Восточное крыло, глядящее на море, будто нарядная дама, было объято лавандового цвета бугенвиллеей, которая оплетала стены и балкончики до самой кровли, а западное стояло прямым и каменным, как рыцарь, оберегающий эту красавицу. На стыке западного крыла со средней частью имелись широкие раздвижные двери темного стекла, откуда неслись запахи готовящейся еды – наверное, это кухня.
Вера не сразу почувствовала неладное, осматривая фасад и дворик с аккуратно постриженными оливами и фонтаном. Но, зайдя внутрь, первым делом увидела регистрационную стойку из массива дуба.
– Это отель? – выпалила она удивленно.
Холл был небольшим и уютным, отделанным светлым дубом, пол – каменные плиты, а потолок выбелен, с него спускались люстры в стиле лофт – изломанные металлические палки, собранные в странные угловатые геометрические фигуры. В центре стоял черный рояль с приподнятой крышкой, под ним – восточный ковер, за ним – очень старый гобелен с изображением вельмож на прогулке верхом. Повсюду маленькие удобные креслица и диванчики с подушками из хан-атласа. А по углам красовались мраморные нимфы в греческих туниках и пушистые пальмы-дипсисы в кадках, выполненных в виде искусственно состаренных греческих амфор.
Все здесь дышало Средиземноморьем – немного Греции, Турции, Рима и средневековой Франции… Вера сделала несколько шагов, оборачиваясь вокруг себя, – она впервые была в таком старинном замке, но ее не покидало странное чувство из-за замысловатого интерьера, в котором Восток сплелся с Западом, а древность с нынешним веком. Откуда-то сверху доносились голоса.
– Это отель? – повторила она.
Даниель виновато улыбнулся.
– Я сделал все, чтобы ты не заметила… Но ты же сыщик. На что я надеялся?
Она обошла холл, коснулась пальцами деревянных панелей, которым было лет сто, светло-бежевых стен, где местами нарочно проступала родная каменная кладка, создававшая ощущение, что Средние века проступили сквозь временно́й континуум в наши дни, потрогала высокие дубовые двери, ведущие куда-то в глубины крепости, оглядела арку с коринфскими колоннами, делящую холл и лестницу. Лестница тоже была из дуба, изящно изгибающаяся, точно виноградная лоза, в стиле ар-нуво, с блестящими тонкими перилами.
– Как же так? Отель… – продолжала удивляться Вера.
– Я не сомневался, что ты разочаруешься. Да, увы, отель. И ресторан. Три звезды Мишлен.
Вера заметила при входе ярко-красную табличку, но не придала ей значения. Она выбежала обратно во двор и подняла к ней глаза. У двери крупными болтами был прикручен металлический квадратик с белой на красном фоне надписью: «Мишлен», год 2020» и тремя звездами, больше похожими на клевер или ромашку.
– В Париже, например, только десять ресторанов с тремя звездами. Отцовский «Шато де Пон Д’Азур» вполне их заслужил. А повар у нас тоже из трехзвездочного, японского «KEI»… Мать его отвоевала с большим трудом в год пандемии.
Даниель усмехнулся.
– Когда Шарль разбился, мы перестали проводить здесь летние месяцы. Отец решил переделать замок в отель, потом открыл в нем ресторан. Сейчас рестораном занялась мама…
– Но ведь ты сказал, вы нарочно не делаете дорогу, чтобы не привлекать людей… – недоумевала Вера.
– Такой маркетинг. Недоступно – значит, не для всех. Только для избранных. – Он протянул ей руку, приглашая обратно в замок. – И потом, чтобы увидеть такую красоту среди гор, надо немного помучиться, пройтись по диким местам, нет? Оно ведь того стоит. Идем, нас, наверное, заждались. К пяти подадут обед. – Он рассмеялся. – Совсем как у Пруста. Помнишь, у них была шутка про субботний обед, который давали в пять?
Вера приняла его руку и тоже начала смеяться, но только, чтобы скрыть, что она не осилила «В поисках утраченного времени».
Они поднялись по лестнице, издававшей уютный скрип, какой бывает только в старых домах, миновали коридор, украшенный декоративными колоннами и средневековыми портретами, и попали в огромный обеденный зал, обставленный, точно зала Версальского дворца.
Розовый свет заката играл бликами на хрустальных люстрах и высоких зеркалах с золочеными рамами, круглые столы накрыты белыми, с золотым шитьем скатертями. На стенах, обитых желтым шелком, висели картины эпохи барокко с полнотелыми нимфами и мускулистыми богами, а у мраморного камина стоял еще один рояль – празднично белый Steinway & Sons. Высокие окна от пола до потолка казались просто огромными, между ними возвышались бюсты римских полководцев. И все это великолепие, достойное Версаля, завершал расписной потолок с овальным плафоном, на котором парили облака, греческие триремы и прекрасные бестелесные сирены в летящих одеждах.
Пара двойных балконных дверей была распахнута настежь, сквозняк колыхал гардины. За ними открывался потрясающей вид на бухту Кавалер. Вера, охваченная восторгом, вышла на балкон, где стояли плетеные кресла и столик – можно было сесть и, попивая шампанское, любоваться, как яркое солнце разрывает свинцовые тучи, обрушивая потоки света на сверкающее золотое руно морской глади. Задняя стена замка смотрела на юг, огромный красный диск уже на четверть погрузился за бескрайний горизонт. Там, за тысячами километров Средиземного моря находился берег Африки.
Их несколько раз окликнули, Даниель потянул ее за руку.
Второй зал ресторана, где накрыли к обеду, располагался, как объяснил ее жених, в бывшем отцовском кабинете. Между залами стена была снесена, и Вера почти сразу увидела множество черно-белых фотографий в одинаковых квадратных рамках на простых выбеленных стенах. А потом кусочек стариной фрески, напольные часы и книжный шкаф – массивный, почерневший от времени, с ровными рядами кожаных корешков. Он соседствовал с двойной дубовой дверью, слева размещался старинный лифт, перегороженный решеткой. Его охраняли бюсты Юлия Цезаря и Наполеона на мраморных тумбах.
Деревянные столики были сдвинуты вместе и образовывали длинный, по-деревенски праздничный стол, уставленный бутылками с вином и блюдами с сыром и хлебом. Гости, расположившиеся по обе его стороны, пили и что-то жарко обсуждали. Кароль – сиделка дедушки Абеля и Оскар – глаза и руки дяди Филиппа сидели вместе со всеми и принимали участие в общем разговоре. Ксавье весело смеялся, Сильвия смотрела на него с доброй материнской улыбкой, дедушка Абель корчил лицо, что-то рассказывая. Балконные двери, распахнутые настежь, впускали прохладу. Летящие гардины создавали атмосферу беспечности жизни на загородной вилле, а от вида за перилами кружилась голова.
На миг у Веры стало тепло на сердце. Она увидела эту озорную, хоть и имеющую кучу тайн и скелетов в шкафу, семью – шумно разговаривающих, перекрикивающих друг друга и смеющихся французов, и вдруг подумала: как было бы интересно стать ее частью и жить этой беззаботной жизнью в замке на Лазурном побережье с таким потрясающим видом из окон.
Но тут же все обрушилось в пропасть. Даниель подвел ее к столу и объявил, что они женятся. Его слова показались Вере чужеродными во всем этом великолепии. Она едва не провалилась сквозь землю, чувствуя, как начинает краснеть и превращаться в вишню. Ее щеки и уши запылали огнем, она замерла, не зная, что говорить и делать.
Сильвия вывела ее из ступора. Она подпорхнула к ней, назвав дорогой дочкой, и, приобняв за плечи, чуть наклонилась к лицу справа и слева в невесомом поцелуе свекрови. Точно сквозь вату в ушах Вера услышала, что за молодых очень рады. К ней подошла и Зоя, приобняла, но наклонилась не для поцелуя – тихо, но очень веско прошептала:
– Надеюсь, это согласовано с твоим начальством?
Вера посмотрела на нее так, будто была внутри герметичного скафандра, из которого безмолвно кричала о помощи. Она не посмела ничего ей ответить, чтобы не смутить жениха, а он стоял рядом и обнимался с дядей Филиппом и дедушкой Абелем, для такого случая покинувшим протекцию инвалидного кресла.
Сильвия махнула рукой стоявшему в дверях парню, одетому во все черное, и велела нести шампанское.
Тут Вера вспомнила, что она здесь для расследования убийства, а все эти люди – подозреваемые. Более того, они ведь… ненавидят друг друга!
Теперь Вера смотрела на обнимающихся, их непринужденную болтовню и радостные лица иными глазами, несколько протрезвев, и вдруг осознала, что попала под их колдовское очарование. До чего же искусные маски порой носят люди! Она так не умела. Если ей было плохо, она грустила, если хотела кого-то убить – тоже, а радовалась, только когда на душе было по-настоящему светло. И никак иначе.
Ситуацию спасла еда.
На обед в пять дня были поданы такие изысканные яства, что Вера, попробовав одно, другое, третье, моментально позабыла о возможной опасности и погрузилась в гастрономическую феерию первого мишленовского ресторана в своей жизни.
Одетые во все черное парень и девушка выкатывали из лифтовых дверей стальные тележки, вносили подносы и расставляли на столе блюда. Огромная тарелка со зрелыми сырами, слегка взбитые первые светлые сморчки, морские ушки из открытого моря, обжаренные в масле из морских водорослей, полента, приготовленная в бульоне из морского окуня, а к нему понтуазская капуста, жаренная «лист-за-листом», и зеленая сальса. А на десерт – легкий мексиканский ванильный ганаш, мороженое из сырых сливок и печенье с пьемонтским фундуком и молочным шоколадом. И все это с шампанским «Круг Кло Амбонне» 2007 года, произведенным из стопроцентного винограда Пино Нуар, одна бутылка которого стоила три тысячи евро. Вера не смогла устоять от соблазна загуглить цену, кликая на экране телефона по ссылкам в интернет-магазинах, делая это, разумеется, скрытно, под столом, с виртуозностью студента, который сдает экзамен по шпаргалкам.
К концу ужина явился японец в белых колпаке и выглаженном фартуке. Он вышел из лифтовых дверей с лицом начальника охраны О-Рен Ишии[14], безмолвно склонился в поклоне перед гостями и так же молча удалился.
Это был какой-то пир с элементами абсурда перед катастрофой!