дали, 11 799 долларов ущерба.
Три дня спустя группа записала Live and Loud[191] для MTV в Сиэтле. Телесеть снимала концерт Nirvana перед небольшой аудиторией, используя реквизит, чтобы передать атмосферу Нового года, день, когда программа должна была выйти в эфир. После выступления Курт пригласил фотографа Элис Уилер обратно в отель Four Seasons, чтобы поболтать. Он заказал в номер стейк, прокомментировав: «MTV платит». Курт уговаривал Уилер прийти к ним в гости в новый дом, который они с Кортни купили, но не смог вспомнить адрес. Как и большинству своих друзей, Курт сказал ей, чтобы она связалась с ним через Gold Mountain. Курт давал номер своего руководства вовсе не для того, чтобы еще больше изолироваться ото всех: многие старые друзья рассказывали, что звонили в Gold Mountain, но никогда не получали ответа и в конечном итоге теряли с ним связь.
Неделю спустя, когда тур прибыл в Денвер, Курт воссоединился с Джоном Робинсоном из Fluid. Когда Робинсон сказал, что Fluid распалась, Курт захотел узнать все подробности; создавалось впечатление, что он искал совета. Робинсон упомянул о том, что начал писать песни на фортепиано и хотел создать роскошный альбом, используя струнные и духовые инструменты. «Ух ты! – ответил Курт. – Именно это я и хочу сделать!» Он заявил, что обсуждал подобную идею с Марком Ланеганом, и предложил Робинсону сотрудничать с ними обоими после окончания длительного тура. Он также говорил о работе с Майклом Стайпом из R.E.M.
В конце концов на Рождество тур прервался, и Курт с Кортни полетели в Аризону, чтобы провести четыре дня на эксклюзивном курорте с минеральными водами Canyon Ranch возле Тусона. На Рождество Кортни подарила мужу видеокассету с сериалом Кена Бернса «Гражданская война», которым восхищался Курт. Находясь на этом курорте, Курт попытался самостоятельно пройти детоксикацию и каждый день посещал доктора Дэниела Бейкера, местного консультанта учреждения. Психотерапевт предложил одну идею, которая запала в голову Курта на долгое время. Он предупредил, что его зависимость развилась до такой степени, что он должен стать абсолютно трезвым, иначе это приведет к его кончине. Многие другие давали тот же совет, но в этот день казалось, что Курт прислушался.
Разница между трезвостью и состоянием опьянения никогда не была так очевидна, как 30 декабря, когда Nirvana давала концерт на Great Western Forum близ Лос-Анджелеса. Кинорежиссер Дэйв Марки снимал на камеру этот вечер и, увидев сильнейший уровень опьянения, с сожалением выключил камеру. И дело было не в Курте, а в Эдди Ван Халене. За кулисами знаменитый гитарист стоял на коленях, пьяный, умоляя Криста позволить ему поджемовать. Курт подошел только для того, чтобы увидеть своего бывшего героя, упавшего к его ногам, со сморщенными губами, как пьяный Дин Мартин в плохой пародии на Rat-Pack. «Нет, ты не можешь играть с нами, – решительно заявил Курт. – У нас нет лишних гитар».
Ван Хален не понял этой очевидной лжи и, указав на Пэта Смира, крикнул: «Ну, тогда позвольте мне сыграть на гитаре этого мексиканца. Кто он? Мексиканец, да? Он черный?» Курт не мог поверить своим ушам. «Эдди пустился в такое расистское, гомофобное подшучивание, типичный деревенщина, – заметил Дэйв Марки. – Это казалось нереальным». Курт был в ярости, но в конце концов придумал достойный словесный ответ. «Вообще-то ты можешь джемовать, – пообещал он. – Ты можешь выйти на сцену после нашего выхода на бис. Просто иди туда и выступай один!» Курт умчался прочь.
К концу 1993 года Курт написал несколько размышлений о значении уходящего года. Он написал письмо в Advocate, в котором поблагодарил их за интервью и перечислил свои достижения: «Это был плодотворный год. Nirvana закончила еще один альбом (которым мы очень гордимся, хотя мы и наслушались дерьма от людей, которые до его выпуска утверждали, что мы собираемся совершить «коммерческое самоубийство»). Моя дочь Фрэнсис, розовощекое счастье, научила меня быть более терпимым ко всему человечеству».
Он также написал неотправленное письмо Тоби Вэйл. Тоби все еще надеялась завершить их часто обсуждаемый звукозаписывающий проект, и это убедило Курта – все еще страдающего от ее первоначального пренебрежения, – что она заинтересована в нем только для продолжения своей карьеры. Курт написал ей горькое письмо: «Заставь их платить, пока ты еще красива, пока они видят твои успехи, и они заставляют тебя гореть». Ссылаясь на In Utero, он заявил: «Каждая песня на этой пластинке не о тебе. Нет, я не твой парень. Нет, я не пишу песен о тебе, кроме Lounge Act, которую я не играю, за исключением тех случаев, когда моей жены нет рядом». За гневом Курта скрывалась ужасная рана, которую он все еще чувствовал из-за ее отказа. Это были не единственные язвительные, подготовленные слова для Тоби.
В очередном неотправленном письме он проклинал ее, Кэлвина и Олимпию:
В прошлом году я заработал около пяти миллионов долларов, и я не дам ни цента этому элитарному маленькому ублюдку Кэлвину Джонсону. Ни за что! Я сотрудничал с одним из своих кумиров, Уильямом Берроузом, и я не мог чувствовать себя круче. Я уехал в Лос-Анджелес на год и, вернувшись, обнаружил, что трое моих лучших друзей стали настоящими героинями-наркоманами. Я научился ненавидеть riot grrrl, движение, свидетелем которого я был с самого начального этапа, потому что трахал девушку, которая выпустила первый фанзин в стиле grrrl, и теперь она пользуется тем, что трахалась со мной. Не на полную катушку, но достаточно для того, чтобы я чувствовал себя эксплуатируемым. И это нормально, потому что я решил позволить корпоративным белым мужчинам эксплуатировать меня несколько лет назад, и мне это нравится. Это очень приятно. И я не собираюсь жертвовать ни одного долбаного доллара гребаному нуждающемуся инди-фашистскому режиму. Они могут умереть с голоду. Пусть питаются винилом. Каждая крошка для самого себя. Я смогу продавать свою бесталанную, совершенно посредственную задницу в течение многих лет, основываясь на своем культовом статусе.
В начале января Курт и Кортни переехали в свой новый дом по адресу Лейк Вашингтон Бульвар Ист, 171 в шикарном Денни-Блейн, одном из старейших и самых престижных районов Сиэтла. Их дом располагался прямо на холме у озера, в районе роскошных прибрежных поместий и величественных особняков начала века. В доме напротив висела табличка, написанная на французском языке «Парковка запрещена», а их соседом был Говард Шульц, генеральный директор Starbucks. Питер Бак из R.E.M. владел домом в квартале оттуда, и они с Кобейнами были исключением в районе, который был населен отпрысками богачей, светскими матронами и людьми, в честь которых называют общественные здания.
Их дом был построен в 1902 году Элбертом Блейном – в честь которого был назван этот район, – и он приберег для себя самый красивый и большой участок земли: почти три четверти акра, и был щедро засажен рододендронами, японскими кленами, кизилом, болиголовом и магнолиями. Это было потрясающее поместье, хотя и со странной особенностью – оно находилось в непосредственной близости от маленького городского парка, что делало его менее закрытым, чем другие дома в районе.
Сам дом представлял собой трехэтажный монолит площадью 7800 квадратных футов[192] с пятью каминами и пятью спальнями. С фронтонами и серой черепицей, он больше подходил для побережья штата Мэн, где мог бы служить местом отдыха для бывшего президента. Как и большинство больших старых домов, его продувало сквозняками, хотя кухня, несомненно, была уютной, теплой. Ее тщательно перестроили и добавили холодильник Traulson из нержавеющей стали, духовку и дубовый пол. На первом этаже располагались гостиная, столовая, кухня и библиотека, которая стала спальней для няни Кали. На втором этаже была спальня для Фрэнсис, две гостевые спальни и главная комната хозяина с собственной ванной комнатой, из которой открывался вид на озеро. Верхний этаж был большим неотапливаемым чердаком, в то время как в подвале находилась еще одна спальня и несколько комнат, похожих на пещеры, тускло освещенных складских помещений. За дом Кобейны заплатили 1 130 000 долларов; их ипотека в Chase Manhattan составляла 1 000 000 долларов, с ежемесячной платой в размере 7000 долларов, и ежегодные налоги в размере 10 000 долларов. За домом находилось отдельное строение с оранжереей и гаражом. «Валиант» Курта, который когда-то служил ему единственным домом, вскоре разместился в гараже.
Каждый член семьи нашел в доме свой уголок: северный дворик превратился в детскую площадку Фрэнсис, дополненную игровым комплексом; коллекция чайных чашек Кортни выставлялась на всеобщее обозрение на кухне, в то время как ассортимент ее нижнего белья заполнял целый шкаф в спальне; подвал стал хранилищем всех золотых дисков Курта – их просто сложили в кучу. В нише на первом этаже стоял полностью одетый манекен, похожий на какого-то странного стража, выглядевшего как труп. Курт не любил больших пространств, и его любимой частью дома стал чулан рядом с хозяйской спальней, где он играл на гитаре.
Вскоре Курт нашел и другие укрытия. У него был месячный перерыв перед туром в Европу, и он, казалось, принял осознанное решение провести как можно больше времени, принимая наркотики вместе с Диланом. Их отношения были сильнее, чем взаимные пристрастия: Курт искренне любил Дилана и был ему ближе, чем любой другой друг, кроме Джесси Рида. Дилан также был одним из немногих друзей Курта, которых радушно принимали в доме на Лейк-Вашингтон, – Кортни не могла запретить ему это, поскольку, когда она иногда срывалась, Дилан был ее главным наркодилером. Были забавные моменты, когда Дилан служил курьером и для мужа, и для жены: Курт звонил ему в поисках наркотиков, в то время как на проводе ждала Кортни в поисках интоксикантов для себя, и каждый просил его не говорить об этом другому супругу.
К 1994 году их няня Кали также претерпевал собственные трудности. Ему платили зарплату, поскольку в тот момент он был для них как член семьи, но супруги передали большую часть надзора за Фрэнсис другим опекунам и поговорили с Джеки Фэрри о ее возвращении. Кали по-прежнему делал большую часть покупок: замороженную мини-пиццу Totino’s для Курта и пироги Marie Callender для Кортни. Поскольку Кобейны довольно редко ходили в магазин сами, они с трудом справлялись с этой задачей. В январе Ларри Риду довелось пересечься с Куртом и Кортни в бакалейной лавке Rogers Thriftway: «Они бросали продукты в корзину, и все их покупки были довольно бессмысленными. Там были всякие странные вещи, вроде приправ, кетчупа и тому подобного. Как будто двое слепых пошли в магазин и просто бросали в корзину все подряд».