Эмиль посмотрел на Веру.
– Я тебе сказал, что он планирует всех перебить. А ты мне не верила.
Вера машинально поднялась, позади нее упал стул. Как яркая вспышка молнии к ней пришло понимание того, кто убил повара!
– Боже! Мы говорили с Эмилем в кухне, а ты… пришел подслушивать, Даниель? Ты сидел в засаде в холодильной камере с ножом в руках. Наткнулся на повара и убил его. Перед тем как я зашла к нам в комнату, побывал у дяди Филиппа. Ты убил и дядю! А как услышал, что я поднимаюсь, шмыгнул к нам, закрылся и пустил воду в ванной. Ты был одет в черную футболку, хотя в тот вечер ходил в белой. Ты сидел спиной ко мне. Успел отмыть нож, но не избавиться от него. Ты велел мне не включать свет, чтобы я не увидела на твоей одежде кровь. О-о! Ты нарочно надел темную футболку, перед тем как идти убивать! И притворился, что хочешь покончить с собой. Ты меня все это время обманывал. Ты…
Вера запнулась, ощутив, как пересохло в горле. Уперевшись в стол руками, она гипнотизировала белизну скатерти, перед глазами все расплывалось. Она играла в русскую рулетку – быть или не быть с убийцей, верить или не верить – и, нажав на спусковой крючок, вышибла себе мозги.
– Все верно, Вера, – сказал Эмиль. Его брови взметнулись домиком, он сожалеюще улыбнулся. – Просто ты добрая и не хочешь видеть недостатки людей. Это редкий дар в наше время.
Он опять посмотрел на Даниеля.
– Тебе пришлось спешно уходить, чтобы никто не застукал рядом с мертвым поваром. Разговор ты не дослушал и не знал, что я и Кристоф про ребенка и Кароль уже выведали. Ты не собирался убивать дядю Филиппа ножом – это пришлось сделать, чтобы потом было проще продать два одинаковых преступления. Ксавье? Или Сильвии? А может, мне? Кроме того, Филипп разозлил тебя, да? Он вечно порол какую-то чушь, взял и выдал вас с Кароль. Ты боялся, что он выкинет еще что-нибудь, и поспешил его убрать. Наутро ты увидел, что у Ксавье рыльце в пушку, и наверняка подумал: если убить его первым, то можно на него повесить эти два нападения с ножом.
– Я Ксавье не трогал. Он сам принял яд.
– Знаю. Тебе бы очень хотелось вытолкнуть его из окна. Верно? Если бы мне каждый день напоминали, что я столкнул с обрыва своего маленького братика, то я, наверное, выбрал бы именно этот вид смерти тому, кто это делает: сверлит мозг, точит его маленькой пилочкой. А яд… Ты с ядами не особенно дружишь, ни разу нигде не использовал. Повесить без улик, расстрелять так, что все примут это за случайность, стереть с лица земли – это у тебя, Даниель, отлично получается. Ты очень начитанный мститель, с богатой фантазией. Таких маньяков сейчас днем с огнем, Ганнибал Лектер снимает шляпу.
Эмиль подошел к столу, поднял тарелку и стал разглядывать рисунок на фарфоре.
– Идею убийства отца ты вынашивал долго. Завел знакомство с любителями травки, подобрал среди них человека, который повелся на обещание больших денег, он и помог провернуть «перестрелку». Ты выслеживал отца, изучал его маршруты, а он был уже стар, чтобы разнообразить свой утренний путь. Ты знал, когда он появится у моста, заранее всех перестрелял, а когда тот подбежал и остановился, увидев сына и четыре трупа, то пришел в немалое недоумение. А ты ему: «Привет, папочка! Это тебе за Кароль!» Верно? Так все было? Классический эдипов комплекс.
Даниель молчал. Он знал, что каждое слово, как произносили американские полицейские в фильмах, будет обращено против него. Пока Эмиль как будто лишь строил догадки, не особенно озвучивая доказательства. Вера надеялась, что они у него все же есть.
Когда Даниель опустил голову, Эмиль поставил на стол тарелку и сделал Вере короткий знак отойти. Она с ужасом уставилась на пальцы Эмиля, не сразу сообразив, что он имеет в виду. Он убрал руку и посмотрел на Веру долгим, выразительным взглядом, стрельнув зрачками в сторону окна.
– Вера, тебе нужен воздух, – сказал он и сам пошел открывать балконные двери.
В душную комнату ворвался свежий морской ветер, дедушка Абель всхрапнул, повернув голову на другую сторону.
Вера обошла стол и встала у балконной двери, глотая воздух ртом. Она вдруг поняла: готовится нечто страшное, и Эмиль пытается переместить ее на безопасное от Даниеля расстояние.
– Посмотри, что ты наделал! – внезапно вскричал Эмиль, указав пальцем на Веру. Он обошел стол и встал над Даниелем. – Я тебя не осуждаю ни за одно убийство, ни за одну мошенническую махинацию. Но ты разбил этой бедной девушке сердце – вот настоящее преступление!
– Веру я люблю, и от своих чувств не отрекаюсь, – процедил Даниель.
– Но сердце ее разбито. Вы же венчались с Кароль, в церквушке неподалеку от Мадрида. А что ваш сын, который, кстати, бегает по замку, как Маугли, прикормленный Сильвией? Ты и его использовал в своих комбинациях, выставляя галлюцинацией. Ведь никто не знает, что он твой, кроме Сильвии, ну и Кароль, естественно. Ты хотел, чтобы Вера думала, будто эта великодушная женщина нарочно подсовывает ребенка, а ты якобы видел в нем мертвого братика. И если бы мы не стали заниматься убийством твоего отца, эта ложная информация так и осталась бы в отчетах Веры. Мол, Сильвия втихаря прикормила сына сиротки Кароль и пользовалась им, чтобы сводить пасынка с ума. Гениально! Беда Сильвии в том, что она продолжала покрывать ваши с Кароль отношения.
– Она меня сдала, – вырвалось у Даниеля глухо.
– Ты спер у нее кредитку.
– Мне было семнадцать!
– Это что, оправдание?
– Она заслужила смерть.
Эмиль улыбнулся, как кот. Именно этого от Даниеля он и добивался – расшатать его и вынудить во всем сознаться. Ведь здесь наверняка спрятаны камеры! Вера невольно провела руками по свитеру – она привыкла, что Эмиль вешает камеры всюду, даже на ее одежду, иногда не спросив разрешения. Например, имени Тадео Контарини она ему не сообщала…
– Ты готовил Ксавье и Сильвии другие смерти, – заговорил Эмиль. – Не ожидал, что она повесится, как и того, что Ксавье вдруг перепутает бокалы с ядом. Согласен, это очень тупая смерть, совершенно недостойно того, кто ловко торгует произведениями искусства и ворочает миллионами. Ты хотел бы видеть, как Ксавье летит с балкона, но надо было действовать по уму. Его и Сильвию должен был «застрелить» дедушка Абель, который очень хочет заполучить ваших Тицианов, спрятанных во втором хранилище, куда никто не знает как попасть. Это правда?
Даниель поднялся и вытащил из-за спины спрятанный за поясом тот самый черный плоский пистолет, которым дедушка Абель тыкал Вере между лопаток, когда вел в подземелье, – «Глок 17».
– Дедушка Абель сейчас неспроста спит, как младенец, потому что ты все-таки хочешь довести свою идею до конца, – сузил глаза Эмиль. – Ты велел Кароль дать ему снотворное и хочешь подставить старика. А оставшиеся? Перестреляешь всех?
– Только тебя, Эмиль, – холодно заявил Даниель. – Остальные на моей стороне.
– Пообещал им крупные доли от обоих наследств? – Эмиль и не дрогнул. Вера с ужасом смотрела на него. У шефа не было с собой оружия. Частным детективам это запрещено. Эмиль часто нарушал это правило, но не сегодня. Видимо, Кристоф поставил такое условие, а корочка полицейского была липовой…
– Они не будут знать бедности, потому что заслуживают этого. Рене Ардити заслуживал смерти, потому что был туп и жесток. Сильвия – она разбазаривала предметы искусства, изображая из себя благотворительницу. Дядя Филипп – у него был рак! – сам просил меня об услуге за его молчание и содействие. А Эмиль Герши… С ним у меня случилась дуэль. Мы сделали друг другу вызов, и он проиграл в честном поединке.
– А в чем же провинился Тацуки Аракава? – вскричала Вера, взбешенная происходящим. Она развернулась к Даниелю и сжала кулаки, готовая на него наброситься.
– Мне очень жаль… Я не хотел его убивать, – вырвалось у Даниеля.
Эмиль кинул за плечо одобрительный взгляд. Это было признание, которого достаточно для ареста.
Вера заметила, что Даниель, произнося эти слова, испытывал искренний порыв. О своих чувствах к ней он не лгал.
Это ввергло ее в смятение.
Несмотря на то, что Эмиль вылил на него целый ушат обвинений, она продолжала чувствовать нежность к этому русоволосому человеку в трогательных очках, так потрясающе играющему на рояле и говорящему по-китайски. Она вдруг вспомнила, как они гуляли по ночному Парижу, как он с воодушевлением поэта рассказывал ей про Малевича, как удивил в «Бель Канто», как они сидели в тишине базилики. Не мог тот Даниель Ардити быть хладнокровным убийцей: зарезать дядю, который взял убийство Рене на себя, и расстрелять пятерых человек: четверо из них называли его своим другом, а пятый дал ему жизнь. Это было просто невозможно!
Но в противовес ее мыслям представала реальность. Даниель Ардити стоял сейчас посреди комнаты с пистолетом в руках и целился в безоружного Эмиля. Она и сказать ничего не успела, как он опустил «Глок» к поясу, как это делали ковбои, и раздался выстрел. Эмиль хотел увернуться от пули и подскочил, но задетый, согнулся пополам.
Вера видела все, как в замедленном кино: черную фигуру своего шефа, хватающегося за скатерть, взлетевшие столовые приборы и хрусталь. Эмиль с грохотом рухнул на пол, его накрыло с головой скатертью, которая тотчас стала окрашиваться в кроваво-алый.
– Эмиль! – завизжала Вера.
Кароль вынула из инвалидной коляски нож и решительно двинулась к ней.
Словно в замедленной ленте Вера смотрела, как Даниель вынул из кармана перчатки, надел их, хладнокровно вытер «Глок» краем белой футболки и повернулся к дедушке Абелю. Он вставил в его руку пистолет, прижав пальцы к рукоятке.
Она любила его, оберегала, защищала, верила, он был дорог ей. И он только что застрелил Эмиля… Она смотрела, как он повернулся к ней, как, медленно снимая перчатки и убирая их в карман джинсов, стал приближаться. И взял ее руку в свои. Вера ощутила ток, пронзивший все ее тело, но руки отнять не смогла, впав в ступор.
– Я не мог тебе всего рассказать. Но это дело чести. Я должен был всех их убить. Поклялся именем своего сына! Меня по-прежнему не интересуют деньги. Я не связан ни с кем никакими обе