Но я бы многое отдал за то, чтобы со мной говорил только один человек. Да хотя бы просто смотрел в мою сторону…
– Лика, слушай… – внезапно к Анжелике подкатывает этот гребаный Святослав и, умильно улыбаясь словно маньяк, собирающийся дать конфету ребенку, кладет свою охреневшую лапу моей Кудряхе на плечо.
Меня ошпаривает тут же. Сука… Чего подошел? К жене вали!
Я вообще уже не один раз его масленый взгляд словил на Кудряхе. Нет, он явно прется по Полине своей, это видно. Но такой жук, что и сестренка по старой памяти покоя не дает. Смотрит…
И так тянет ему за это зрительный прицел сбить.
Особенно, когда вижу, как Энджи, когда замечает, смущается. Будто ей не все равно… Будто…
Блин, может я и паранойю уже. Но мне этот Свят не нравится!
Подаюсь корпусом в их сторону, исподлобья наблюдая за Анжеликой и Рокотовым. Кошусь на Полину. Она танцует с подружкой в другой стороне. Не замечает, что творит ее муженек.
– Да, что? – Энджи вскидывает на Свята вопросительный взгляд.
Тот наклоняется и что-то шепчет ей на ухо. Эндж, опустив ресницы, закусывает губу и улыбается, слушая. И, кажется, его пальцы только что погладили ее по плечу. Сам не замечаю, как начинаю шумно дышать. Живот кислотой обдает.
Это что, блять? Приподнимаюсь…
– Эй, ты чего заводишься? – лениво подстебывает меня Данил. Смешно ему.
– Да не… Так…– бормочу, вставая.
Эта парочка тоже поднимается. И Свят, обняв Кудряху за плечи уже по-настоящему, тащит ее вниз в каюту.
– Да сядь ты, – Дан дергает меня за шорты, – По-любому ерунда какая-то. Быка не включай.
– Ага, не буду, я просто посмотрю, – отшиваю его и, выкинув окурок за борт, тоже иду к каюте.
Глава 27. Ярик
Пока пересекаю палубу, понимаю, что качает не только яхту, но и немного меня самого от горючей смеси ревнивых подозрений, палящего солнца и ледяного пива.
Пригибаю голову, чтобы не влететь макушкой в низкий потолок, и стараюсь бесшумно спуститься по узенькой лесенке.
Еще не вижу ничего, но уже слышу голоса. Переливчатый смех Энджи и возбужденное неразборчивое бормотание этого осла.
Меня встряхивает так, что в ушах начинает гудеть.
Делаю два широких шага в кают – компанию, где передо мной маслом расцветает картина сквозь накрывшую взгляд красную пелену. Анжелика, опираясь попой о столешницу небольшой кухни, смеется запрокинув голову, а этот святой Святослав жадно смотрит на нее и коршуном нависает, стоя непозволительно близко.
Мудак.
И она…
Все накопившееся за день напряжение ослепляющей вспышкой взрывается в мозгах.
Это физически больно!
Осознать вот так, что тебя отвергли за твою долбаную честность, а его нет!
С ним значит можно!
Просто так, без обязательств, по углам, еще и за спиной у сестры! Это вот такая она – любовь, да?!
На хер такое!
Свят протягивает руку к лицу Анжелики, к ее улыбающимся губам, и меня коротит окончательно.
Сам не понимаю, как умудряюсь за секунду пролететь всю кают- компанию. Рокотов успевает только обернуться и уставиться на меня ошарашенными глазами, как мой кулак уже влетает ему в оборзевшее лицо. Рядом истошно начинает вопить Анжелика.
– Не трогай ее! – рычу дезориентированному Святу и ударяю еще раз, теперь в нос.
Он валится на спину, прямо на столешницу, и по всей кухонной зоне… разлетается огромный розовый торт.
– Ты идиот?! – верещит Энджи на высокой ноте у меня у самого уха.
А затем голова моя отлетает в сторону от звонкой пощечины.
– Ты что творишь?! – на пощечине Кудряха не успокаивается и еще и толкает меня в грудь, отпихивая подальше от матерящегося Святослава, который судорожно ощупывает свой шнобель.
– Я?! Хера он к тебе лез?! Или у вас так принято? Друг с другом все! – ору на Коршунову в ответ и прикладываю ладонь к горящей щеке.
В ухе звенит. Нормально она мне влепила!
Встречаюсь с бешено горящим Анжеликиным взглядом. Она похожа на разъяренную тигрицу сейчас. Красивая какая, невольно страдальчески вздыхаю про себя.
– Полез?! – округляет глаза Энджи, – Ты совсем уже, Тихий?! Мы договорились вместе торт вынести! И вот! Шарики надували! – тычет пальцем в Святослава, который вяло машет перед моим носом белым резиновым шаром, – Как только додумался до такой мерзости?!
– Я…– моргаю, складывая в голове события последней минуты.
Э-э-э… Это он ей шарик протягивал, да?
– Кухне, конечно, пипец. И торт жалко, – тяжко вздыхает тем временем Свят, вставая ровно и осматривая масштабы бедствия.
Затем с меланхоличным видом слизывает крем со своего локтя и, поморщившись, двигает помятой челюстью.
– Ярослав, ты конечно…– смотрит на меня как на малолетнего дебила, не договорив.
И, честно сказать, я себя им и начинаю ощущать.
На самом деле я никогда не был излишне драчливым. Раньше.
Я не занимаюсь серьезно никакими единоборствами, да и определенное воспитание накладывает отпечаток. Но рядом с Эндж у меня будто отваливается половина баллов по IQ, превращая в почти первобытного человека. Это какая-то кудрявая магия.
– Чет хреново вышло…– тупо бормочу вслух, ероша волосы и исподлобья поглядывая на слегка помятое лицо жениха.
"Да вроде не сильно…до развода заживет, " – пытаюсь договориться с собственной совестью.
– Свят, извини ради бога! А кухню Ярик уберет, – вклинивается Энджи в наш обмен выразительными взглядами, – Да, Ярик?! – требовательно заглядывает мне в глаза.
От ее "Ярика" непроизвольно кривлюсь, но согласно киваю. Уберу, куда деваться-то!
– Ладно, пойду отмоюсь, сами разбирайтесь тут, – обреченно машет на нас рукой Рокотов.
Молчим с Энджи, уставившись друг на друга, пока в санузле не включается душ. Хотя мне кажется, что у меня сердце громче тарахтит, чем раздающийся шум льющейся воды.В последний раз со страданием косится на розовое месиво, бывшее тортом, и топает в санузел.
Кажется, она улавливает мое настроение, потому что вдруг розовеет, разрывая наш зрительный контакт, и, подавшись назад, садится на кухонную столешницу, видимо желая максимально увеличить расстояние.Потому что Анжелика впервые за этот день смотрит на меня в упор. И глаза ее горят. Пусть злостью, но это пожар. И он заводит меня. Я чертов пропащий извращенец.
Зря она это делает конечно. На меня производит обратный эффект.
Она так удобно села…Всего два шага, и я буду стоять между ее оливковых бедер и вжиматься пахом в тонкую полосочку черного купальника в промежности. Не могу избавиться от этой картины в своей голове, пока Анжелика начинает дрожащим от возмущения голосом меня поучать.
– Отлично ревнивого долбоеба отыграл, молодец! – полушепотом предъявляет.
– А я не играл, – выразительно трогаю языком уже почти зажившую ранку на нижней губе и, не выдержав, все-таки делаю шаг в сторону своей разгневанной кудрявой цыганки.
Мы тут одни. Она сидит на столешнице в одних крохотных трусиках и футболке. И меня снова ведет…
– Я и есть ревнивый долбоеб, – выдаю тихо.
Эндж замирает и хлопает ресницами. Заметила наконец, что я уже близко. Делаю еще шаг. Нос щекочет ее пряно-горьковатый запах, как у самой знойной специи.
– Знаешь, почему с Фомой ругался? – вкрадчиво интересуюсь.
Еще шаг, и мои бедра упираются в ее голые колени. Она задерживает дыхание, зрачки резко расширяются, делая черным и бездонным взгляд.
– Из-за тебя, – сообщаю пьяно, кладя ладони на ее коленки и медленно разводя их в стороны, – Подрывало каждый раз, как он тебя при мне лапал…
Последний шаг, и ее бедра сжимают мои бока. М-м-м… Все тело зудящим жаром обдает. Чувствую тепло ее кожи. Губы, глаза… Все непростительно близко… Покачиваюсь к Кудряхе, будто меня за ниточку тянут.
Рвано вдохнув, Эндж выгибается в спине, отстраняясь. Гораздо медленней, чем могла бы. Будто это неимоверных усилий стоит ей.
– Звучит сомнительно… Я должна в это поверить? – с сарказмом спрашивает. А у самой голос звенит как натянутая струна.
– Ну Фома поверил, – наклоняюсь дальше за ней и шепчу это в самые губы, – Вот в клубе позавчера и предъявил. Набрался духу наконец от горя, что ты его кинула. Тут я его даже понимаю, – веду носом по нежной щеке, дурея от теплого запаха ее кожи. Чувствую, как трепетно дрожит, – Я бы тоже…
Почти касаюсь губами ее мягких приоткрытых губ. Какие-то миллиметры…На языке уже их вкус. Зависаем.
Но Эндж, дернувшись, отклоняется.
– Яр, давай мир, вот только… Без этого всего, – хрипло предлагает. Взгляд напряженный, почти умоляющий, – Я не вывожу твои игры.
– Это не…– начинаю возражать.
– Хватит, правда, – и она отпихивает меня подальше, а сама спрыгивает со столешницы, – Давай лучше убирать.
– Кудряш, – начинаю, но тут из санузла показывается помывшийся Свят, и я замолкаю.
"Без этого всего". Ага, легко сказать.
Глава 28. Анжелика
Сосредоточенно оттираю масляные брызги крема с настенной панели, пытаясь игнорировать вертящегося рядом Тихого.
Но это что-то из поговорки про слона в посудной лавке. Не замечать – нереально.
Из кают-компании будто выкачали весь воздух, нагрели его до кипящих температур, наэлектризовали и вернули обратно. И в голове моей играет ди-джей-садист, без конца миксуя то, что Яр говорил мне несколько минут назад.
"А я не играл". "Знаешь, почему с Фомой ругался? Из-за тебя…"."Подрывало каждый раз… "
Если это очередная его манипуляция, чтобы организовать себе вечер 18+, то это невероятно жестоко.
Меня штормит, разрывает. Я понимаю, что это бред, но этот бред такой притягательный. Как и его автор.
И то, что я постоянно чувствую на себе липкий, раздевающий взгляд черных глаз только усугубляет ситуацию.
Я в купальнике и короткой футболке. Я ощущаю себя голой и уже облапанной, находясь с Яром так близко в тесном, закрытом помещении.
Мое тело горячо знобит. Кажется, ему снова плевать на то, что будет не то, что завтра, а даже через полчаса. Оно изнывает сейчас, доставая из памяти жаркие ночные картинки и то, как Тихий пару минут назад зажал меня на кухонной столешнице.