Когда иного выхода не оставалось, Курт и еще один парень, по имени Пол Уайт, поднимались на холм к городской больнице Грейс-Харбор. Там они будут спать в приемной. Курт, самый смелый из них двоих, а может быть, и самый отчаянный, без зазрения совести проходил без очереди в больничную столовую и брал еду по вымышленным палатным номеркам. «В приемной был телевизор, и мы могли смотреть его весь день, – вспоминал Уайт. – Люди всегда думали, что мы ждем больного или умирающего пациента, и никогда не задавали никаких вопросов». Это была подлинная история эмоциональной правды, запечатленной в Something in The Way, и, возможно, величайшая ирония в его жизни – Курт вернулся туда, откуда и начал свой путь, в больницу с видом на гавань, туда, где он родился семнадцать лет назад. Вот он спит в приемной, как беженец, тайком крадет булочки из кафетерия, притворяясь безутешным родственником какого-то больного, но единственной настоящей болезнью было одиночество, которое он ощущал в своем сердце.
Прожив на улице около четырех месяцев, Курт наконец вернулся к отцу. Это далось ему нелегко, и то, что он даже подумывал о возвращении к родителям, показывает его крайнюю степень отчаяния. Дон и Дженни услышали, что Курт сейчас бездомный, и нашли его спящим на старом диване в гараже напротив дома Венди. «Он был очень зол на всех и хотел, чтобы все думали, что никто не примет его, что было практически правдой», – вспоминала Дженни.
В Монтесано Курт вернулся в свою подвальную комнату в доме на Флит-стрит. Его борьба с отцом за свои права обострилась – как будто время, проведенное вдали от Дона, только укрепило его решимость. Все стороны знали, что присутствие Курта не было долговременной мерой – они взаимно переросли свою потребность или нужду друг в друге. Гитара Курта делала жизнь более терпимой, и он репетировал часами. Его друзья и семья начали замечать, что он становится все более искусным в этой игре. «Курт мог сыграть любую песню, прослушав ее всего один раз, от Air Supply до Джона Кугара Мелленкампа», – вспоминал его сводный брат Джеймс. Семья взяла напрокат фильм «Это – Spinal Tap»[56], и Курт с Джеймсом посмотрели его пять раз подряд – вскоре он начал повторять диалоги из фильма и играть песни группы.
Когда Курт вернулся к Дону и Дженни, в семье произошло еще одно самоубийство. Кеннет Кобейн, единственный оставшийся в живых брат Лиланда, впал в уныние из-за смерти жены и выстрелил себе в лоб из пистолета 22-го калибра. Эта потеря была почти невыносима для Лиланда: совокупный эффект от трагической гибели его отца, сына Майкла и трех братьев умерил его буйство жестокой меланхолией. Если считать смерть Эрнеста самоубийством из-за алкоголя, то все трое братьев Лиланда погибли от собственной руки, двое из них – застрелившись.
Курт не был близок с этими дядями, но скорбь охватила весь дом. Казалось, что вся семья проклята. Его мачеха приложила все усилия, чтобы найти Курту работу по стрижке газонов, поскольку это была единственная работа, которую можно было найти в Монте, кроме лесозаготовок, конечно. Курт подстриг несколько газонов, но быстро заскучал. Пару раз он заглядывал в объявления о найме, но в Монтесано было не так уж много вакансий.
Крупнейшее экономическое предприятие округа – атомная электростанция Satsop – обанкротилось еще до того, как было полностью построено, оставив без работы пятнадцать процентов населения, что вдвое больше, чем в остальном штате. Все достигло критической точки, когда Дон объявил, что если Курт не собирается идти в школу или работать, то должен пойти в армию. Следующим вечером Дон пригласил рекрутера военно-морского флота для разговора с его сыном.
Вместо сильного своенравного человека, который позже мог бы схватить моряка за шиворот и вышвырнуть головой вперед за дверь, рекрутер увидел печального и подавленного мальчика. Курт, ко всеобщему удивлению, выслушал его презентацию. В конце вечера, в основном чтобы утешить отца, Курт сказал, что подумает над этим. Для Курта служба казалась сущим адом, но это был ад с другим почтовым индексом. Как сказал Курт Джесси Риду, «по крайней мере, флот может дать тебе горячее три раза в день и койку». Для парня, который жил на улице и спал в больничных приемных, гарантия жилья и пищи без родительской помощи казалась заманчивой. Но когда Дон попытался убедить его позволить рекрутеру вернуться на следующий день, Курт сказал, чтобы он забыл об этой затее.
Отчаянно нуждаясь хоть в чем-то, Курт обрел религию. Они с Джесси были неразлучны в течение 1984 года, это распространялось и на совместное посещение церкви. Родители Джесси, Этель и Дэйв Рид, были ревностными христианами, и семья ходила в баптистскую церковь Сентрал-парк, расположенную на полпути между Монте и Абердином. Курт начал регулярно посещать воскресную службу и даже появлялся в молодежной христианской группе в среду вечером. В октябре его крестили в этой церкви, хотя никто из членов семьи при этом не присутствовал. Джесси даже вспомнил, как Курт пережил опыт обращения в новую веру: «Однажды ночью мы шли по мосту через реку Чехалис, он остановился и сказал, что принял Иисуса Христа в свою жизнь.
Он просил Бога «войти в его жизнь». Я отчетливо помню, как он говорил об откровениях и спокойствии, о которых говорят все, когда принимают Христа». В течение следующих двух недель Курт говорил тоном пылкого ревностного христианина. Он начал отчитывать Джесси за то, что тот курил, пренебрегал Библией и был неважным христианином. Религиозное обращение Курта совпало с одним из его многочисленных периодов трезвости. История с наркотиками и алкоголем всегда состояла из загула, за которым следовало воздержание. В том же месяце он написал письмо своей тете Мари, в котором изложил свои взгляды на марихуану:
Я только что закончил смотреть «Косяковое безумие»[57] по MTV… Он был снят в тридцатых годах, и если делали хотя бы одну затяжку этим дьявольским наркотиком, то он сильно их одурманивал, и они убивали друг друга, заводили романы, сбивали невинных жертв машинами. Они отправили одного подростка, похожего на Бивера[58], под суд, обвиняя в убийстве. Ничего себе, это – самое волнующее, с чем я мог столкнуться. Это казалось огромным преувеличением, но я принимаю всю идею, стоящую за этим. Наркотики – отстой. Я знаю это из собственного опыта, потому что на какое-то время впал в летаргию, как заплесневелый кусок сыра. Я думаю, что это было большой проблемой и моей мамы, и для меня.
И все же, как только он отправил письмо и обнаружил, что привык к образу церковной жизни, Курт тут же отбросил свою веру, словно пару штанов, из которой вырос. «Он жаждал этого, – говорил Джесси, – но это было мимолетным мгновением из-за страха». Когда страх угас, Курт снова начал курить. Он посещал баптистскую церковь в Сентрал-парке еще три месяца, но его разговоры, как вспоминал Джесси, «были больше направлены против Бога. После этого Курт стал говорить об антибожественных вещах».
Родители Джесси привязались к Курту, и, поскольку он очень часто бывал у них дома, они предложили ему переехать. Семья Джесси жила в Норт-Ривер, сельской местности в четырнадцати милях от Абердина. В то время оба мальчика, казалось, давали друг другу что-то, чего не хватало в их личной жизни. Риды обсуждали возможность переезда Курта в Норт-Ривер, и Венди, Дон и Дженни согласились, что стоит попробовать. Венди сказала Ридам, что ее «терпение было на грани», и Дон с Дженни оказались солидарны с ней. «Дэйв Рид пришел к нам, – вспоминала Дженни, – и сказал, что может кое-что для него сделать. Они были религиозной семьей, и Дэйв чувствовал, что может обуздать его, в то время как никто другой этого сделать не мог». «Мы очень любили Курта, – объяснила Этель Рид. – Он был таким милым парнем, просто казался потерянным». В сентябре Курт снова собрал свои пожитки – на этот раз в большую спортивную сумку – и переехал в Норт-Ривер.
Риды жили в доме площадью 4000 квадратных футов[59], и мальчики могли свободно бегать по огромному верхнему этажу. Пожалуй, самым лучшим в этом доме было то, что он был настолько удаленным, что ребята могли смело врубать свои электрогитары так громко, как им хотелось. Они будут играть целыми днями. Хотя Дэйв Рид и был христианским молодежным наставником – он напоминал Неда Фландерса из «Симпсонов» из-за своих коротких волос и усов, – он не был обывателем. Рид играл рок-н-ролл уже двадцать лет и был членом группы Beachcombers вместе с дядей Курта Чаком, так что семья его хорошо знала. В доме было полно усилителей, гитар и музыкальных альбомов. Также Риды были менее строгими, чем Дон: они позволили Курту поехать в Сиэтл с Баззом и Лукином, чтобы увидеть выдающуюся панк-группу Black Flag. Журнал Rocket назвал это шоу вторым из лучших в 1984 году, но для Курта оно уступало только шоу Melvins на автостоянке. В каждом интервью, которое Курт давал позже, он утверждал, что это был первый концерт в его жизни.
Именно здесь, в доме Ридов, Курт впервые играл джем-сейшн с Кристом Новоселичем. Он был на два года старше, но его невозможно было не заметить в Грейс-Харбор. Ростом в шесть футов семь дюймов[60] он напоминал молодого Авраама Линкольна. У Криста было хорватское происхождение, и он родился в семье, которую также постиг бракоразводный процесс и которая могла конкурировать с семьей Курта в плане проблемных ситуаций (Крист был известен как Крис в Абердине; он изменил написание своего имени обратно на первоначальное хорватское имя, данное при рождении, в 1992 году).
Курт встречал Криста в школе и на репетиционной точке Melvins, но их жизни пересеклись еще в одном месте, о котором никто из них никогда в жизни больше не упомянет, – баптистской церкви в Сентрал-парке. Крист посещал церковь, но даже такие взрослые, как мистер Рид, знали, что он ходил туда «только ради девчонок». Однажды Джесси пригласил Криста к себе домой, где все трое джемовали