Боннар? – спросил Кристоф.
Вера посмотрела на развалившегося во втором кресле-тюльпане Венсана Берто. Почему этот невзрачный и вялый грубиян назначен начальником BRI? Вере он совершенно не понравился с первых минут знакомства.
– О Даниеле, – ответила Вера. – Эмиль сразу же раскрыл им все козыри, сказал, что его хотят свести с ума с целью лишить права быть узуфруктом.
– Я слышал, он сам не хочет наследства.
– Да, но отказаться от наложенного на него права узуфрукта можно только через суд. И Даниель уже поднял этот вопрос.
– Работая без адвоката. Что странно, – заметил Юбер, перекатывая коньяк в бокале и наблюдая, как лоснится тонкое стекло. Слава богу, он перестал трястись и вновь обрел достоинство. – Это значительно тормозит процесс.
– Вы не знаете Даниеля, – встрепенулась Вера. – Он человек творческого полета, он художник и поэт.
– Хорошо, – прервал ее Кристоф, нетерпеливо подняв ладонь.
– Подождите, – нахмурилась Вера, понимая, что ее не хотят слушать. Видимо, у Кристофа, как и у Эмиля, было предубеждение против старшего сына Ардити. – Но как раз с Сильвией мы говорили о его нраве, характере и привычках. Самое интересное, ее мнение о пасынке полностью совпадает с мнением Зои. Ребенком Даниеля воспитывали на страданиях. Его мать решила повторить на нем судьбу Сальвадора Дали, чтобы ее сын вырос выдающимся художником. Считала, что только через страдания можно получить доступ к вдохновению. Вы ведь, скорее всего, уже обо всем этом знаете, комиссар.
Вера закончила на обиженной ноте. Ее расстраивало то, что даже такие светила сыска склонны впадать в самую распространенную когнитивную ошибку, чрезмерно доверяя своей компетентности.
– Мы должны сконцентрироваться на том, – настаивал она, – чтобы выяснить: кто подставил…
– Кролика Роджера, ага, – перебил ее Берто и зевнул, усевшись в кресле вразвалку. – Если хотите мое мнение… А я знаю Эмиля довольно давно. Этот человек, если втемяшит себе в голову что-то, он этого добьется. У него просто другого способа проводить время нет. Ни жены, ни детей в его тридцатник, любит играть в компьютерные игры. Это ему быстро надоедает, и он ищет себе приключения на задницу в реальности. Его надо найти, заставить выйти на связь, пока не наломал дров.
Весь вид Берто говорил о том, что он не станет смотреть на поступки Эмиля сквозь пальцы. Кристоф глянул на него не без тревоги, которую попытался тотчас подавить.
– Что еще вы можете сказать о Даниеле Ардити? – обратился он к Вере.
Та сидела, прикусив губу. Кажется, Эмиль крепко влип, и Кристоф уже не сможет его покрывать, как раньше. Не все в уголовной полиции разделяют любовь к взбалмошному племяннику шефа.
– Он живет в книжном магазине и спит на надувном матрасе, – выдавила Вера через силу. – Вы на него думаете? Разве такой человек может быть замешанным в смерти отца и похищении картины Тициана?
Она скривила губы, обратившись сначала к комиссару, а конец фразы произнесла, повернувшись к Юберу. Тот приподнял брови, пожал плечами.
– И такое не исключено. – Он сделал глоток. – В этом деле подозревать стоит всех. А каким вы нашли Ксавье?
Юбер задал вопрос, но тотчас выровнялся и виновато глянул на Кристофа.
– Ты позволишь? Я очень ценю мнение Веры.
Тот кивнул.
– Ксавье – выскочка, классический истероид, его основная эмоция – отвращение, – стала перечислять Вера. – Он корчит из себя гангстера и аристократа, а сам лишь маменькин сынок. Сильвия его держит в узде и дергает за ниточки, без ее дозволения он не смеет и пикнуть. Он задирал Эмиля до ее прихода, петушился, а после – сидел тише мыши.
– Может, он задумал использовать Эмиля, чтобы доказать матери, будто он чего-то стоит? – спросил Юбер.
– Эмиля снесли с шахматной доски простым щелчком пальца, чтобы он больше не лез в дело о смерти Рене Ардити, – обиделась Вера. – Неужели вы этого не видите?
Она поняла, что разговор не придет ни к какому итогу, так как Кристоф не знал, какой след взял Эмиль. Вера, к сожалению, тоже – шеф часто утаивал от нее информацию, она уже с этим смирилась. Юбер пьян, и ему все равно, а Венсан Берто настроен скептически. Она дождалась, когда ее отпустят, и спустилась, чтобы позавтракать.
Кафетерии «Ботеко» и «Зазза» были переполнены – полдень, а французы завтракают в обед. Удивительный факт, но во французском языке не используется выражение «доброе утро» – французы начинают день гораздо позже, чем привыкла Вера, хотя и она слыла той еще соней.
Аппетита не было.
Она потопталась у прилавка с выпечкой, оглядела очередь и вышла на улицу, решив пройтись по Фобур-Пуассоньер. Незаметно она оказалась на бульваре Бон-Нувель. Вера решила остановиться у кафе, когда проголодается, и пошла по тротуару.
Взгляд скользил по стенам зданий, автобусным остановкам и колоннам Морриса, густо обклеенным цветными афишами, постерами и объявлениями, по фонарным столбам, усеянным наклейками. В мыслях все спуталось, есть не хотелось, в горле стоял комок. Вера даже всплакнула, но, тотчас утерев лицо рукавом свитера, зашагала бодрее.
Стало многолюдней, Бон-Нувель плавно перетек в бульвар Пуассоньер. Каменные здания, опоясанные резными балкончиками кованого металла, нависали над ней, точно войска, некоторые были в лесах или окутаны прозрачной пленкой, возвышались гигантскими городскими призраками, некоторые несли следы граффити и точно подмигивали ей.
Она шла, а в голове не укладывалось, что ее шефа теперь посадят в тюрьму, а она потеряет работу. Это ведь не конец? Они попытаются выпутаться?
Весенний ветер трепал волосы Веры, она даже не успела их расчесать, встав с постели. Но так здесь ходили почти все женщины: без макияжа, с растрепанными, а порой и немытыми волосами, уложенными в изящный хвостик или буклю на макушке. Желтый растянутый свитер Веры, выглядывающая из-под него белая футболка и широкие потертые джинсы вовсе не смущали прохожих, она сливалась с толпой и уже почти стала своей на улицах Парижа. Эта мысль внезапно согрела ее. Она здесь своя. Идя вперед, без цели, глядя на едва пробивающуюся молоденькую зелень на черных ветвях деревьев, слушая галдеж на тротуарах со столиками, Вера постепенно успокаивалась, забывая утренние неприятности. Она была просто фланирующей парижанкой.
И едва вернулась мысль, что неплохо бы поесть, как ее внезапно спустили с небес на землю.
– Не оборачивайся, – услышала она позади громкий шепот.
Ее обошел некто в серой толстовке с опущенным на лицо капюшоном, спортивных штанах с растянутыми коленками и крупных белых кроссовках. Вместе с ним как будто шла женщина с коляской и маленькой девочкой, которая несла в корзинке цветные пасхальные яйца – во Франции «охота на яйца» начиналась в среду, и во многих парках и музеях организовывали прямо с раннего утра забавы для детей.
– Просто следуй за мной, – услышала она, когда этот некто на секунду присел, якобы завязать шнурок.
Это был Эмиль.
Вера чуть не упала, у нее подогнулись колени. Но она успела взять себя в руки, увидев, что вышагивающая в подражание реперам фигура ее шефа свернула на улицу Монмартра. Женщина покатила коляску дальше по бульвару Пуассоньер, девочка с корзинкой семенила рядом.
Эмиль обогнул кафе «Ла Порт Монмартр» и зашел в аптеку, Вере пришлось последовать за ним.
– Вату и спирт, как можно больше, – процедил он тихо и отошел к одному из стеллажей, сделав вид, что рассматривает цветные пузырьки. Во французских аптеках на полках в основном стояла лечебная косметика, большинство медикаментов можно было приобрести только по рецепту.
У Веры похолодело сердце – неужели он ранен? Зачем ему вата и спирт? Но разговаривать с ним было нельзя, под потолком торчали камеры. Она быстро купила флакон спирта, большую упаковку ваты и вышла, Эмиль следом. Обогнув ее, он едва не бегом устремился вниз по улице. Вера бежала за ним, в ее руке шуршал пакетик из аптеки.
Слева тротуар был перегорожен серыми бордюрами – шли дорожные работы. Вера, как горная коза, перескочила через поребрик и разрытый кусок тротуара, едва не сбив мужчину в ветровке и шортах. На у-образном перекрестке Эмиль свернул на тесную улицу Нотр-Дам-де-Виктуар – там почти не было прохожих – и замедлил шаг. Вере тоже пришлось притормозить, к тому же у нее выпал из рук пакет, и флакончик покатился по велосипедной дорожке. Она подхватила его и пошла медленней, удерживая в поле зрения спину Эмиля, идущего в десятке метров от