Ну а пока – арендованный за копейки подвал, цветы по бросовой цене – лишь бы в подвальных сумерках не зачахли, не потеряли товарный вид, быстрее раскупались. У Ани да не купят… Тьфу-тьфу, повезло с продавщицей, студенткой-заочницей биологического факультета. Это была ещё одна удача владелицы цветочного магазина, которую она держала в большой тайне: не дай бог, девчонка о себе возомнит. Приходилось держать в чёрном теле и хаять перед конкурентками, чтобы к себе не переманили.
Аня и не подозревала о кипящих вокруг неё подковёрных страстях. Никогда не увидеть её было праздной, зевающей за прилавком, вяжущей, читающей книжку – всё-то хлопотала как пчёлка. Клеила блестящие коробочки, плела подарочные корзины, мастерила кашпо, подбирала композиции: в букетах, на лозе, на багетах…
Предусмотрительная хозяйка цветочного магазина заказала к новоселью рекламу в газету:
– Продавец Анюта вам всё расскажет.
Я не сразу нашла Аню в её царстве: примостилась под разлапистым, опутанным воздушными корнями растением-монстром – маленькая бесцветная никакая блондиночка. Оставив работу – закручивала ленточки серпантина – предложила провести экскурсию. Я силой воображения из мрачного подвала должна была нарисовать будущий стеклянно-цветочный рай, напоённый эфиром и амброй, без которого непонятно как до сих пор прозябал город…
– Чёрная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви… А жёлтые тюльпаны, как известно – вестники разлуки? («Что вы, жёлтый цвет оболган! Напротив, он символизирует солнце, тепло, добро. Чёрный цвет – это, скорее, сильная страсть…»)
– Как продлить коротенькую жизнь цветов? Ну, скажем, роз… («Роза, как и полагается царице цветов, – утончённое, капризное, нервное растение. Реагирует на тепло, холод, сквозняк, духоту, прямые солнечные лучи, соседство других цветов, на резкие запахи… И т. д.»)
Проводя ликбез по цветоводству, Аня успевала опрыскивать растения из пульверизатора, подбрасывать в горшки крупинки цветочного корма, прищипывать отростки, ворошить грабельками почву.
Всё это время не иссякал поток покупателей. Ушёл жених – почему-то на цыпочках, уносил в далеко вытянутой руке, точно боясь разбить, букет для невесты: воздушную гипсофилу, которая, как фатой, жемчужной россыпью окутывала невинно потупленные головки белых лилий. Юбиляршин муж выбрал похожий на пухлый снежный ком дельфиниум, в обрамлении тяжёлых георгинов. Мужчина средних лет долго нервно теребил кошелёк, потом попросил ровно 36 роз – к 36-летию любимой. Денег не хватило, пришлось разбавлять выбраковкой: стоящими в ведре с водой слегка увядшими цветами.
– Колька, паразит, – донёсся сверху, от двери женский голос, – где ты там провалился?!
Мужчина пробормотал:
– Спрячьте… Вечером заберу – это для другой.
– И любовь, видно, бывает ущербная. Бракованная – как эти розы, – предположила я.
– Мы не обсуждаем клиентов, – дипломатично сказала Аня. – Хотя, это правда, человек гораздо ближе к растениям, чем к животным… И когда говорят: прирос корнями к родной земле – это не преувеличение. Все мы немножко растения. Вот, – она подвела меня к густо разросшемуся тёмно-зелёному кусту, занимавшему целый угол, – это спатифиллум. Видите: один лист лёг на соседний, нежно обнял. И – заслонил от солнца, не даёт дышать. Разве не бывает так у людей? Вот я тебя, эгоист, – она приподняла тяжёлый, будто лакированный бороздчатый лист, подвязала «эгоиста» верёвочкой, чтобы освободить слабого соседа.
Крутую входную лесенку от торгового зальца отделяла стена. Аня по шагам различала шаги покупателей: значительные мужские, лёгкие женские, шаркающие старческие, неуверенные малышовые. Даже угадывала характер и настроение: у кого-то ноги летят, упруго перепрыгивая через ступеньки, у кого-то солидничают, эти осторожно, недоверчиво нащупывают спуск. Странно, что главные в своей жизни шаги прозевала, не расслышала: возилась с шуршащим целлофаном.
– Как ваши цветы живут в подвале без солнца? Хотя о чём я… Как такая девушка живёт в подвале без солнца? У цветов хотя бы есть шанс быть купленными, вырваться из темницы…
У него был чудный голос. Тёмные волосы вились ниже худых лопаток, и бледное лицо походило на прозрачную подтаявшую свечу. И глаза… Чёрные, но светлые, постоянно неуловимо меняющие выражение, будто струящиеся. Она подобрала сравнение: как угли на дне ручья. Похож на революционера с адской машинкой за пазухой или на поэта Серебряного века.
Поэт остановился перед стеллажом.
– Взгляните, в каких прелестных боязливых, покорных позах замерли цветы. Как невольницы на девичьем рынке… А ведь они умирают. Они начали умирать в ту минуту, как их срезали, и сейчас источают едва уловимый сладковатый запах тления. «Увядающая роза слаще всех благоухает…» Любите Руставели?
Аня встрепенулась для ответа, а Поэт продолжал:
– Японцы проводят аналогию между цветком и женским детородным органом (Анечка покраснела). Тугой девичий бутон томится и зреет, и однажды взрывается, широко распахивая изнывающее, истекающее соком лоно навстречу любви, навстречу оплодотворению, новой жизни… И тут хирургический лязг холодных ножниц. Это как убийство невесты в брачную ночь. Принесение в жертву девичьей чистоты и невинности.
– Не ножницами, – пролепетала Аня, чувствуя себя мясником. – Ножом, наискось… Ножницы сдавливают стебель.
Они проговорили с Поэтом до закрытия. Обычно от посетителей отбоя не было – а тут ни одного. Точно кто-то повесил на дверях табличку «Закрыто на обеденный перерыв». Или «Все ушли на базу».
Аня призналась, что, и правда, избегает лишний раз подходить к срезанным цветам. Какая-то там печальная аура… Другое дело горшечные растения. Она к ним привыкает, и они к ней тоже. И когда их уносят, ей передаётся их трепетная тревога. Она мысленно уговаривает их, что отдаёт в хорошие руки. Что здесь для них был лишь перевалочный пункт, зал ожидания, а вокзальная неустроенная жизнь даже для цветов не может длиться бесконечно. Да они просто счастливчики, обретают настоящий дом и постоянных хозяев… И неизвестно, кого больше уговаривает: их или себя.
Когда гости входили в Анину детскую, на пороге замирали и поражённо произносили одну и ту же фразу: «Ботанический сад!»
Удивлялись:
– Это ж сколько возни. Не лучше ли купить пластмассовые растения – вон их сколько в продаже – не отличить от настоящих. И никакого ухода, знай протирай тряпочкой пыль…
На что маленькая Аня серьёзно отвечала:
– А вы заведёте пластмассовую кошку или собаку? Они тоже как живые. И никакого ухода.
Зная её хобби, ей дарили только живые растения. Был один подарок – пальмочка, юкка. Несмотря на уход (даже ночью как к больной вставала), та всё хирела: и умирать не умирала, и жить не жила, и всё сбрасывала листики один за другим. Так что Аня однажды не выдержала и в отчаянии закричала: «Ты меня измучила, всё сердце изорвала!» Накинула пальто, выбежала, оставила горшок с юккой под ноябрьским снежком у мусорных мульд.
Через некоторое время ужаснулась, выскочила… К счастью, дрожащая от ветра и страха пальмочка стояла на месте. И что вы думаете? После стресса юкка ожила, расцвела, пошла в бурный рост.
А то ещё был случай – никто не верит. В Анину квартиру ночью забрался вор. Она слышала поворот ключа в замке, крадущиеся шаги. От ужаса у неё выпрыгивало из груди сердечко. Она готовилась выскочить из-под одеяла, будь что будет: лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Но из комнаты раздался ор, потом падение, грохот, звон и новый ор, который – спасибо тонким панельным стенкам – услышали соседи и вызвали милицию.
Включили свет: повсюду рассыпанная земля, под ногами хрустят черепки, а на полу, держась за ногу, корчится человек. Картину произошедшего восстановили со слов незадачливого вора: в темноте он задел подставку с цветами, удерживая её, сам потерял равновесие, схватился за «тёщин язык», взвыл. Отступился, попал ногой в узкий горшок с густым плющом, запутался, застрял, заскакал с горшком на ноге, рухнул на пол. Как выяснилось, сломал щиколотку, порвал сухожилие… Вот так комнатные цветы единым фронтом встали на защиту своей хозяйки. Кто после этого не поверит, что растения всё понимают?!
…Кто-то наверху посмотрел на часы, сказал: «Пора», – и снял табличку с двери. Появилась тётенька и заняла Анино внимание. Тётенька тоже любила горшечные растения и долго и нудно спрашивала советы об уходе. Аня терпеливо и обстоятельно объясняла, что поить цветы лучше с поддона – корням нужен воздух, а вода закупоривает поры земли. Что если на почве от перелива появились желтоватые комочки грибка, то следует посадить несколько луковиц – они будут раскислять почву и т. д.
Всё это время Поэт не отрывал от Анюты своего струящегося ручьистого взгляда.
Аня работала с десяти утра до десяти вечера – практически жила в подвале с цветами. И все их свидания проходили среди цветов. Иногда Поэт приходил не в духе, отсиживался в уголке. Но чаще, как в первую встречу, был говорлив, интересен, романтичен. Читал стихи, красиво встряхивая волосами, артистично водил длинными прозрачно-парафиновыми кистями.
Закрывал Анин рот губами:
– Т-с-с! Слышишь: тишина? Но какая это ЖИВАЯ тишина! Они (растения) нас слышат! Как ты думаешь, о чём они думают? Я знаю: они завидуют мне. Твои одежда, волосы, кожа – ты вся пропитана цветочным ароматом… Тебя на улице не спрашивают, где ты покупаешь такие изумительные, редкие, бесценные духи?
В своих стихах сравнивал растения с пленниками летом, когда они томятся, лишённые прикосновения тугого ветра и тёплых, как ладони, солнечных лучей. Зато зимой обитатели цветочного магазина пребывают в неге, тогда как их уличные собратья звенят, как железо, с обледенелой кровью в железных стволах.
Они, как всегда, в своём уголке целовались, целовались, целовались… И кто-то в это время унёс горшочки с узамбарскими фиалками. Не бог весть какие дорогие, но сам факт кражи, впервые в магазине, удивил и испугал Аню.