— Глупости, — поджимаю пальцы ног, покрытые ярко-желтым лаком, которые так его заинтересовали. — Почему ты со мной возишься?
Этот вопрос меня действительно интересует. Потому что Алексу не место тут: в однокомнатной маленькой квартирке на окраине города, в котором он не проживает, в компании девушки, которой ничего не должен.
Гроссо ухмыляется и качает головой. Но потешается не надо мной, а скорее над самим собой. Будто и сам неоднократно у себя об этом спрашивал.
— Обязательно расскажу, — выдает, наконец, — как только найду ответ.
Киваю, закрывая тему.
Не люблю, когда пытаются лезть ко мне и копаются в том, куда посторонним вход воспрещен, потому и к другим отношусь соответственно. Никогда не навязываю неудобные темы. И отступаю, если вижу, что собеседнику разговор не нравится.
— Продолжим урок? — пододвигаю фужер поближе к мужчине.
— Разве тебе недостаточно? — отвечает вопросом на вопрос.
Качаю головой, и сама перехватываю бутылку. Как там он учил делать правильно? Наливать коньяк не больше, чем на четверть объема бокала и не выше самой широкой части снифтера, иначе аромат быстро улетучится.
В точности повторяю действия Алекса, и пододвигаю ему его порцию.
— Надеюсь, в моей жизни больше никогда не будет причины пить эту гадость, — выдаю свой странный тост, и, не чокаясь, делаю глоток.
Шоколадная горечь обжигает язык, и я зажмуриваюсь и морщу нос. Всё же алкоголь — это «фу».
— Я догадался по твоему лицу, — смеется тихонько мой сегодняшний собутыльник, отпивая из своего снифтера совершенно спокойно.
А я понимаю, что ляпнула последнюю фразу вслух.
— Соня, что у вас за отношения с Мелехом?
Вопрос удивляет. А еще совершенно не нравится. Как и прожигающий взгляд карих глаз.
По сравнению с моим уже расслабившимся и поплывшим мозгом, Алекс кажется очень собранным и серьезным. Будто коньяк был только у меня в бокале, у него же — сладкий чай.
Вот как так?
Всё делали одинаково, а результат абсолютно разный.
— Я не хочу обсуждать эту тему, — выдаю самый мягкий ответ, не желая грубить.
Вся ненависть и обиды на семейку Гроссо, копившиеся в душе последние месяцы, распылились к этому моменту сами собой. Алекс за несколько дней сделал для меня так много, и не только в плане финансов, что я теперь чувствую себя его должницей.
Если бы не он, мне пришлось проходить нелегкий путь похорон намного сложнее, хотя уверена, что справилась бы. Потому что не имею право подводить сестрёнку, да и дальше сделаю всё, чтобы не подвести.
На могиле роднульки пообещала, что позабочусь о её малышке.
— Я не тороплю, — пожимает плечами мужчина, но его все такой же жгучий взгляд меня смущает и беспокоит. — Продолжим ликбез?
Глава 11
— Ты! Зараза!
Рыкаю, стоит только получше проснуться и вспомнить, как закончился наш вчерашний вечер.
— Паразит!
Пинаю ладошками в грудь Гроссо, желая скинуть его с кровати. Моей, между прочим, кровати! Которую он занимает незаконно!
— Чем конкретно ты недовольна?
Спящий мерзавец лениво приоткрывает один глаз, не спеша просыпаться.
— Тем, что я к тебе не приставал вчера?
Выдает, улыбаясь, хулиган. От чего моё желание его прибить растет в геометрической прогрессии.
— Ну, прости, дорогая, не люблю пьяных девушек.
ЧТО?
Открываю рот, чтобы высказать все, что я думаю о хамстве и зашкаливающем самомнении некоторых пижонов, как глаза улавливают немаловажную деталь.
— А почему ты раздет?
— Потому что я сплю.
— В чем логика?
— Соня, я всегда сплю голым.
Гроссо явно заряжается энергией, потешаясь надо мной все больше.
— Но в первый раз ты… — взмахиваю рукой, чтобы мысль он додумал сам.
— Я успел одеться до твоего пробуждения, чтобы тебя не шокировать.
— Какой молодец! То есть сейчас, уже можно включать инфаркт? — язвлю от души.
— Милая, ты как сварливая жена, — притягивает меня под бок, закидывая сверху ногу. — Давай лучше еще немного поспим. Вчера ты была очень милой, а сейчас просто бука.
— Ты обалдел от наглости? — осеняет в следующий момент. — Ты вчера меня пытал! Или думал, я забуду?
Совершенно не горю желанием идти на мировую, зато поставить одного засранца на место — очень даже.
— Соня, радость моя, пытаю я обычно по-другому, — голливудская улыбка Гроссо ослепляет, отчего желание его стукнуть разгорается, как и моё недовольство. — Если хочешь, продемонстрирую.
— Нет, — фыркаю важно.
— Поздно, — летит в ответ.
Алекс резко перекатывается, подминая меня под себя. Перехватывает мои руки над головой и легко удерживает их там одной своей, второй же опирается сбоку в матрас, чтобы не давить всей массой. Ноги тоже оказываются зафиксированы тяжелыми конечностями нависающего надо мной мужчины.
Голого мужчины. Совершенно.
Приходит своевременное понимание. От чего мотыльки в груди, вредины несчастные, оживают и начинают обмахиваться платочками, хитро улыбаясь. А я недвусмысленно краснею.
— Обожаю твой румянец, — хмыкает хулиган, лежащий на мне.
И ведь его все устраивает. Вон как глаза блестят. И сна уже ни в одном из них не видно.
— Рассказывай, — выдает великодушно, — чего с утра расшипелась?
— Ты меня сейчас змеей назвал?
Прищуриваюсь, стараясь прожечь во лбу мужчины дырку, но упавший на глаза локон отвлекает. Фырчу и сдуваю его в сторону.
— Я этого не говорил, — пожав плечами, выдает Алекс и убирает мне волосы за ухо. — Так что там за претензии?
— Ты у меня про Мелеха все выпытал! — свожу брови к переносице. Просто так сдаваться не собираюсь. — Напоил и выпытал.
— Соня, милая, — мягко растягивает слова Гроссо, в то время как тепло в карих омутах остывает, превращаясь в острые льдинки. — Ты меня сейчас обвиняешь в том, что я тебя спаивал?
Мурашки от фразы, произнесенной тихим шепотом, табуном проскакивают по позвоночнику, заставляют непроизвольно дернуться вверх и прижаться грудью к горячему телу мужчины.
— Э-э-э, нет, — подумав секунду, отчаянно верчу головой. — Я неправильно выразилась. Прости.
— Пра-а-авда?
Мягкости в мимике как не было, так и нет. Алекс начинает пугать.
— Ну тогда с тебя причитается за клевету, — выдает он, выдержав приличную паузу и заставив меня побледнеть.
— Что? — голос пропадает и сипит.
— Поцелуй, — уверенно заявляет зараза.
И пока я соображаю, что и к чему, мои губы требовательно и уверенно захватывают в плен.
Сладко-чувственный и безумно-провокационный.
Мотыльки стыдливо прикрывают глазки ладошками и отворачиваются, охая и ахая. И я их в этот момент отлично понимаю. Мне становится о-очень жарко.
— Я всё равно зла.
Сообщаю в потолок, когда дыхание нормализуется, а сердце чуть медленнее продолжает колошматить в груди.
— А я не против, — доносится довольное сбоку, где лежит совершенно не запыхавшийся мужчина. — Хочешь, попрошу прощения?
Перевернувшись на бок, Алекс вновь нависает сверху, голодным взглядом рассматривая мой рот. Большого труда, чтобы понять, как именно он хочет извиняться, не требуется.
Вдыхаю поглубже и облизываю нижнюю губу, которую колет после тесного общения с колючей небритостью.
— Я даже настаиваю, — не сдается брюнетистая зараза.
Его глаза при этом становятся не просто тёмными. А чернющими.
— Нет, — упираюсь ладошкой в крепкую грудь, где уверенно и размеренно стучит сердце. — Не стоит этого делать.
— Мне показалось, что тебе понравилось?
Левая бровь взлетает вверх. А взгляд плавно с губ скользит к глазам и там останавливается.
— Не показалось, — решаю быть честной, — но продолжения не будет.
— Причина?
— А у тебя нигде не ёкает?
Отвечаю вопросом на вопрос.
— Поясни, — складка между бровями разрастается, а глаза остаются честными-пречестными.
Ну-да, ну-да, почти проверила в то, что я тут полную ерунду несу, а он в гордом непонимании пребывает.
— Кто-то не свободен, — хмыкаю жестко и подныриваю под рукой, откатываясь вбок и в сторону. — Имей совесть.
— Тебя только это волнует?
Алекс совершенно спокойно, не стесняясь своей наготы, разваливается по центру кровати и закидывает руки за голову. Наблюдает внимательно, как я дерганными движениями стараюсь поскорее спрятать свое тело под несколькими слоями одежды.
— Я не хочу обсуждать эту тему, — качаю головой, избегая смотреть в сторону разобранной постели, чтобы не покраснеть вновь.
Но это не помогает. Потому злит. Неимоверно.
— Я приготовлю нам кофе, а затем ты уйдешь, — говорю уверенно и бескомпромиссно.
Слишком наше знакомство затянулось, и это внушает беспокойство. Рождает глубоко внутри ненужную привязанность и желание довериться.
Нет. Нельзя.
Выхожу из комнаты и, прикрыв дверь, на секунду замираю.
Хватит, Соня. Выдыхай и бери себя в руки. Жизнь продолжается, как бы тяжело ни было. И впереди ждут новые заботы и волнения.
Привычная утренняя суета расслабляет и немного расставляет все по местам. Но то, как я неосмотрительно проболталась Алексу о своей юности, гнетет и заставляет чувствовать себя не в своей тарелке. Мне жутко стыдно и неуютно.
«Не умеешь пить, вот и нефиг начинать», — делаю единственно верный вывод, плеская холодной водой в лицо, чтобы остудить щеки.
Упираюсь в раковину руками и склоняю голову. Нет, мне не плохо, а просто некомфортно. Всегда сдержанная и неболтливая, сейчас я пребываю в полном раздрае. Потому очень надеюсь, что Алекс не станет нагнетать и просто исчезнет.
— Соня, перестань себя есть поедом, ничего не случилось, — раздается из-за спины. — Я никогда не использую против тебя то, что услышал сегодня ночью. Поверь мне.
Не оборачиваясь, горько ухмыляюсь и качаю головой.
Как легко люди говорят: «Верь мне, я не обману», а затем так же легко предают, нарушают свои же слова, совершенно не заботясь о том, что это подло, низко, жестоко.