— Нет, я не о том. Том всегда старается меня подловить. Скажем, в субботу я иду в магазин. Прогуливаюсь пешком, покупаю газету, возвращаюсь. В следующее субботу снова иду, а он сравнивает, сколько я прошла по сравнению с прошлым разом. И требует признаться, что ходила не в магазин, а куда-то еще. А однажды я не надела трекер на работу. Он был убежден, что меня вообще не было в офисе. Он постоянно меня проверял. Каждое движение, каждый шаг. Это было невыносимо.
Я не стала рассказывать подруге, как пыталась обмануть Тома. Приезжая на работу, нарочно парковалась в разных концах стоянки, чтобы запутать мужа. По его представлениям, я должна была ежедневно проходить примерно одинаковое количество шагов. Если цифры соответствовали его ожиданиям, Том был доволен. Несколько недель тому назад я отдала трекер Гарри, и тот положил его в карман, собираясь на деловую встречу в Манчестере. Он сказал, что будет много ходить пешком и подниматься по лестнице, не пользуясь лифтом, специально, чтобы завысить цифры. Это было уже после того, как я ему обо всем рассказала. Тогда я уже знала, что уйду. Гарри пришел в ужас и посоветовал выбросить трекер, но я решила отдать его Тому перед уходом. Он поймет, что я хотела этим сказать.
— Мне кажется, ты сгущаешь краски, — заметила Сара. — Он просто заботится о твоем здоровье. Чем он еще тебе не угодил?
— Долго рассказывать, — ощетинилась я. — Как-нибудь в другой раз.
Если бы Сара сказала, что считает поведении Тома нормальным, я бы сорвалась. Я слишком долго жила в аду. Скажи она, что Том прав, я бы этого не вынесла.
— Ладно, — кивнула Сара, примирительно тронув меня за плечо. — Все будет хорошо. Позвони, когда найдется покупатель на дом, и вместе поищем что-нибудь для тебя.
— Договорились, — облегченно улыбнулась я. — Правда, я еще не знаю, где хотела бы жить.
— Не важно. Я тебе помогу.
— Сара, мне ужасно неловко тебя просить, но ты не могла бы передать Гарри письмо? Или попросить его позвонить мне?
По выражению лица подруги было видно, что ей не хочется этого делать.
— А ты не можешь написать ему имейл?
— Я боюсь, что письмо прочтет кто-нибудь из компьютерщиков. А сообщение в телефоне может увидеть Эмма.
— Не хочу встревать, да ладно, — помедлив, сказала она. — Отправь его мне, а я передам. Гарри возвращается на работу в понедельник.
— А попросишь его позвонить?
— Да. — Она отпила немного вина, наклонилась и обняла меня. — Обязательно попрошу.
Глава 19
Большую часть выходных я просидела дома наедине с блокнотом и ручкой, сочиняя письмо Гарри. Это оказалось невероятно трудно. Написав фразу, я сразу же представляла себе, с каким выражением лица он будет ее читать.
Мы с Гарри постоянно разговаривали. Нет, мы, конечно, и работали, но нам было так легко и хорошо вместе, словно мы знакомы всю жизнь. Это началось с первой встречи. А до этого я точно не жила в полную силу, а существовала в каком-то маленьком, ограниченном, тусклом мирке. Встретив Гарри, я расцвела. Ему можно было рассказать обо всем на свете, он меня понимал. Не то чтобы мы постоянно обсуждали высокие материи или серьезные философские темы. Мы говорили обо всем: любимое вино, первый поцелуй, книги, песни нашей юности. В течение дня мы общались урывками, а вечером почти всегда находили время поговорить нормально. Наши разговоры не мешали работе, скорее наоборот, помогали. За последний год дела в компании пошли в гору, и Гарри не уставал повторять, что это благодаря мне: я его вдохновила, вернула к жизни.
А теперь у Эммы будет его ребенок. Стараясь не думать о том, как такое могло случиться, я пыталась представить выражение его лица, когда он узнал эту новость. Вспомнил ли обо мне? Или забыл на радостях? В моей груди росла ярость, оттого что он так мало думал обо мне, во всяком случае, он даже не удосужился позвонить и сказать, что между нами все кончено.
В субботу днем пошел дождь с порывистым ветром. Я сидела в комнате, глядя на реку за окном. И представляла, как Гарри гладит Эмму по животу, они строят планы и придумывают имя будущему ребенку. Когда распогодится, они пойдут выбирать краску для детской комнаты, присматривать кроватку, стульчики для кормления и пеленальный столик. Вернутся домой, накупив обоев, мебели и детских вещей. У них начнется новая жизнь.
У меня самой таких забот никогда не было. Выйдя замуж за Тома, я была слишком молода и первое время не задумывалась о детях. Моему материнскому инстинкту с лихвой хватало Джоша, хотя у нас с мальчиком были скорее дружеские отношения. Я не примеряла на себя роль матери. Джош — ребенок Тома, а не мой, и у него есть настоящая мама. Спустя некоторое время я поняла, что боюсь оказаться привязанной к Тому на всю жизнь. Наблюдая за его отношениями с Белиндой, я постепенно осознала, что в разрыве виноват по большей части он. Если мы расстанемся, имея совместного ребенка, это будет невыносимо.
Через пару лет безуспешных попыток зачать я предложила попробовать искусственное оплодотворение, но Том отказался. Он считал, что это может разрушить семью. По его наблюдениям, у многих людей желание иметь ребенка превращалось в навязчивую идею, и они ни о чем больше не могли думать.
Я и так ни о чем больше не могла думать, хотя в глубине души признавала его правоту. Если мне надо будет ходить по врачам, лечиться и все такое, я точно стану одержимой.
— К тому же мы знаем, что можем иметь детей, — сказал он. — У меня есть Джош. То есть у нас. Он любит тебя, как родную. — Том одарил меня сочувственной улыбкой. — И ты ведь была беременна.
Я болезненно поморщилась. В восемнадцать, готовясь к поступлению в университет, я обнаружила, что забеременела от парня из школы, с которым встречалась несколько месяцев. После долгих раздумий я решила все-таки отложить учебу и родить. На двенадцатой неделе ребенок рассудил иначе.
— Если мы будем продолжать попытки, нам обязательно повезет, — убеждал меня Том.
Но дети все не появлялись, хотя мы делали все, что могли. Скоро Том подключился к ожиданию: каждый месяц покупал мне тесты на беременность, обнимал и утешал, когда я начинала плакать, увидев отрицательный результат. В самом начале наших попыток он купил мне мягкую игрушку — длинного лохматого пса карамельного цвета с янтарными глазами и мягкими болтающимися ушами. Пес лаял, если нажать на ухо, и Том назвал его Капитан Гав. В первый вечер, когда он его принес, мы были полны надежд, верили в будущее и так хохотали, что я плакала от счастья. Прошли месяцы и годы, пес перекочевал с кресла в спальне в дальний угол шкафа в гостевой комнате, а затем, незадолго до ухода, я отдала его в благотворительный магазин, чтобы он мог порадовать какого-нибудь ребенка. Настоящего, а не воображаемого.
В тот день, глядя сквозь слезы и капли дождя в окно, я думала о новом владельце игрушки и задавалась вопросом, слышит ли он аромат моих духов, передаются ли ему мои надежды, связанные со смешной собачкой, и от всей души надеялась, что он никогда не почувствует отчаяния, которое заставило меня от нее отказаться.
В конце концов мне надоело сидеть и страдать. Я вышла под дождь и купила билет на жутко громкий боевик, который заглушал мои мысли. Зал был полон, что создавало иллюзию нахождения в компании. Я чувствовала потребность с кем-то поговорить, но когда в конце фильма загудел телефон и пришло сообщение от Оливера, я поняла, что не смогу с ним общаться прямо сейчас.
Руби, я только что говорил с Томом, и он сказал, что ты от него ушла. У тебя все хорошо?
Я поморщилась. Ответила коротко:
Спасибо, все нормально.
Через несколько секунд пришло сообщение:
Хочешь встретиться и поговорить? Я бы пригласил тебя к себе, но ты, наверное, не хочешь столкнуться с Томом? Скажи, где и во сколько.
Я вспомнила тоскливый день, проведенный в одиночестве, подумала, что завтра будет еще хуже — по воскресеньям я всегда чувствовала себя несчастной, — и написала:
Давай встретимся в кафе «Марино» завтра в одиннадцать?
Оливер отвел сразу же:
Буду там, обнимаю.
Глава 20
Мне было чуточку не по себе сидеть с Оливером в кафе. Он не раз бывал у нас дома — мы по-соседски приглашали его на ужин, барбекю или просто на бокал вина. Однажды он даже ужинал с нами на Рождество — его бросила невеста, а мы наткнулись на него — потерянного и несчастного — в супермаркете. Мне стало жаль беднягу, и я пригласила его к нам. С собой он принес все необходимое для приготовления коктейлей, и я напилась вусмерть. Нас он тоже приглашал в гости: на вечеринки в честь помолвки и повышения на работе. Ясное дело, что в кафе и бары я с ним не ходила. Зачем?
Тем не менее общались мы с Оливером чаще наедине. И Тому я об этом не говорила, знала, что ему не понравится. Я хорошо помню первый раз, когда промолчала. Пару лет назад мы сидели с Оливером на улице и болтали. Том задерживался на работе. Оливер сообщил, что его повысили в должности. Он подробно рассказал, как прошел собеседование, кто еще претендовал на должность и что сказал председатель совета директоров, предложив ему работу.
Нас прервал звонок городского телефона: Том, как обычно, проверял, дома ли я. Через несколько дней Оливер зашел к нам на бокал вина, и Том спросил, как его работа.
— Меня повысили, — похвастался Оливер, — я теперь директор по маркетингу.
Я стояла рядом и должна была сказать, что уже в курсе, но промолчала, опасаясь бесконечных вопросов Тома: когда я говорила с Оливером, при каких обстоятельствах и почему ему не доложила. Мне все это надоело, поэтому я радостно произнесла:
— Ух ты, поздравляю! Когда это произошло?
И Оливер, лишь на секунду замешкавшись, повторил свой рассказ. Я знала, что не должна так поступать. Это превратило нас в заговорщиков. Но порой хочется иметь что-то свое. Так было и с Оливером. Я не вступала с ним в сговор, просто скрыла от Тома маленький кусочек своей жизни.