В коридоре раздался топот, загрохотали кулаками в дверь.
Даниель выпустил воротник ее свитера, и она тотчас, как неваляшка, рухнула на пол. В тумане она видела, как он открыл балконные двери, Веру окатило свежим воздухом, она сделала попытку подняться, но упала снова. Видимо, он ее очень крепко приложил затылком об стену. Она лежала на боку и смотрела, как темная тень, опустившаяся на колени, с чем-то возится на полу. Даниель отпер ключом люк. Это был тот самый люк, который вел в шахту и подземелье.
Он сгреб ее в охапку, и они оба нырнули в отверстие в полу балкона в тот самый момент, когда автоматная очередь прошила дверь насквозь. Вера успела заметить ворвавшегося в комнату Эмиля с винтовкой наперевес, за ним стояла Зоя, держа в руках «Глок 17», но их поглотила темнота. Даниель запер люк на ключ, обнял Веру, прижал к себе и поцеловал с таким неистовством, что прокусил ей губу, от чего она тотчас пришла в себя.
– Я не отпущу тебя. Не отпущу никуда! Хочешь ты того или нет, мы теперь в одной лодке.
Он залез в карман ее джинсов, достал телефон и направил ей в лицо, чтобы разблокировать. Проверив количество заряда батарейки, он включил фонарик. Вниз шла ржавая металлическая лестница, было так узко, что им пришлось спускаться, прижавшись друг к другу. Веру все еще качало, от темноты и тесноты стало тошнить.
Но очень быстро они оказались в пространстве с дверцей, через которую пробирались в подземелье раньше. Лестница, ведшая в подземелье, была шире.
Когда они подошли к порогу хранилища, Вера окончательно пришла в себя. Даниель нажимал на кнопки. Она выждала момент, когда он чуть ослабил хватку на запястье, и попыталась вывернуться. Даниель безэмоционально дернул ее, точно непослушного щенка за поводок.
Внутри хранилища он почувствовал себя спокойней, отпустил Веру и, сняв очки, вынул линзы, долго тер глаза. Без очков глаза казались маленькими и злыми, трехдневная щетина делала его похожим на разбойника. На нем были перепачканные в ржавчине белая футболка и синие джинсы. Вера малодушно порадовалась, что успела надеть свитер. В подземелье было холодно.
Даниель посмотрел на нее сожалеюще, прежде чем сделать шаг.
– Я не стану просить прощения, – сказал он. – Я все это задумал задолго до того, как встретил тебя. И если бы выпал второй шанс, я поступил бы так же. Невозможно за одну лишь неделю отказаться от мести, которую вынашивал почти четверть века.
– Зачем ты мучаешь меня, говоря, что любишь. – Вера инстинктивно шагнула назад. – Ты меня извел этим притворством. А я не каменная! Зачем были эти приступы эпилепсии?
– Я не притворялся! Услышал, как сын смеется, думал, он сейчас зайдет, и перепугался. Приступ был настоящим.
– Врешь!
– Нет, не вру.
– Что ты хочешь со мной сделать?
Он закрыл глаза, набрал воздуха в легкие, медленно выдохнул.
– Мы пройдем через подземные тоннели и выйдем на дорогу далеко отсюда, поймаем попутку и затеряемся. У меня есть много полезных знакомых, нам сделают паспорта, переберемся в Бельгию или Швейцарию, – сказал он спокойным и твердым тоном так, будто они уже сто лет женаты и решают вопрос отпуска.
– Ты меня насильно хочешь увезти?
– Да, насильно, но ради твоего же блага. Ты не должна работать на Эмиля. Думаешь, он чист, как стеклышко? У него грязные методы. Он подставил тебя. Позволил тебе обманываться. Рисковал твоей жизнью. Это вечно продолжаться не может, ты в конце концов погибнешь. А он никем не дорожит. Ни сестрой, ни даже собственной жизнью. Он псих! Изучает ложь и ложью же мастит свою дорогу.
Вера молчала, потому что это было правдой. Все это время за ее спиной Эмиль продумывал многоходовки, а она играла роль приманки, как с ней уже это раз бывало по его вине. Эмиль был игроком, бездушным игроком…
– Я не поеду с тобой, – слабо возразила она, в голове крутилась мысль, что Эмиль знает про тоннели и будет ее искать. Каким бы подлецом ни был, он никогда не оставлял ее в беде.
– Я тебя не спрашиваю, мы помолвлены. Ты согласилась быть моей женой. – Кулаки Даниеля сжались, в глазах загорелся знакомый огонек с чертовщинкой. Однажды она уже видела этот взгляд, когда они с Кароль исполняли арию менестреля из фильма «Ромео и Джульетта».
– Я согласилась быть женой человека, который работал в книжном, носил очки и футболку с изображением Железного Трона. А не убийцы.
– Да как ты не поймешь, я сделал то, что велел мне долг! – вскричал он, накинувшись на нее и схватив лапищей волосы на затылке.
Вера сжалась, зажмурилась, почувствовав горячие слезы на щеках, появившиеся от страха и боли.
– Мы поклялись покончить друг с другом, совершить двойное самоубийство, если ничего не получится. А я ее предал ради тебя!
Он отпустил Веру и пошел к «Благовещению» Фра Анжелико – полотну размером два метра на два, обхватил раму с бронированным стеклом и не без труда ее снял. В стене оказалась ниша, а в ней – прямоугольная дверь точно с такими же экранами и цифровыми табло, как и у входной. Это было второе хранилище, о котором, как видно, Даниель прекрасно знал. Он набрал нужные коды, и дверь открылась.
Внутри загорелся свет, но Даниель тотчас захлопнул дверь. Освещение померкло, он включил фонарик. Все, что могла видеть Вера, – прямоугольники картин на стенах, очертания скульптур, какой-то мебели. Луч света выхватил из тьмы абстракцию, похожую на Кандинского, изломанную женщину – наверняка кисти Пикассо. Вера увидела даму в шляпке за столиком парижского кафе, перед ней стояла рюмка – Дега и его «Любительница абсента». Картина еще месяц назад висела в Орсе, Вера встречала ее, когда ходила в музей с Юбером.
За полотном, на котором был изображен лесной пейзаж, имелась похожая железная дверь с несколькими электрическими табло и кнопками, с которыми Даниель справился так же быстро. Они вышли в сводчатое каменное помещение, откуда-то издали шел свет. Металлическая дверь снаружи была отделана камнем так, что сливалась с настоящей кладкой.
– Эти тоннели приказал прорыть барон дю Датье, чтобы легко передвигаться между замком и другими частями своего владения, – объяснил Даниель таким спокойным тоном, будто они вновь просто вышли на прогулку и он показывал ей окрестности. – Он сильно ветвится, поэтому я еще не знаю, в какой части дорога, куда я хочу попасть. И где дикие горы, не знаю. А еще один тоннель ведет к обрыву, где разбился Шарль. Я не был здесь с тех пор, как его не стало.
Даниель замолчал.
– В какой-то степени я все же виноват в его смерти. Я показал ему этот путь, мы часто ходили к обрыву вместе, валялись в траве и любовались закатом, никто не знал, что мы ходим через хранилища. Нас тогда бы прибили на месте. Я не мог сказать, как погиб Шарль, и выдать наше тайное убежище… Я скрыл его смерть, потому что не хотел, чтобы меня разлучили с картинами. Перетащил тело подальше от входа в пещеру, к мысу дю Датье, и ушел играть с мальчишками.
Вера слушала его, затаив дыхание от ужаса.
– Я не хотел, чтобы кто-то понял, где он упал… Видимо, это и придало мне вид человека, который совершил убийство. Дедушка Абель заметил кровь у меня на локтях… Он знал, что я лгу. Но Шарля я не убивал. Клянусь! Я знаю это так же ясно, как то, что люблю тебя.
– Неудачное сравнение, – выдавила ошарашенная его признанием Вера.
– Не для меня, – ответил он с грустью. И глаза его даже без очков стали нежными и трогательными. – Идем. У нас нет времени дуться друг на друга.
Вера не оказала сопротивления, когда он взял ее за руку. Они двинулись по тоннелю к свету. Рука Веры расслабилась, она даже перехватила пальцы Даниеля. Взявшись за руки, как двое влюбленных, как Бонни и Клайд, они шли куда-то вперед, только Вера чувствовала, что идет к месту своей казни.
У развилки, на углу, они остановились. Из стены торчала лампочка, которая и освещала подземный ход.
– Здесь территория туристов, – не без раздражения заметил Даниель. Стены тоннеля были уже не каменные, а выщербленные лопатами. – Сейчас по некоторым частям тоннелей водят экскурсии. Электричество провели еще в нулевых.
Они завернули за угол и опять двинулись на свет. Даниель не знал, куда идти. Телефон по-прежнему не ловил, навигатор был недоступен. Они плутали, пока в конце тоннеля не засияло ярче, чем обычно. Это было солнце, оно казалось далеким, но дарило надежду.
Ближе к выходу Вера ясно услышала спасительный звук пропеллеров вертолета.
Это Эмиль! Он ищет ее.
Вера вырвала у уставшего Даниеля руку и что есть мочи помчалась к полукруглой арке выхода.
– Вера! – послышалось позади. Он бежал, догонял, кричал ей в спину: – Вера, стой!
Вера выбралась наружу, на ослепительно-яркое солнце, вдохнула свежего морского воздуха, но не сделала и десятка шагов, как ее нога уехала вниз, и она начала падать. Даниель попытался поймать ее за свитер, Вера инстинктивно схватилась за его протянутую руку и за какую-то корягу, повиснув над пропастью. В глазах плясали цветные пятна, ноги качало в невесомости, желудок ухнул куда-то к пяткам.
– Вера! – Даниель вцепился в ее руку. Глаза его были расширены от ужаса. Он опустился на колено, ступней другой ноги уперся в камень, который тотчас полетел в обрыв, а самого его качнуло. Вера закричала, чувствуя, как от собственного крика теряет под собой твердую почву, а под задравшимся свитером обдирают кожу живота торчащие из земли корни и камни.
Даниель успел сориентироваться, нашел опору и, вцепившись второй рукой в пояс ее джинсов, втянул ее обратно на травянистую почву. Несколько секунд Вера стояла на четвереньках, тяжело дыша, точно пробежавшая тысячу километров собака, перед глазами продолжали плясать цветные круги. Даниель опустился рядом на колени и притянул ее к груди.
– Ты могла разбиться! Зачем ты побежала? Здесь так опасно. – Он покрывал поцелуями ее перепачканное в глине и песке лицо – Вера знатно проехалась головой по земле, когда упала.
Она оторвалась от него и огляделась. Они оказались на одной из самых высоких точек побережья. Замок отсюда был далеко, вокруг дикие холмистые луга, покрытые травой и одуванчиками, вдоль линии обрыва густо росли пинии – средиземноморские сосны, над кронами повис туман. А на километры простиралось сверкающее Средиземное море в лучах утреннего солнца. С криками носились чайки и стрижи, где-то далеко слышался колокольный перезвон. Сегодня ведь Пасха…