– Дыыы ляааааален, лаааатрии.
Тришишши-и-и-и!! Три-и-йи! …
– Стооооооо-й! Смирнааааа! …
и наперерез чучелам врезался бодро и ловко настоящий отряд на поимку и препону. Разз, два – и полувзвод быстро разоружили и потеснили взбушевавшеюся вольницу, пьяных чертей с дураком в переду. Три, четыре и чучелы ловко и делько были загнаны в помещение почты, а оттуда в баню на санях и пожарных запасных бойких конях. И там их под хохот двух дюжих больничных баньщиков тёрли, мыли и чистили и отпаивали горячим, чтобы, увы, опять отомчать в острог. Но за компанию с ними, в одну же камеру был посажен замечательный вождь и декабрист 1905, бывший рассыльный акцизного Григорий Таратранда, всё с бантом и жетоном, но уже без лоску и дыму.
История о добровольных жертвователях.
– Революционный Исполнительный Комитет и Штаб Вооружённых Сил Революции приглашает вас 18 декабря сего 1905 года в здание Революционного Комитета и Штаба (б. здании Земской Управы) ком. 2 – к 1 ч. дня для переговоров.
Председатель
С. Чудилин
Член секретар Дубинин
г. Тяпкатань 17 XII 1905 года
Конверт:
Гражданину Василиску Иванычу Чудилину27
Большая ул. д. 13/1
– Этот манускрыпт ещё получили:
1. Эншаковы, братья
2. Чудилин Иоанн Иоакимыч
3. Чудилин Андрей Первозванович
4. Олевы, братья, чёрный товар
5. Эхиумновы, братья
6. Стюржины, братья
7. Заморозов Ефим Лазарев
8. Хопштейн, ювелир и часы
9. Левинман, апотекарь
10. Димитрий Небесный, о. протоирей
11. Михаил Добротворцонравов, о. протоерей
12. Вораисий, игумен
– – местная золотофондовая буржуазия патриции28 и дожи29 разных кошельков вот для чего.
18, декабря 1905. Морозу 27, R.
Яркое солнце. Комната № 2. Длинный в красном сукне стол. За ним – три новые вершители-правители судеб тяпкатакских: Сергей Андреевич Чудилин, высокий статный блондин с длинными прядями, тонконосый – председатель. Налево – Осетревич, Володимир Володирович, без пяти месяцев лекарь – член Ревкомитета30. И дылдистый медвежий куклой-кувалдой Мишка Дубинин31 – секлетарь. Совет революцион. дожей – декабристы.
В колидоре на скамьях сертуки, пиншаки, поддёвки и рясы. В зубах – трубок, папиросы, цигарки. Из рта – кашли, ахх-хххахи, охохи, эххххахахи, ггаххи. Из глаз – злые, хитрющенские замор снежок, морозец и 45 R!! нну и далёконькой испуг: как бысть.
И вот из двери из её рта:
– Чудилин Андрей Первозванныч, идите!
Разговорец:
– Здравствуйте гражданин Чудилин. – Здоровво-оо, хххо! Здорраовв будь сыноооок богоданный хху!
– Я сейчас разговариваю не с отцом и не как сын ваш, а председатель комитета новой революционной народной власти. Желаете отвечать?
– Ххха, хххо, осподи божжжи, ккак не желать! Жжелаем, прям кык светэхристов день, хххо!
– Гражданин Чудилин! Исполкому и новой власти требуются деньги. Вам прийдётся поделиться, что скажете на это?
– Ххху, ды какж не поделиться всё ровно – отберёте, ппп … блаадетели! Сколько надо т’?
– Дубинский, посмотри список – С вас, гражданин Чудилин, 5000 рублей. – Хххы! Балдарим на милостяк. Ет каких т’ эт пять тысчев? Ты, Серёжка у нас жил, знаешь св … ххххччорт тобишь сам знаешь – каки таки? Скокя вас чертей у меня на шее т’.
– Ладно. Не желаете? – Да желай не желай тысчев нет! – Хорошо. Будете задержаны заложником, сядете в острог. Дубинский распорядись.
– Ккккка … ххххн, хххн, пфффн, ххха …анатцц оооотццц ааахххх.
Но в дверь за Дубинским – два солдата с винтовками. И анатца волокут вон – в острог.
В корридоре –
Сертуки, пикжаки, поддёвки, рясы – видят, встыли в скамьи и, сидя, мёрзнут, как на декабрьской воле – наружи. Молчки. А Чудилина как арестанта волокут мимо, мимо – в дверь. Ххххтабак. Испокся.
А из двери, изо рта её:
– Эншаков, Димитрий, идите.
Разговор:
– Эншаков, Димитрий Николаевич?
– Так, правильно-с, хи, хи. Я-с.
– Желаете добровольно выдать исполкому – сколько Дубинскому?
– 10.000 рублей.
– Кххххх, ха многоветь? … но наберём-с. Это-с изволите с нас с всех с, именнос?
– Нет, персонально с вас.
– Помилуйте, хххк, хк, хк, ннно … оххх, хххо, – наберём-с. Извольте-с.
– Распишитесь здесь. Деньги сдать в комнату 4.
– Да вотс с нами эдаких, сами понимате …
– Ничего, пошлите, принесут, вам. Пишите в дом.
– Хорошо с, пожа…
– Следующего, Дубинин.
И пошли быстро – писать согласия, оххх, хххххи, хххахха, хха рука из рукавов пиджаков, поддёвок, добровольных жертвователей. Но одна ряса – застопорила, хм.
Ряса эта была коричневая, сильно потёртая, опрятная правда, на худищем протопопием теле о. Дмитрия Небеснова.
В дверь вызвали:
– Небеснов, Димитрий Павлов.
И в комнате № 2 началось:
– Небеснов, Дмитрий Павлович?
– Да, кха, кха, я.
– С вас назначено … сколько, Миша?
– С него 3000 р.
– Дадите эту сумму?
– Я, кха, кха? Вам, кха, кха? На жидомасонский кагал, на антихристово дело? Нет, не дам.
– Хорошо. Дубинский, распорядись.
И через две минуты поп, протопоп, о. Дмитрий стоял меж двух воинов с винтовками, которые взяли его с боков, как самовар – за ушки. Чернокоричневая тень выдлинилась ещё, росла вверх. Её двинули, вдвинули в дверь, ушли с ней, растущей вверх, а на стене кривляющейся козлом. И последний сертук вошел взамен её, под зов:
– Чудилин, Василиск Ияныч!
– Вы, Чудилин, Василиск Иянов?
– Кха, тьфу, тьфу, тьфу, штошь ты, мать, мать, мать, е, е, е, Серёжка, не узнаёшь буркалами т’, тьфу, харк!
– Я не Серёжка вам, а председатель Комитета новой власти, это вы разуйте буркалы! И держитесь прилично! не ругайтесь! Вы в новом присуственном месте!
Желаете добровольно дать вашу долю … сколько там с него?
– 5000 рублей со старого кровопийцы.
– Кхе, кхе, тпф, тпф, тпф, – чего? Пааа.
Сейчас. Какими прикажете. Златом али сратом, кхх, кхх, кхх, пфф, пф, пфф ….
– Ладно. Приидётся в острог сесть.
– Как? В астрог? Мммення? Присяжного заседателя т’? Ет меня т? Меня т? кхх, кххрк!
– Ну, да вам. Вот родственника то отправить и попа тоже, с ним хотите породниться местом? И не стыдно себя марать, жаднюга старая?
– Д’ воть нету их чичас, не то вы ни знаете ет, тффф, тфф, тфф? После Хрешшении другое дело, тады игде я их вам нарожю? Иде? Иде?
– Ну, нет так нет. У вас серебра пудов пять есть дома, да бриллиантов, да золота наберёте. Придётся их конфисковать.
– Дда вить ет нельзя, ет моя прихфесия, серебро т’ для делу. Возьмите вексель – после крешшенскай – отдам.
– Да, держи карман – вексель? Нет уж, скребите где нигде денжат или фонд ваш заберём, больше будет. Все дали, за вами черёд.
– Дывить ет разбой прям, грожданин.
– Гражданин Чудилин вы не забывайте, где вы? и пред кем? Ну, даёте или отправим в острог?
– Дыывить дддам, чччорт вас обдяри, вот ражу да дам!
– Пишите согласие – и гайда – за монетой, посылайте.
– Дыывоть давай там, оххххохх, хххха, тьфу, тьфу, тьфу, тьфу, харк, где писать т? …
Итого:
взято д о б р о в о л ь н ы х дач на революцию
У
Эншаковых, братьев, 4-х по 10.000 р. = 40.000 р.
Чудилина, Иоан. Аким. – 25.000 р.
Олевых – братьев 3-х – 15.000 р.
Эхигумновых братьев 2-х – 56.000 р.
Стюржиных братьев 4-х – 12.000 р.
Заморозова Е.Л. – 25.000 р.
Копштейна 5.000
Левинмана 10.000
Добротворцонравова М., о. 1.000
Варисия 50.000
Чудилина В.И.
5.000
________________________________
всего 238.000 рублей
куша
Добровольных дач декабрьской революции, при двух воздержавшихся, из них Андрей Первозвонов Чудилин откупился из острога, а Дмитрий Небеснов, о., упорствоя до поры, после чего добровольные составились из
243
тысячи
рублей
серебром
– Хвакт!
История о прекрасном декабристе Спарычове и жене нотариуса Михалмихалча Ивановековенского32, Нинпетровне, Эхъимумнова Петра-Иваныча младшей дочке, об их встрече и потом – поперечи.
Спарычов, студент 3-го курса, естественник, поднадзорный давно, происходил прямо голопом от отца своего младшего городовишки Спарычова и от матери своей милой очень Анисданилиной белой швеи33. Он был – эсер как почти вся тяпкатанская могучая кучка. В данное декабристское время – был членом революционного комитета и помощник начальника штаба вооружённых сил. И после захвата власти расквартировали его в отличную квартиру – Михалмихалча Ивановековенского, нотариуса, увезённого в Москву лечиться от отнятия ног. И со Спарычовым очутилась один в один прекрасная Нинапетровна, прям красацива, вся в золотых волнах волос до низу, собранных в венец (эххх, теперь б – в Торксин б’!!34) 96 пробы червонного, да лебедянская грудь, белых лебедей виду! да овальное лицо её, да высокое крыльцо35 её, эххх, ху!
Однажды, в 7 утра:
Тук, стук, перетук, тупчик, туп …
– Гм, кхха, вооойдите – К вам можно, товарищ Спарычев? – Пожалсте, пожалста, я встал, входите! И дверь – вон, а она – в комнату: порх. Да ….
– Я … я .. мне что то не по себе, товарищ Михаил. Сообщение – прервано, телеграф – занят, от Михаила Михаилвича – ничего. Я – боюсь, мне … очень … тяжко.
– Да … вам … это я поним … да вы сядьте и посидите: всё-таки я человек, а?
– Ха! Вы – человек? Конечно, ха! вы очень человек, иначе я и не пришла б’. Да. Я сяду – а вы работайте. И не обращайте на меня ни слов ни глаз, помолчим. Хорошо? – очень очень хорошо. Чудесно оччень.
– Молчите! – Есть, молчу.
В окно декабрь, рань, мороз, красное солнце.
В комнате – тишь, гладь, чистота, только дымы папирос Михаила кольцом вьются вкруг пальцев, садясь, летая и виляя вверху, плывя на нет.
Молчок, молчание, молчава, – на нет. И вдруг поднял Миша глаза – и встал. На кресле, на спине, на бархате сиреневом спинки стыло лицо мёртвой на нет Ниныпетровны – без цвету: как простыня из стирки. Из стакана воды – бризг, бризг, брррризг, – на нет. Цвету – нет, жизни – нет, – так и пошла Нина Петровна Ивановенская-Эхиумнова на нет. Жития ей было 25 вёсн.