Другие родственники предполагают, что Курт мог страдать синдромом дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ). Мари вспоминает, как пришла к Кобейнам и увидела Курта, бегающего по окрестностям, стучащего в барабан и орущего во всю глотку. Мари вошла в дом и спросила сестру: «Господи, что он там делает?» «Не знаю, – ответила Венди. – Я не знаю, что сделать, чтобы заставить его остановиться. Я перепробовала все». В то время Венди считала, что Курт таким образом сжигает избыток своей мальчишеской энергии.
Решение начать давать Курту риталин было спорным даже в 1974 году, когда некоторые ученые утверждали, что он вызывает у детей условный рефлекс и увеличивает вероятность аддиктивного поведения в более позднем возрасте; другие, наоборот, считали, что если детей не лечить от гиперактивности, то позже они могут начать заниматься самолечением при помощи запрещенных препаратов. У каждого члена семьи Кобейнов было свое мнение о диагнозе Курта и о том, помог или все же навредил ему тот короткий курс лечения. Позже Курт сказал Кортни Лав, что этот препарат стал важным в его жизни. Лав, которой в детстве также прописали риталин, сказала, что они часто обсуждали эту тему. «Когда ты ребенок и получаешь наркотик, который вызывает у тебя то самое чувство, то куда тебе деваться, когда станешь взрослым? – спрашивала Лав. – Когда ты был ребенком, это дарило эйфорию. Разве это воспоминание не останется с тобой навсегда?»
В феврале 1976 года, всего через неделю после девятого дня рождения Курта, Венди заявила Дону, что хочет развестись. Она объявила об этом в один из будних вечеров и умчалась на своем «Камаро», оставив Дона объясняться с детьми, что ему не особенно удавалось. Несмотря на то что в течение второй половины 1974 года семейные конфликты Дона и Венди заметно участились, ее заявление застало Дона, как и остальных членов семьи, врасплох. Дон впал в состояние отрицания и ушел в себя. Это поведение, которое спустя годы будет скопировано его сыном в переломные времена. Венди всегда была сильной личностью и время от времени впадала в ярость, но Дон был потрясен тем, что она решила разрушить их семью. Ее главная претензия заключалась в том, что Дон постоянно занимался спортом: был судьей и тренером и вдобавок играл в нескольких командах. «В глубине души я не верил, что это может произойти, – вспоминал Дон. – В то время разводы были редкостью. Вот и я не хотел, чтобы это произошло. Она просто захотела уйти».
1 марта Дон съехал и снял комнату в Хокиаме. Он ожидал, что гнев Венди утихнет и их брак удастся спасти, поэтому снял квартиру всего на неделю. Для Дона семья имела очень большое значение, и роль отца первый раз в жизни позволила ему почувствовать себя по-настоящему нужным. «Он был ужасно подавлен разводом», – вспоминал Стэн Таргус, лучший друг Дона. Разрыв был тяжелым, потому что семья Венди обожала Дона, особенно ее сестра Дженис и ее муж Кларк, жившие рядом с Кобейнами. Некоторые из братьев и сестер Венди задавались вопросом, как она будет жить без финансовой поддержки Дона.
29 марта Дону вручили повестку и заявление о расторжении брака. За этим последовало множество юридических документов. Дон часто не отвечал, надеясь, что Венди все-таки передумает. 9 июля он был обвинен в неявке в суд в ответ на ее заявления. В тот же день был заключен окончательный договор, в котором было прописано, что дом переходит в собственность Венди, но Дону был предоставлен залог в размере 6500 долларов, причитающийся ему в случае, если дом будет продан, или когда Венди снова выйдет замуж, или же когда Ким исполнится восемнадцать. У Дона остался его полутонный «Форд»-пикап 1965 года; Венди разрешили оставить семейный «Камаро» 1968 года.
Опекунство над детьми было предоставлено Венди, но Дона обязали выплачивать по 150 долларов в месяц на каждого ребенка в качестве алиментов, плюс покрывать все их медицинские и стоматологические расходы, а также оставили за ним право на обоснованные посещения. Это был обычный суд небольшого городка семидесятых годов, специфика посещения не была прописана, и вся договоренность была неофициальной. Дон переехал к родителям в их трейлер в Монтесано. Он все еще надеялся, что Венди передумает, даже после того, как будут подписаны последние бумаги.
Но ни о чем таком Венди и не думала. Когда она с чем-то покончила, то тут же забывала об этом, и она не могла больше продолжать переживать из-за Дона. Венди быстро сошлась с Фрэнком Фрайничем – красивым портовым грузчиком, который зарабатывал вдвое больше Дона. Кроме того, Фрайнич был склонен к насилию и гневу, и больше всего на свете Венди любила наблюдать за тем, как он изливал свой гнев на Дона. Когда новые водительские права Дона были случайно отправлены по почте в дом Венди, кто-то открыл конверт, натер фекалиями фотографию Дона, запечатал конверт и переслал ему. Это был не развод – это была война, наполненная ненавистью, злобой и кровной местью.
Для Курта это был эмоциональный холокост – ни одно другое событие в его жизни не оказало большего влияния на формирование его личности. Он, как и многие дети, впитал в себя этот развод. Глубина конфликтов его родителей в основном была скрыта от него, и Курт не мог понять причину этого раскола. «Он считал, что это была его вина, и взвалил на себя большую ее часть, – заметила Мари. – Для Курта это было очень тяжело, потому что он видел, как все, во что он верил, – его безопасность, семья и его собственное состояние, – разваливалось у него на глазах. Вместо того чтобы внешне выразить свою боль и горе, Курт замкнулся в себе. В июне того же года Курт написал на стене своей спальни: «Ненавижу маму. Ненавижу папу. Папа ненавидит маму, мама ненавидит папу. И от этого просто очень грустно». Это был мальчик, очень сильно привязанный в детстве к своей семье, и, как написала Мари в своем докладе по домоводству семь лет назад, «он боролся со сном, потому что не хотел их покидать». А теперь его покинули они. Айрис Кобейн однажды описала 1976 год как «год Курта в чистилище».
Курту также было тяжело физически. Мари вспомнила, как он в это время лежал в больнице. Она слышала от матери, что Курт оказался там из-за недоедания. «Я помню, что, когда ему было десять лет, Курт лежал в больнице из-за недоедания», – рассказала Мари. Курт рассказывал своим друзьям, что ему приходилось пить барий и делать рентген желудка. Возможно, то, что считалось недоеданием, было первым симптомом расстройства желудка, которое будет мучить его во взрослой жизни. Его мать страдала болезнью желудка в возрасте двадцати с небольшим лет, вскоре после его рождения, и, когда у Курта впервые начались боли в животе, предполагалось, что это было следствие такого же раздражительного состояния, как и у Венди. Примерно во время развода у Курта тоже непроизвольно подергивались глаза. Семья предположила, что это связано со стрессом, и, вероятно, это так и было.
В то время как родители Курта разводились, его подростковая жизнь, со всеми ее внутренними проблемами, продолжалась. Перед тем как пойти в четвертый класс, Курт начал воспринимать девочек как сексуальные объекты и интересоваться социальным статусом. В июле этого года Курта сфотографировали для Aberdeen Daily World, когда его бейсбольная команда заняла первое место в Лесной лиге Абердина, поставив рекорд из четырнадцати побед и одного поражения. Другим ярким событием лета было то, что он приютил черного котенка, который бродил по окрестностям. Это был первый питомец Курта, и он назвал его Пафф («Дымка»).
Через три месяца после развода Курт изъявил желание жить с отцом. Он переехал в трейлер к Дону, Лиланду и Айрис, но к началу осени отец и сын арендовали свой собственный классический трейлер через дорогу. Курт навещал Венди, Ким и Паффа по выходным.
Жизнь с отцом решила некоторые эмоциональные проблемы Курта – он снова был в центре внимания и единственным ребенком. Дон чувствовал себя достаточно плохо из-за развода, поэтому он компенсировал все материальным способом, купив Курту мини-байк Yamaha Enduro-80, который стал достопримечательностью района. Лайза Рок, жившая в нескольких кварталах, впервые встретила Курта той осенью: «Он был тихим и очень симпатичным парнем. Всегда улыбающимся. Немного застенчивым. Там было поле, где он катался на своем мини-байке, а я ехала рядом с ним на своем велосипеде».
Наблюдение Рок о том, что девятилетний Курт был «тихим», полностью соответствовало описанию его в более зрелом возрасте. Он мог подолгу сидеть в тишине, не испытывая потребности вести светскую беседу. Курт и Лайза родились в один день, и когда им обоим исполнилось по десять, они отпраздновали дни рождения в ее доме. Курт был рад, что он был частью этого праздника, но чувствовал себя неуверенно и неуютно от такого избытка внимания. В четыре года он был бесстрашен, а в десять – на удивление пуглив. После развода родителей Курт был сдержан, всегда ожидая, что другой человек сделает первый шаг.
После развода родителей и с наступлением половой зрелости Курта его отец взял на себя большую ответственность. После школы Курт оставался у бабушки с дедушкой, но, как только Дон возвращался с работы, они проводили остаток дня вместе, и Курт был счастлив делать все, что хотел Дон, даже если это были занятия спортом. После бейсбольных матчей оба Кобейна иногда ужинали вместе в местной солодовой лавке. Этой связью наслаждались оба, но каждый из них не мог не ощущать потери семьи – это словно отрезанная конечность – можно прожить без нее, но всегда будешь о ней помнить. Их любовь друг к другу в тот год была сильнее, чем когда-либо до или после, но и отец, и сын все еще были глубоко одиноки. Боясь потерять отца, Курт попросил его пообещать, что тот больше не женится. Дон пообещал сыну, что так и будет, и сказал, что они всегда будут вдвоем.
Зимой 1976 года Курт перевелся в начальную школу Бикон в Монтесано. Школы тут были меньше, чем в Абердине, и через несколько недель после перевода он обрел популярность, которая раньше ускользала от него, и казалось, что его бесстрашие вернулось. Несмотря на внешнюю самоуверенность, Курт с горечью вспоминал о своих обстоятельствах. «Можно было сказать, что его мучил развод родителей», – вспоминал одноклассник Дэррин Низери.