Доброе утро, Руби. Надеюсь, у тебя все хорошо. Просто хотел сообщить, что наш дом официально выставлен на продажу. Целую.
Сев на кровати, я придвинула к себе ноутбук, чтобы посмотреть фотографии. Вообще-то, я просила прислать их заранее, но никто не удосужился.
При виде снимков у меня сжалось сердце. Я очень скучала по дому. На фотографиях он выглядел чистым и опрятным — нанятые Томом уборщицы постарались на славу. Том убрал с камина фото в рамках и поставил вместо них стеклянную вазу из прихожей. Он передвинул диваны, и теперь они стояли рядышком, а не напротив друг друга. Я вспомнила, как мы их покупали. В тот день я думала, что наконец забеременела, однако мужу пока говорить не хотела. Каждый месяц я приходила в невероятное возбуждение, а потом испытывала жуткое разочарование, когда начинались месячные. К тому времени я зациклилась на желании иметь детей и каждый месяц покупала тесты. Это превратилось в шутку, над которой уже никто не смеялся. Том приходил домой и говорил:
— По дороге домой из Лондона я проезжал мимо аптеки и увидел тесты, которых ты еще не пробовала. Взял пару штук на счастье.
В тот день, когда мы купили диваны, у меня была двухдневная задержка. Тесты показали, что я не беременна, но я продолжала надеяться. Пока продавец расписывал преимущества обивки, размеров и всего остального, я мечтала о том, как буду кормить ребенка, сидя на этом диване: поставлю ноги на банкетку и облокочусь на подушки, держа у груди малютку. Наверное, это будет девочка. Я буду чувствовать ее легкое дыхание, когда она уснет у меня на руках. Мягкие, пушистые волосики будут щекотать мне лицо. Я легонько поцелую ее, втайне надеясь, что она проснется. Присев на диван, я так замечталась, что почти почувствовала тяжесть ребенка на руках и его молочное дыхание.
— Руби, не спи! — позвал меня Том, и они с продавцом рассмеялись. — Что, берем?
Я тоже засмеялась, но весь остаток дня чувствовала внутри этого ребенка и была уверена, что наконец забеременела. А вечером, когда мы вернулись домой, иллюзии развеялись и меня вновь охватило горькое разочарование.
Рассматривая фотографии, я вспоминала тот случай и сама не могла понять, чего хочу: оставить эти диваны на память или никогда больше их не видеть.
Вновь запищал телефон. Том.
Хорошо получилось, правда? Целую.
Я ответила.
Да. Хотя неприятно, что он выставлен на всеобщее обозрение.
Отправив сообщение, я поморщилась. Он может неправильно его истолковать. Мне не нравилось, что по нашему дому будут ходить чужие люди, рассматривать комнаты, сбивать цену. Хотя это у них не пройдет.
Мне тоже. Это был наш дом.
Дальше я старалась об этом не думать. И все-таки, стоя в крошечной душевой кабинке, стукаясь головой о душевую насадку, а затем вытирая лужу на полу, я думала о Томе и его сообщениях. В них он казался таким добрым, заботливым и искренним. Я не думала, что мой уход причинит ему столько боли.
Выйдя из ванной, я обнаружила в телефоне еще одно сообщение.
Хочу, чтобы ты по-прежнему была со мной. Целую.
В голове роились тысячи мыслей. Поговорить бы с человеком, который посмотрит на ситуацию свежим взглядом.
Я прошлась по списку контактов в телефоне и поняла, что никому не могу доверять. Разве что позвонить Фионе в Австралию, да только она там с ума сходит с родителями, и ей не до меня.
Стоял теплый солнечный денек. Сидя у окна, я рассматривала горожан, идущих к реке и парку: сумки для пикников, коляски с зонтиками, дети в панамках. Казалось бы, у всех есть семья или друзья, и только я одна. Может, поговорить с Томом? Предложить ему записаться к психологу? Представляю, что он мне заявит. Пойти самой? Я посмотрела в интернете, удовольствие дорогое. При такой зарплате, да еще живя на съемной квартире, я просто не могу себе это позволить. Вернуться домой? В тот день я впервые задумалась о возвращении к Тому. Он стал таким заботливым. Теперь, когда он пожил один… Раскаивается ли он, что так ужасно вел себя последние несколько лет?
Телефон весь день молчал. Звонки от любителей секса за деньги, слава богу, прекратились. Проверив сайт, я не нашла своих данных: видимо, администратор принял мои угрозы всерьез. И все равно меня беспокоило, что у этих людей есть мой номер телефона.
К семи вечера я прочла книгу и посмотрела два фильма, но не помнила, о чем там шла речь. Голова была занята другим. Я раздраженно встала, злясь на себя за потраченный впустую день. Решила прокатиться по городу.
Разумеется, я оказалась возле своего дома. Въезжая на знакомую улицу, я почему-то разволновалась, даже ладони вспотели. Интересно, где сейчас Том? Обычно по субботам мы оставались дома, потому что приезжал Джош. После ужина он возвращался к матери или ехал к друзьям — я его отвозила, поскольку Том обычно уже пропускал стаканчик-другой к тому моменту.
Я припарковалась на параллельной улочке, чтобы Том не заметил меня через окно. Не хотелось его видеть: я не знала, что ему скажу, что сделаю. Я вновь открыла сообщение, которое он прислал.
Хочу, чтобы ты по-прежнему была со мной. Целую.
Можно поставить машину на привычное место, пройти по дорожке и войти в дом. Ключи у меня были с собой. Оставить сумку на столике в прихожей, войти в кухню, увидеть список на дверце холодильника и узнать, что сегодня в меню. Включить радио, налить бокал вина и приготовить ужин.
Я поморщилась. Живя с Томом, я привыкла снимать напряжение с помощью спиртного. Будет ли это продолжаться, если я вернусь?
Не знаю почему, но я предполагала, что Том будет дома весь вечер. Однако машины не было и свет не горел. Интересно, где он. Может, на свидании? Посидев еще немного, я увижу, как он возвращается домой с женщиной, держа ее за руку. Он зажжет свечи в камине, нальет ей джина с тоником и попросит рассказать о себе, как просил меня в начале нашего романа. Интересно, обрадуется он или огорчится, если я войду в свою любимую кухню и вновь начну в ней хозяйничать?
У меня заболела голова. Я сама не понимала, что чувствовала. Я так плохо разбираюсь в людях. Когда-то я думала, что Том — мой человек, но через какое-то время поняла, что с ним я задыхаюсь. Потом я поверила, что меня спасет Гарри. Он относился к жизни легко и расслабленно, его привязанность, забота и внимание казались искренними. Но я для него ничего не значила.
Теперь, получив свободу, я сама не понимала, кто я и чего стою.
Я посидела минут десять, рассматривая боковую стену дома, завела машину, проехала за угол и остановилась рядом с дорожкой. Если Том проедет мимо, придется что-то решать. Прямо на повороте стоял знак «Продается», его могли увидеть люди, проезжающие по обеим улицам. Я представила, как Том выходит на газон и передвигает знак, установленный агентом, на место, которое он сам посчитал правильным. Последнее слово всегда должно быть за Томом. Даже передвинув знак на несколько сантиметров, он будет удовлетворен.
В свете фонаря я увидела, что деревянная отделка дома и ворота недавно покрашены, а по обе стороны от входной двери стоят два огромных горшка с лавровыми деревцами. Наверное, Том поехал в воскресенье в садовый центр, купил деревья и с трудом впихнул их в машину. Но никому не позволил себе помочь — этого он терпеть не мог.
Я подалась вперед, разглядывая сад: ухоженный, с аккуратно подстриженной лужайкой. Похоже, тоже кто-то поработал. Обычно садом занималась я. Том же нанял профессионального садовника. Он не любил работать в саду и никогда мне не помогал.
Темноту за спиной прорезал свет фар. Я выругалась и завела двигатель: не хотела, чтобы Том меня увидел. В последний момент я поняла, что это Оливер. Он проехал к своему дому, вышел из машины и помахал мне.
Я неохотно опустила стекло и заглушила мотор.
— Привет, Оливер.
— Привет! Что ты здесь делаешь? Вернулась домой?
— Нет, Том сказал, что выставил дом на продажу, и я решила посмотреть.
— Ты зайдешь?
— Конечно, нет, — помотала головой я.
— Все в порядке, он уехал на выходные.
— Правда? Куда? — спросила я и осеклась. — Извини, не мое дело.
— Не думаю, что это страшная тайна. В Шотландию к брату. Пару дней его точно не будет. Он еще говорил что-то о деловой встрече в Глазго в понедельник утром.
— Да, у него там есть клиенты. — Я улыбнулась Оливеру. — Пока. Рада была с тобой увидеться.
— Погоди. Может, зайдешь ко мне на бокал вина?
— Нет, спасибо, — машинально отказалась я.
Увидев, что мой дом выставлен на продажу, я расстроилась, но еще тяжелее было сознавать, что можно все вернуть. Хотелось побыть одной, разобраться в своих мыслях и чувствах.
— Я лучше поеду.
— Ну, ладно.
Оливер казался несчастным и усталым; мне стало его жалко.
— Понимаешь, неудобно как-то, — призналась я. — Соседи увидят и решат, что я вернулась.
Раньше я уступила бы и зашла к старому приятелю, а сейчас не хотела. Я всегда старалась угодить людям — пришло время это изменить.
— Пока, Оливер.
Я собиралась вернуться в квартиру, но внезапно решила поехать к дому Гарри, просто посидеть в машине, вдруг увижу его. Какой-то глупый мазохизм. Я уже повернула ключ, когда Оливер вдруг сказал:
— Ты до сих пор его любишь, правда?
— Нет, просто скучаю.
— Меня, конечно, никто не спрашивает, — помедлив, произнес он, — но, думаю, он согласен принять тебя обратно.
Только тогда я поняла, что мы говорим о разных людях.
— Я имела в виду Гарри.
— Кого?
— Ну, помнишь, я тебе рассказывала.
Оливер покраснел.
— А, тот… Особенный… Извини, я думал, что мы говорим о Томе. — Он шагнул назад. — Увидимся еще, да?
Я кивнула и попрощалась. В зеркало заднего вида заметила, что Оливер остался стоять на улице, печально глядя мне вслед, и подумала, что мой уход причинил боль не только Тому.