В клипе была даже скрытая шутка, которая была незаметна для большинства тех, кто ее видел, кроме Курта, Криста и нескольких абердинских «Клингонов». В клипе появился школьный уборщик, орудующий шваброй и ведром. Так Курт изобразил свою прежнюю работу в абердинской средней школе. Худший уборщик Уэзервакса теперь стал сверхновой американской рок-звездой.
Через два дня после съемок группа отправилась в десятидневный тур по Европе с Sonic Youth. Курт убедил Йена Диксона сопровождать группу в дороге. Поскольку денег было мало, Курт пообещал своим менеджерам, что Диксон будет жить в его номере. «Я знаю, Джон Сильва думал, что мы любовники», – вспоминал Диксон. В то время Сильва был не единственным, кто подозревал Курта в гомосексуализме: многие в Gefef n и Gold Mountain ошибочно полагали, что он – гей.
Европейский тур, большая часть которого была запечатлена в фильме Дэйва Марки «1991: Год панк-прорыва»[144], был своего рода переломным моментом. Nirvana играла для неистовствующих толп, и Курт был счастлив, что было вовсе не характерно для него. Успех Nevermind распространился повсюду, и будущий успех пластинки повис в воздухе, будто был предопределен. Этот короткий двухнедельный тур был самым счастливым временем для Курта как музыканта. «Даже в самолете, когда мы летели туда, – вспоминал Марки, – Курт подпрыгивал от счастья». Когда Nirvana играла на фестивале Reading – самом влиятельном рок-событии Англии, – Юджин Келли из The Vaselines согласился выйти на сцену и спеть дуэтом Molly’s Lips. Как позже скажет Курт, это был величайший момент в его жизни.
Hole тоже выступали на Reading. Они тоже гастролировали по Англии. Курт столкнулся с Кортни накануне вечером, когда Hole отыграли на разогреве у Mudhoney. Назло Кортни он ушел из клуба с двумя поклонницами, хотя позже утверждал, что не занимался сексом ни с одной из них. На Reading Кортни была более великодушной. Когда Марки навел на нее камеру и спросил, не хочет ли Кортни что-нибудь сказать, она ответила: «Курт Кобейн заставляет замирать мое сердце. Но он – дерьмо».
Reading был первым шоу, где Курт понял, что Nirvana получает такое же внимание, как и Mudhoney. Всего четыре года назад Курт давал свой первый публичный концерт на пивной вечеринке и изо всех сил старался играть достаточно громко, чтобы заглушить шум толпы. Теперь он играл для фестивальной аудитории в 70 000 человек, и в тот момент, когда Курт подошел к микрофону, вся огромная толпа замолчала, как будто собирался заговорить принц. «В тот день у Nirvana появилась какая-то дерзость, – вспоминал тур-менеджер Алекс МакЛеод. – Они были очень уверены в себе».
И на этот раз эта уверенность распространилась и на чувства Курта к самому себе. Он прекрасно провел время в туре, в полной мере воспользовавшись своей растущей популярностью. Большинство концертов были фестивалями с участием пяти или шести групп, и атмосфера была, словно на вечеринке, длившейся целый день. «Они присоединились к тому, что казалось бродячим цирком, – заметил Марки, – и это не было им в тягость. Скорее было отдыхом». Но это был отпуск из фильма Чеви Чейза: каждая остановка включала в себя обкидывание едой или любую другую форму пьяного дебоша. Выступление Nirvana обычно начиналось в первой половине дня. Вторую часть дня они проводили, потягивая спиртное, предоставленное промоутерами. К тому времени, когда 25 августа Nirvana добралась до бельгийского фестиваля Pukkelpop, они вели себя, словно студенческая братия на весенних каникулах: громили свои гримерки и опрокидывали подносы с едой. Во время выступления Чарльза Томпсона из Pixies за кулисами Курт схватил огнетушитель и открыл его. Год назад он был слишком застенчив, чтобы даже познакомиться с Томпсоном. Теперь Курт пытался смыть своего бывшего кумира со сцены.
Во время тура Курт редко мог пройти мимо огнетушителя, не воспользовавшись им. В предыдущих турах его деструктивные наклонности подпитывались разочарованием своей игрой, проблемами со звуком или драками с товарищами по группе. Но разрушение во время этой короткой вспышки в его жизни было вызвано радостным ликованием. «Самое волнующее время для группы – это как раз время перед тем, как она станет по-настоящему популярной», – позже сказал Курт Майклу Азерраду. В случае с Nirvana это был, несомненно, август 1991 года.
Когда 1 сентября тур достиг Роттердама, Курт подошел к последнему концерту почти с ностальгической тоской. Он был одет в ту же футболку, что и две недели назад, – пиратская футболка Sonic Youth, грязная, как и его джинсы – единственная пара штанов, которая у него была. Его багаж состоял из крошечной сумки, в которой лежал только экземпляр «Голого завтрака» Уильяма Берроуза, обнаруженный в лондонской книжной лавке. Возможно, вдохновленное чтением перед сном и после того, как Курт обнаружил за кулисами несколько костюмов, роттердамское шоу превратилось в нечто из романа Берроуза. «Курт и Йен Диксон пили водку в огромных количествах, – вспоминает МакЛеод. – Они украли докторские халаты и маски для лица и бушевали повсюду, надоедая людям. Люди заходили в гримерку, и их обливали апельсиновым соком и вином. В какой-то момент Йен катал Курта на больничной койке. Они были двумя этажами выше, в атриуме, поливая апельсиновым соком охранников и затем убегая». В обязанности МакЛеода входило контролировать эти выходки, но он только развел руками: «Нам было 22 или 23 года, и мы оказались в ситуации, которую никто из нас и представить себе не мог».
В роттердамском клубе Курт снова встретился с Кортни. Она поспешила попросить подвезти ее обратно в Англию в фургоне Nirvana. Ее кокетливо-скромный танец с Куртом продолжался, и на пароме, когда группа смотрела «Терминатора», Кортни флиртовала с Дэйвом, пытаясь завести Курта. Когда это не удалось, оставила свою сумочку с паспортом в фургоне Nirvana и должна была позвонить на следующий день, чтобы забрать ее. Кортни почувствовала разочарование, когда сумку ей вернули Диксон и МакЛеод, а не Курт. Он тоже притворялся недоступным.
3 сентября Nirvana записала еще одно радиошоу для Джона Пила, а затем отправилась праздновать их последнюю ночь в Англии. Курт утверждал, что они нашли экстази, который он тогда принял в первый раз. На следующий день Курт улетел обратно в Олимпию, завершив одно из самых радостных путешествий, которые он когда-либо совершал. Все еще не имея жилья, той ночью он заснул, свернувшись калачиком на заднем сиденье своего «Валианта».
Курт вернулся в Олимпию, которая сильно изменилась за три недели его отсутствия, по крайней мере для Курта. В то время как Nirvana играла на огромных фестивалях в Европе, Олимпия проводила свой собственный фестиваль – мероприятие с 50 исполнителями под названием International Pop Underground[145]. Изначально Nirvana тоже пригласили играть на IPU, но после их крупной сделки с лейблом они больше не были инди-исполнителями, и отсутствие Курта на самом большом балу, который когда-либо устраивался в Олимпии, было заметно. Это означало конец его отношений с келвинистами и конец его жизни в городе, который он любил больше всего на свете, но в котором никогда не чувствовал себя желанным гостем.
Когда Марки навел на нее камеру и спросил, не хочет ли Кортни что-нибудь сказать, она ответила: «От Курта Кобейна у меня замирает сердце. Но он – дерьмо».
В каком-то смысле он был готов уехать. Точно так же, как Курту нужно было сорваться с орбиты Базза, он достиг той стадии развития, когда ему пришлось оставить Олимпию, Келвина и Тоби. Это был нелегкий период, потому что он верил в келвинистские идеалы независимости, и они помогли Курту, когда он нуждался в идеологии, чтобы вырваться из Абердина. «Панк-рок – это свобода» – фраза, которую он выучил и которую будет повторять любому журналисту, который захочет его слушать. Но он всегда знал, что панк-рок был иной свободой для детей, которые выросли в привилегированном обществе. Для него панк-рок был классовой борьбой, но это всегда было второстепенно по сравнению с борьбой за то, чтобы заплатить за аренду или найти место для сна, помимо заднего сиденья своего автомобиля. Музыка была для Курта не просто увлечением. Она стала его единственным карьерным выбором.
Прежде чем покинуть Олимпию, Курт сел и написал последнее письмо Юджину Келли из The Vaselines, поблагодарив его за то, что он играл с Nirvana на Reading. В письме Курт продемонстрировал, что уже начал эмоционально отдаляться от Олимпии. Удивительно, но Курт критиковал KAOS, любимую радиостанцию, которая была одним из его первых публичных форумов: «Я понял, что… у диджеев чертовски ужасный музыкальный вкус. О да, и в подтверждение моей точки зрения, прямо сейчас они крутят песню со старого демо Nirvana».
Он писал о недавнем конфликте с Ираком: «Мы выиграли войну. Патриотическое лицемерие действует в полной мере. У нас есть привилегия покупать коллекционные открытки с войной в Персидском заливе, флаги, наклейки на бамперы и множество видеоверсий нашей триумфальной победы. Когда я иду по улице, мне кажется, что я на нюрнбергском ралли. Эй, может быть, мы сможем вместе гастролировать по Штатам и сжигать американские флаги на сцене?»
Он закончил письмо еще одним описанием своих обстоятельств. Если бы Курт отправил это письмо – чего он, как обычно, не сделал, – вероятно, это шокировало бы Келли и любого другого, кто видел Курта на сцене на Reading, играющим для 70 000 обожающих поклонников. «Меня выселили из квартиры. Я живу в своей машине, поэтому у меня нет адреса, но вот номер телефона Криста. Твой приятель, Курдт». На той же неделе в музыкальные магазины в продажу поступил сингл Smells Like Teen Spirit.
Глава 15Каждый раз, когда я проглатывал…Сиэтл, ВашингтонСентябрь 1991 – октябрь 1991
«Каждый раз, когда я проглатывал кусок пищи, я испытывал мучительную, жгучую, тошнотворную боль в верхней части моего желудка».