Ребята обсуждают кроссы. Леся о чем-то спрашивает Лиду, а я стою и пытаюсь взять себя в руки. И осмыслить все, что только что произошло. Оно такое ускользающее, но ощущается невероятно важным.
– Что, давайте в стрит (*стритбол – подвид баскетбола) тогда? В кольцо покидаем, обнову заценю, – оживленно частит Эмиль идеями, – Нас сколько? Фома, пойдешь? Еще Ванька по-любому… Отлично, три на три.
Гурьбой уходим с пирса, ведомые именинником. Я отстаю чуть- чуть, оглушенная. Тихий играется опять? Как это все понимать?!
Яр появляется совсем рядом будто из ниоткуда.
Медленно шагает со мной в одном темпе, задевая рукой мое предплечье – так тесно идет. Его ладони в передних карманах спортивных штанов, он чуть горбится, чтобы быть к моему лицу ближе.
– Будешь за меня болеть, Энджи? – метнув быстрый горящий взгляд, хмурится, будто ему трудно это спрашивать. Будто это что-то серьёзное.
– Сейчас? Это важно? – с деланной легкостью отзываюсь.
Медлит с ответом.
– Мне – да, – тихо, смотря себе под ноги.
И я сбиваюсь с толку окончательно. Как реагировать, как воспринимать? Мне хочется спросить об этом в лоб, но одновременно тормозит что-то. Шестое чувство, что это будет ошибкой. Что есть вещи, о которых так просто не говорят. Их проживают.
И я лишь молча киваю, соглашаясь болеть, когда Яр скашивает на меня вопросительный взгляд. Он на это улыбается совсем как мальчишка и отворачивается, смотря перед собой.
Вместе молча идем вслед за остальными. Вдвоем.
Глава 41. Анжелика
– Замерзла? – наклонившись к моему уху, спрашивает Яр.
Поворачиваюсь к нему. Его лицо так близко. Желтые отблески включенных подвесных фонариков тепло бликуют в черных глазах. Я засматриваюсь на эти блики, на его притягательное лицо и отвечаю не сразу.
Да, ветерок уже прохладный, кожа на моих голых предплечьях стала гусиной, я обняла себя руками… Но внутри мне тепло-тепло. Щеки алым горят. Весь день. Будто во мне тлеет что-то.
Что-то мучительно трепетное и приятное.
Мы сидим с ребятами за длинным деревянным столом на открытой веранде. Вечер в самом разгаре, на улице темень, оглушающе громко сверчки поют, в двух мангалах уютно потрескивают догорающие угли, у Гордея в руках гитара, струны которой он лениво перебирает, создавая фон, но не перетягивая на себя все внимание.
Большинство, кому завтра в понедельник никуда не надо с утра, беззастенчиво пьяны. А шумные и веселые все без исключения. Мы пытаемся играть в "мафию", но больше ржем, чуть не падая с длинных скамеек, чем серьёзно пытаемся вычислить хоть кого-то.
Я не пью. Около меня стоит второй за все это время высокий стакан с мохито. Мне не надо. Я и так отчаянно пьяна.
Потому что Яр…
Боже, он от меня не отходит весь день.
При этом не пытается что-то особенное сказать и уж тем более потискать или поцеловать – нет. Он просто все время рядом, будто его ко мне приковали. И это настолько ново для меня и волнующе, что я ни есть не могу, ни пить, ни общаться нормально с кем-то.
Потому что я все время чувствую его.
Мы словно в плотном невидимом пузыре, за которым весь остальной мир. И он, этот мир, гораздо менее важен, чем то, что происходит в нашем тесном интимном пространстве сейчас. Эти мысли не основаны вроде бы ни на чем конкретном. Просто эмоции. Но я их так ярко ощущаю!
И, кажется, не только я. На нас словно специально никто не обращает внимание. Старательно отводят глаза, делая вид, что ничего не замечают. Ни одной шутки не прозвучало, хотя обычно это излюбленная тема для подколов. Но почему-то не сегодня…
Лишь Лида, сидящая по другую руку от меня, весь день ходит со снисходительной загадочной улыбкой. И еще Богдан Фоменко то и дело косится на нас с Яром хмельным обиженным взглядом.
Хотя какое ему должно быть дело?
На нем, не отлипая ни на секунду, повисла Леся и, кажется, скоро слижет ему ухо до ровного ландшафта на черепе. Но это не помешало им с Яром опять чуть не подраться, когда играли в баскетбол днем. На ровном месте. Они были в одной команде. Один кинул пас, второй не поймал. Еще пас, не забил, толчок, проигранное очко, злая шутка, упрек, претензия, мат… И вот уже Эмиль с Максом растаскивают их в стороны как взбесившихся мартовских котов.
– Да, все, все…– Яр сбросил с себя руки Колобова, пятясь.
Поднял ладони вверх будто сдается и, щурясь, расплылся в наглой ухмылке, в упор смотря на Фоменко. Будто говоря, какой смысл? Все знают, кто тут победитель.
Развернулся и демонстративно пошел ко мне, сидевшей с Лидой на широких садовых качелях около баскетбольной площадки в одно кольцо.
Это наверно единственное, что Тихий за этот день сделал подчеркнуто специально. Рисуясь для всех. Я напряглась, смотря ему в глаза, пока он приближался. Чувствовала, как все взгляды, болезненно-любопытные, направлены на нас.
Мелькнула мысль обломать – я ему не трофей!
Но что-то было в выражении глаз Яра, в самой глубине. Требовательное и одновременно уязвимое. Что я просто не смогла не подыграть.
Он плюхнулся прямо на зеленый газон у моих ног, говоря парням, что больше играть не будет, и пусть его Чижов меняет, ждущий своей очереди, а я протянула руку и зарылась пальцами в его густые, черные волосы, гладя. Яр прикрыл глаза и шумно сглотнул. Фоменко, уставившись на нас, сплюнул на асфальт и вообще ушел к бассейну с площадки. Я убрала руку. Всю ладонь жарко покалывало до самых кончиков пальцев. Яр так и сидел у моих ног, рассеянно улыбаясь и наблюдая за игрой.
– Сейчас кофту принесу, – говорит Яр, возвращая меня из своих мыслей в реальность, где уже поздний вечер, мы сидим с ребятами за столом, а с озера дует прохладный ветер.
– Да нет, не надо, мне нормально, – слабо улыбаюсь, пытаясь его остановить, но Яр уже встает со скамьи.
Уходит в большой дом, где кинул свои вещи. Покусывая губы, провожаю его взглядом.
– Если устала от того, что у тебя появился личный услужливый хвост, просто скажи ему. Зная Ярика, он сразу отстанет, – улыбаясь, шепчет мне Лида на ухо.
Боже! Смущаясь до предела, прячу в ладонях лицо. Конечно, это все очень заметно… И капец как странно, учитывая, что это Яр!
Если это все опять игра с его стороны ради одной ночи на чужой даче, то это просто предельно жестоко с его стороны!
– Я не очень понимаю, что все это значит, – признаюсь Лиде глухо.
Мне хочется хоть от нее услышать какие-то заверения, если уж Тихий выбрал тупо молчать и без лишних слов раскалять меня своим обволакивающим присутствием.
Лида смотрит на меня с королевским снисхождением и выразительно выгибает бровь. Мол, ты дурочка?
Дурочка, да. Я запуталась!
– Только у него, умоляю, в лоб не спрашивай, что это значит, – наконец выдает подруга, фыркнув от смеха, – А то Ярика легко может опять закоротить, и все настройки слетят к базовым!
И хохочет. Так заразительно, что и я заливаюсь с ней, прикрыв рот ладонью и шепча ей на ухо сквозь смех:
– Ок, поняла. Молчу!
Глава 42. Анжелика
– Держи, – Яр подходит сзади и накидывает на меня свою зипку.
Его ладони на мгновение мягко сжимают мои плечи, пальцы вдавливаются в кожу. Отпускает, а я все равно чувствую теплую тяжесть его прикосновения.
– Спасибо, – отзываюсь, просовывая руки в длинные мне рукава и запахивая на груди расстегнутые полы зипки.
Незаметно утыкаюсь носом в ткань. Прикрыв глаза, вдыхаю горьковатый, насыщенный запах Яра. Мурашки бегут, ставя дыбом мелкие волоски и щекоча затылок. Горячее тянущее чувство разливается по животу. Я теперь в прямом смысле окутана им.
Яр садится на скамью рядом со мной, отодвигая Чижова. Тут не так много места, и его плечо и бедро вполне естественным образом плотно прижимаются к моим.
И мне жарко. Жарко опять.
И я снова погружаюсь в наш невидимый, изолирующий от остального мира кокон. Рассеянно смотрю перед собой, ничего толком не видя. Непроизвольно слабо улыбаюсь. Ребята вокруг продолжают весело болтать. А между мной и Яром медленно пульсирует тягучее напряжение, мешающее не то, что заговорить, а даже свободно сглотнуть.
Кошусь на Тихого, на его профиль. Взгляд шальной, горит, направлен на Эмиля, который сейчас с ним говорит. На губах такая же, как у меня, рассеянная улыбка. Крутит в руках полупустую бутылку пива, которую цедит уже целый день. И я чувствую, что его периферийное зрение цепко впивается в меня, отслеживая каждое движение. Его колено периодически дергается и нетерпеливо толкается в мое, словно Яр сдерживается. Как взведенная пружина, укрытая пуховым одеялом.
– Ты что-то вообще не пьешь, брат, – замечает Эмиль и подстебывает, – Отец закодировал что ли?
Яр коротко смеется, прикладывая к губам горлышко стеклянной бутылки и делая глоток.
– Если завтра на работе перегар учует, то блин… Не удивлюсь, если до этого дойдет, – выдает.
Парни ржут, переключают внимание на Эмиля с Яром.
– Что, крепко за тебя взялся старик? – интересуется Гордей.
– Нормально, – щурится Яр, улыбаясь.
– И как тебе начальником? – толкает Тихого в плечо Ваня Чижов, сидящий рядом.
– Да главное найти на кого все свалить, а Яр хитрожопый, стрелки переводить умеет, – ржет Колобов, поднимая рюмку, будто сказал тост.
– Это называется не свалить, а делегировать, чувак, – ехидничает в тон Яр, чокаясь с ним бутылкой пива.
– Да, отделегировал и жарь себе спокойно секретаршу у стеклянной стеночки с видом Москву -реку, – мечтательно тянет Чижов, – А что? Норм жизнь…
– Ахах, кто о чем, а Ваня о жарке, – ржут с него пацаны.
– У нас тут девочки вообще-то, эй, – не слишком убедительно возмущается Эмиль, но девчонки тоже со всеми хохочут, ничуть не смутившись.
– О, Яр, а секретарша то есть? – вклинивается в болтовню Гордей.
Яр, широко и хитро улыбаясь, закидывает руки за голову и ерошит волосы на затылке.
– Да-а-а, – тянет со значением, дергая бровью.