Курт признал, что прошедший год был для него наименее плодотворным периодом. По крайней мере, он читал книги, в том числе «Парфюмера» Патрика Зюскинда. Он также заявлял, что является поклонником творчества Камиллы Палья – это было одним из многих влияний Кортни. Он говорил о живописи и о том, что в последнее время главным его художественным выражением было изготовление кукол. «Я копирую их из журналов для кукольных коллекционеров, – объяснил Курт. – Они из глины. Я обжигаю их, а потом делаю так, чтобы они выглядели очень старыми, надеваю на них старую одежду». Когда его попросили сказать какие-нибудь заключительные слова, он ответил фразой, которая не была похожа на мысль человека в возрасте 25 лет: «Я не имею права судить».
К середине ноября суд Лос-Анджелеса ослабил свои ограничения в отношении Кобейнов, и Джейми, сестра Кортни, уехала. За три месяца опекунства над Фрэнсис Джейми проявила себя строгим опекуном, редко позволяя Курту и Кортни проводить время с дочерью без присмотра. С уходом Джейми Джеки продолжала следовать правилам, защищая ребенка от родителей, когда те были под кайфом. Джеки взяла на себя большую часть пеленания и кормления, хотя часто оставляла Фрэнсис с полной бутылочкой у родителей перед сном. «Иногда Курт говорил: “Я очень хочу ее видеть”, – вспоминала Фэрри. – И я приносила к ним Фрэнсис, но Курт уже был не в состоянии следить за ней, поэтому я забирала малышку обратно, ведь он клевал носом». И все же, когда Курт и Кортни были трезвы, они были теплыми и любящими родителями.
В последние месяцы 1992 года Курт завершил работу над многими песнями для своего следующего альбома, который он все еще называл I Hate Myself and I Want to Die, и большинство из них были о его семье, старой и новой. Встреча с отцом преследовала Курта, и Дон стал центральным персонажем в этом последнем песенном цикле. В Serve the Servants Курт создал свою самую автобиографичную лирику, начиная с прямого упоминания о мании вокруг Nevermind: «Подростковая тоска хорошо окупилась / теперь я скучный и старый». Были издевки над его критиками («самозваные судьи судят») и над тем, как пресса относилась к Кортни («если она всплывает, она – не ведьма»). Но большая часть песни была о Доне, с печально известной строкой: «Я очень старался иметь отца / но вместо этого у меня был папа». В припеве Курт преуменьшил самое значительное событие в своей жизни: «Тот легендарный развод – такая скука». Когда он исполнял песню, то пел эту фразу так, как будто она была ненужной, но в самом первом варианте он написал эту строку в два раза больше и трижды подчеркнул ее.
Хотя никаких объяснений и не требовалось, Курт набросал обширные примечания к песне. «Я думаю, что эта песня для моего отца, – писал он, – который не способен общаться на том уровне любви, которого я всегда ожидал. Я решил по-своему дать отцу понять, что не испытываю к нему ненависти. Мне просто нечего ему сказать, и мне не нужны отношения отца и сына с человеком, с которым я не хочу провести скучное Рождество. Другими словами: я люблю тебя; я не испытываю ненависти к тебе; я не хочу говорить с тобой». Написав это, Курт передумал и вычеркнул большую часть.
Курт написал Дону очередное неотправленное письмо следующей весной, размышляя о том, как Фрэнсис изменила его:
Семь месяцев назад я решил поставить себя в положение, которое требует самой высокой формы ответственности, на которую только способен пойти человек. Ответственность, которую не следует навязывать. Каждый раз, когда я смотрю телевизионное шоу, где показывают умирающих детей или истории родителей, недавно потерявших своего ребенка, я не могу сдержать слез. Мысль о потере ребенка преследует меня каждый день. Я даже немного нервничаю, когда сажаю ее в машину, опасаясь попасть в аварию. Я клянусь, что, если я когда-нибудь окажусь в подобной ситуации [как та], которая была у тебя (т. е. развод), я буду бороться до смерти, чтобы сохранить право обеспечивать своего ребенка. Я сделаю все возможное, чтобы напомнить ей, что люблю ее больше, чем себя. Не потому, что это мой отцовский долг, а потому, что я хочу этого, потому что люблю ее. И если в итоге мы с Кортни возненавидим друг друга, мы оба будем достаточно взрослыми и ответственными, чтобы быть любезными друг с другом, когда наш ребенок будет рядом. Я знаю, ты уже много лет считаешь, что моя мать каким-то образом промыла нам с Ким мозги, чтобы мы возненавидели тебя. Не могу передать, насколько это не соответствует действительности, и я думаю, что это очень праздный и неубедительный предлог, чтобы больше не пытаться выполнять свои отцовские обязанности. Я не могу припомнить, чтобы моя мать когда-либо говорила о тебе дерьмово, разве что в последние два года средней школы. Время, когда я пришел к своему собственному осознанию без помощи матери. Однако она заметила мое презрение к тебе и твоей семье и одобряла мои чувства, пользуясь случаем, чтобы дать выход своему разочарованию из-за тебя. Каждый раз, когда она говорила о тебе всякие гадости, я давал ей понять, что не одобряю этого и считаю, что в этом нет необходимости. Я никогда не принимал ничью сторону – ни твою, ни ее, потому что, пока я рос, я одинаково презирал вас обоих.
Еще более красноречивым был коллаж, который Курт создал в своем дневнике, где он взял фотографию Дона из ежегодника и вставил ее рядом с фотографией своего A&R-агента, Гэри Герша. Над Доном он написал: «Старый Папа» с подписью «Заставил меня заложить свою первую гитару. Настоял на том, чтобы я занялся спортом». Над Гершем он написал «Новый Папа», без всякого описания. Под этим коллажем Курт наклеил несколько картинок из старых медицинских учебников с деформированными телами и озаглавил их так: «Множество настроений Курдта Кобейна». Под настроение «малыш» он использовал образ умственно отсталого мужчины; под «слабаком» он наклеил обмочившегося человека; под тощим человеком он написал «задира», чтобы описать свое настроение; а единственному нормальному человеку он изменил рубашку, написав на ней «Bratmobile»[181], и нарисовал шприц под настроение «нахальный».
Курт и Кортни завершили 1992 год в Сиэтле, в канун Нового года отправившись на концерт Supersuckers в клубе RKCNDY. Позже, на вечеринке, Курт столкнулся с Джеффом Холмсом, местным антрепренером. Они поболтали о музыке, и когда речь зашла о Meat Puppets, Холмс сказал Курту, что знает эту группу. Холмс позвонил Курту Кирквуду и передал трубку Курту. Это было началом дружбы между Meat Puppets и Nirvana, которая в конечном счете приведет к сотрудничеству.
К концу года Курт и Кортни составили список тех, кому они собирались послать рождественские открытки. Среди них были все главные подозреваемые и несколько человек, которые вряд ли получили бы открытку: Эдди Веддер, Аксель Роуз и Джо Страммер. Рядом с именем Страммера Кортни написала предполагаемое поздравление: «Спасибо, что натравил на нас свою подругу Линн Хиршберг, она чертовски милая и честная. Передай ей наши наилучшие пожелания, хорошо?» Открытка, которую они послали Сьюзен Силвер, менеджеру Soundgarden, была адресована «Нашему любимому инсайдеру», поскольку они полагали – ошибочно, – что Силвер была автором цитат в Vanity Fair.
Кроме того, в списке рождественских открыток значились два человека, с которыми супруги были по-настоящему близки, – доктор Пол Крейн, который помог Фрэнсис родиться, и доктор Роберт Фремонт. Фактически, согласно бухгалтерскому учету, сделанному Gold Mountain для Курта, Кобейны потратили 75 932,08 доллара на медицинские счета с 1 января по 31 августа 1992 года. Почти половина из них досталась врачам, принимавшим участие в их лечении, в том числе 24 000 долларов ушли доктору Майклу Хоровитцу, на которого Кортни позже подала в суд. Она утверждала, что тот передал ее медицинские карты прессе. Доктор Фремонт получил 8500 долларов на лечение и наркотик, который он им прописывал. Некоторые счета были выставлены до реабилитации и представляли собой плату, взимаемую врачами «докторами Филгудами», которые прописывали наркотики. Хотя Курт в конце концов заработал большие деньги на Nevermind (общий объем продаж достиг восьми миллионов экземпляров), эти медицинские счета показали, как много поглотила их борьба за здоровье в 1992 году.
В интервью для Advocate Курт раскрыл еще больше финансовых подробностей. В 1992 году он заработал более миллиона долларов, «из которых 380 000 долларов пошли на налоги, 300 000 долларов – на дом [покупку Карнейшен], остальное ушло докторам и адвокатам, а наши личные расходы составили 80 000 долларов. Это включает в себя аренду автомобилей, еду и все остальное. Не очень много; это определенно недотягивает до того, что Аксель тратит за год». Их юридические счета составляли 200 000 долларов. Хотя доходы Курта невероятно выросли по сравнению с прошлым годом, он тратил деньги так же быстро, как и зарабатывал.
За две недели до Рождества в свет вышел Incesticide, сборник Nirvana, в котором были собраны неизданные песни и песни стороны B. Сборник вошел в чарты Billboard под номером 51 – замечательное достижение, учитывая то, что материал не был новым. В течение двух месяцев он разошелся тиражом в полмиллиона экземпляров без серьезных усилий по раскрутке и гастролей.
Единственными концертами, которые Nirvana отыграла в январе, были два мегастадионных шоу в Бразилии, организованных за сумасшедшие деньги. Шоу в Сан-Паулу 16 января собрало самую большую толпу, для которой Nirvana когда-либо играла, – 110 000. И команда, и группа вспоминали его как свое единственное худшее выступление. Прошло много времени с тех пор, как группа репетировала последний раз, и Курт был явно не в себе. Вдобавок ко всему он смешал таблетки с алкоголем, из-за чего ему с трудом давались любые аккорды.
В их сете было больше каверов, чем песен Nirvana. Они играли Seasons in the Sun Терри Джекса, Kids in America Ким Уайлд, Should I Stay or Should I Go группы The Clash, а также Rio группы Duran Duran. В кавере песни Queen We Will Rock You («Мы вас заведем») Курт изменил текст песни на We will fuck you («Мы вас трахнем»). Через тридцать минут после начала концерта Крист швырнул свой бас в Курта и умчался прочь. «Это была настоящая комедия ошибок, – вспоминал гитарный техник, Эрни Бейли. – Все начали бросать в них фрукты, в этом классическом водевильном жесте. Нам было интересно, сможем ли мы выбраться оттуда, чтобы нам не перевернули фургон». В конце концов Криста нашли и вытолк