нее. Если он так бегает, точно не ранен. Зачем же ему спирт и вата?
Они шли подобным манером довольно долго. Нотр-Дам-де-Виктуар привела к площади Бурс и помпезному дворцу Броньяр с колоннадой коринфского ордера – раньше это был Биржевой дворец. Эмиль исчез за шеренгой экскурсионных автобусов. Вера увидела, как мелькнула серая тень на узкой и совершенно безлюдной улице Банк, по одну и другую сторону которой были припаркованы машины. Показалось, что вот сейчас можно подойти и наконец поговорить, но она слишком хорошо знала своего шефа, чтобы ослушаться и сделать по-своему.
Улица Пети-Шан была более оживленна: кафе, пешеходы, велосипедисты. Их ловко оббегал сначала Эмиль, потом Вера. Вдруг он начал петлять, заворачивая то направо за угол, то налево, то опять вернулся на улицу Пети-Шан. Вера поняла, что Эмиль пытается сбить кого-то со следа.
Наконец он остановился у высокой каменной стены, под золотистой вывеской, расположенной над двумя черными арочными дверями из крашеного железа – «Пале-Рояль». Тут же была приколочена и привычная синяя табличка с названием улицы: «Рю де Божоле».
Они находились позади дворца Пале-Рояль, построенного знаменитым кардиналом Ришелье, которого так ненавидели мушкетеры. Эмиль обошел стену и завернул за угол. Там была просторная аркада – вход в сад, перегороженный решетчатым ограждением с острыми кольями на концах. Он ловко перескочил через них и исчез из виду.
Вера остановилась перед ограждением и долго пялилась на острые пики, держа в руке аптечный пакетик. Вдруг мужчина, сидевший за ротанговым столиком кафе по ту сторону решетки, поднялся и протянул руку.
– Позвольте помочь, сударыня. Ваш кавалер – невежа. Как можно бросать даму в такой неловкой ситуации!
Вера обомлела, но помощь приняла. Кое-как, поддерживаемая сильными руками галантного месье, следуя его вежливым указаниям, ставя ноги так, как он велел, и держась там, где он показывал, Вера перелезла на ту сторону сада.
– Благодарю вас. – Она жарко пожала руку незнакомцу.
– Приятного дня! – Если бы у этого чудного господина была шляпа с перьями, он наверняка бы подмел ею пыль у их ног. В этом был весь Париж, в нем еще не перевелись храбрые д’Артаньяны и любезные Атосы!
Теперь нужно было найти Эмиля.
Она безуспешно обошла кафе и магазины с сувенирами под колоннадой, погуляла по аллеям, полюбовавшись на голые каштаны, на которых уже появились розовые и белые бутоны, обошла фонтан, не зная, куда приткнуться, – всюду ходили люди, сидели на скамейках, читали на траве, беседовали друг с другом, пили кофе. От запаха из кофейни подвело желудок, Вера вспомнила о так и не состоявшемся завтраке. После такого марафона она бы съела слона, запив его ведром кофе, а лучше двумя.
Она еще раз обошла фонтан, водная гладь которого била в глаза солнечными бликами, и села на пустую скамейку напротив статуи юноши с каким-то животным. Пакетик из аптеки положила рядом и, вынув смартфон, стала проверять сообщения – пусто. Полковнику никто не пишет. Вздохнув, Вера сфотографировала скульптуру, загнала фото в поисковик Яндекса, и тот выдал название: «Пастух и козел».
– Козел, – прочла Вера, точно выругавшись.
И тут кто-то опустился на ее скамейку, сев с краю.
– Не дергайся, – приказал Эмиль и, уронив локти на широко расставленные колени, опустил капюшон ниже на лицо. – Смотри в экран. Мы незнакомы. Продолжай ковыряться в телефоне. Отвечать будешь, только поднимая его к губам, будто записываешь голосовые.
– Хорошо, – сказала Вера, послушно поднеся ко рту телефон. У нее громко заурчал живот не то от голода, не то от страха и волнения.
– Меня подставили, – заговорил Эмиль, уткнувшись взглядом в землю. Капюшон полностью скрывал его лицо. – Надеюсь, хоть ты мне поверишь.
Вера поднесла телефон ко рту:
– Верю.
– Этот козел Ксавье взломал мои компы и сделал так, будто я с одного из них отключил в его центральном офисе систему охраны.
– Ты в этом уверен?
– Нет.
– Но говоришь уверенно.
– Я сейчас зол, очень зол! Готов обвинить хоть папу римского. Но, увы, виноват сам. Я, скажем так, давно не загружал кое-какие обновления, и вот – результат.
– Ох, – только и сказала Вера. Телефон остался лежать в обессиленной руке на колене.
– Я распутаю это дело. Они думали от меня избавиться, но не-ет, – его голос задрожал гневом, – от Эмиля Герши просто так не избавиться. В том, что это сделали, чтобы помешать расследованию смерти владельца Ардитис, нет никаких сомнений. Ты должна мне помочь.
Вера кивнула, почти повернувшись к нему.
– В телефон говори! – зашипел Эмиль.
Она вскинула смартфон к уху.
– Я буду так говорить, а то от страха забываю его поднимать, – пробормотала она чуть не плача.
– Ты можешь отказаться. Мне никто не верит – ни Кристоф, ни Юбер, ни Зоя. Я один в поле воин. Поэтому поддержки полиции не будет. Она теперь только мешает. Меня пытались выследить, я утопил телефон, остался без мотоцикла. Полная жопа, понимаешь? Так что можешь не присоединяться, компанию я составлю плохую. А ты только ВНЖ получила. Одно неловкое движение – вышлют.
– Что я должна делать?
Эмиль ответил не сразу, Вера услышала его короткий, нервный смешок. Он чуть повернул голову, из-под капюшона сверкнули глаза.
– За что я обожаю русских – в любое пекло без вопросов. Во мне самом есть эта взрывная сила. Мой дед – Емельян Гершин семнадцать лет провел в тибетском монастыре, служил там доб-добом – монахом-воином, потом переехал в Нью-Йорк, участвовал в кругосветных гонках, а погиб при Сталинграде, причем это не точно. Как-нибудь справлюсь с горсткой богатеев, которые считают, что им можно все. Обещаю, мы выпутаемся из этого дерьма.
Некоторое время он сидел молча, тяжело опустив локти на колени и глядя в землю.
– Езжай с Даниелем в Пон Д’Азур, – наконец выдавил он. – Жди меня там. И еще… Никому не верь, слышишь? Все врут! Смотри во все глаза. Никому не верь, даже Даниелю. Помнишь, я говорил, что мы с ним повздорили? Он звал меня Марсием…
Веру привлекло какое-то шевеление слева. Со стороны одной из четырех аркадных стен дворца появилась толпа в черном. Через секунду глаза Веры различили знакомые спецовки со шлемами и винтовками – BRI!
– Эмиль Герши и Вера Максимова! – раздался над парком голос из громкоговорителя. – Прошу оставаться на своих местах!
Кристоф приближался к ним с белым мегафоном в руках.
Сердце Веры замерло, перед глазами все поплыло. Эмиль схватил пакет из аптеки и понесся по аллее сада Пале-Рояль куда-то к противоположному выходу. Он знал, что в общественном месте стрелять не будут. Вера подняла глаза: он удалялся, с головы слетел капюшон, обнажив черные волосы, торчащие иглами, как у ежика Соника. Вокруг толпились люди, гуляющие останавливались, смотрели на него, на группу быстрого реагирования и особо не паниковали. В Париже люди были привычны ко всяким стачкам, демонстрациям, митингам, – революция текла по жилам французов вместе с кровью.
Кристоф подошел и с укоризной посмотрел на нее сверху вниз взглядом ястреба. Вера представила себя в наручниках и в камере. Но комиссар обернулся к своей команде быстрого реагирования и сделал пару непонятных жестов, видимо, веля догнать племянника. Мимо Веры пронесся табун в черных спецовках со шлемами.
Что-то заставило ее подняться и броситься следом. Черные фигуры оббегали колонны узких, похожих на мосты, галерей, пересекающих сад поперек и соединяющих идущие вдоль парка основные галереи Монпансье и Валуа. За колоннами располагались фонтаны с металлическими шарами, собранными в причудливую инсталляцию, а дальше – просторная площадь, утыканная полосатыми черно-белыми тумбами. Это была скульптурная композиция под названием «Колонны Бюрена». Вера выхватила взглядом из общей панорамы девушку, которая выполняла стойку на руках на одной из тумб, и, удрученно вздохнув, подумала, что в камере можно будет наконец заняться йогой. Люди оглядывались на них, что-то удивленно восклицали. Черные фигуры пересекли колоннаду выхода и выбежали на проезжую часть небольшой площади между дворцами Пале-Рояль и Лувром.
Вера не отставала. Ее оглушили сигналы проносящихся мимо авто, вой сирен – площадь была оцеплена полицейскими машинами, сотрудники пытались перекрыть дорогу.
Она неслась изо всех сил, стараясь не упускать из виду черные тени впереди, прохожие отскакивали от штурмовиков. Внезапно случилась какая-то сутолока, крики, визг. Вспыхнула огнем урна рядом с ажурным – в стиле модерн – входом в метро, тут же мелькнула серая толстовка Эмиля. Он вывернулся из рук штурмовика, повисшего на его плечах сзади, перевернув того через голову, и тут же заехал локтем под подбородок второму. Третий сжал его шею сгибом локтя, но Эмиль нагнул его к земле так, что тот прочертил шлемом брусчатку, и выломал ему плечо, а затем отпружинил от земли и залепил четвертому с разворота пяткой между глаз. От пятого он ушел, запрыгнув на край пылающего мусорного бака, – налетел на него с воздуха, припечатав к земле.
Со всех сторон на него налетали черные фигуры, и в какой-то момент он оказался густо ими облепленным. Эмиль отнял у кого-то винтовку и стал работать прикладом, как бамбуковой палкой в китайских боевиках, – взметались поочередно то его ноги, то руки, то винтовка. Он двигался так быстро, что рябило в глазах – штурмовики падали вокруг него, как спелый урюк в летнюю пору. В воздухе стоял гомон из стонов, криков дерущихся и воя сирен. Мусорка полыхала, огонь поднялся столбом, часть полицейских принялась ее тушить крышкой от бака, кто-то принес огнетушитель, зашипела пена. Стало понятно, зачем Эмилю были нужны вата и спирт. Он выпустил из винтовки, на которой повисло сразу двое штурмовиков, оглушительную очередь в воздух, воспользовался всеобщим онемением и понесся к Лувру. Но тут подъехал большой черный фургон – бронемашина с надписью BRI Police – и перегородил Вере весь обзор. По крайней мере, еще дважды раздавалась автоматная очередь, а потом на долгую минуту все стихло.