«Студент» исчез и вскоре появился с двумя традиционного вида немолодыми людьми в фесках, которых он представил как директора музея и его заместителя. После приветствий они выразили радость по поводу моего стремления ознакомиться с жизнью и деятельностью великого египтянина, но признались, что музей они сами давно не посещали, а ключ куда-то задевался. Чтобы попасть в музей, надо было открыть дверь изнутри. Двое сотрудников полезли в окно. Чтобы не терять времени, я отправился вслед за ними.
И тотчас же началась экскурсия, которая продлилась больше часа. Первый этаж был посвящен Ораби-паше, на втором размещался небольшой музей быта – этакое смешение истории, политики и этнографии.
По завершении экскурсии я вручил «гидам» небольшой гонорар и таким же манером мы втроем вышагнули из окна на землю. Все шло хорошо, но, подходя к машине, я обнаружил, что вокруг нее собралась толпа, все что-то кричат да еще и раскачивают автомобиль. С трудом протиснувшись к машине, я залез внутрь, водитель завел мотор. Но толпа не расходилась, и тронуться мы не могли. Чего хотел бурлящий народ, понять было невозможно. От волнения я нащупал под сидением пистолет, скомандовал водителю «Вперед!», и он, тоже обалдевший, поехал прямо на людей. Те расступились, разбежались, и мы вырвались на проселочную дорогу. Будь на месте египетских феллахов палестинские фидаи, все обернулось бы для нас куда хуже.
Благодаря визиту в музей Ораби-паши я узнал сразу несколько новых слов на литературном языке, поскольку именно на нем была прочитана лекция, а новые термины всегда сопровождались указанием на те или иные предметы египетского быта. Об инциденте в музее я долго никому не рассказывал.
И еще одна история, по нынешним временам пустяковая, а по тогдашним – рисковая. Задружился я с египетским стажером Ахмадом, который постигал русский и, как и я, учился на переводчика. Парень был застенчивый, русский знал не лучше, чем я арабский, но мы договаривались.
Как-то раз Ахмад предложил мне прокатиться в гости к его родственнику, мужу его сестры Исмаилу. Докладывать по команде я не стал. Нарушив правила поведения советского гражданина за рубежом, я отправился с Ахмадом гости к Исмаилу, который жил на окраине все того же Загазига.
Поехали. Вдоль дороги были разбросаны хлопковые и рисовые поля, попадалась кукуруза. Рисовые посевы выделялись ярким темно-зеленым цветом, кукуруза была желто-пожухлая, на хлопке трудились дети. Проезжали мимо неухоженных, хлипких деревень.
По дороге Ахмад сообщил, что его дядя состоял в организации «Братья мусульмане» и в 1954-м три года отсидел в тюрьме. Кстати, в 1958 году «Братья» в очередной раз безуспешно покушались на президента Насера. Получив такое приглашение сейчас, я бы задумался, но тогда «Братья мусульмане» в моем сознании были не более чем парой абзацев в учебнике «Новейшая история арабских стран» (1967 г. издания), по который мы сдавали экзамен в ИВЯ.
Да и в наши времена, когда президент Путин в 2015 году встречался со ставшим на короткое президентом Египта «братом-мусульманином» Мухаммедом Мурси, контакты с организацией БМ, упоминание которой сопровождается формулировкой «запрещена в России», не криминальны. Да и кто в Кремль из числа запрещенных организаций не шастает? Политика-с.
Дядя Исмаил жил на втором этаже солидного, но обшарпанного дома. В небольшой гостиной на буром ковре стояли три кресла, маленький столик и мягкий диван. Дядя усадил меня на диван, его младшая дочь принесла две бутылочки колы. Потом, извинившись, он сказал, что пришло время молитвы. Дальше происходило то, что вполне сойдет для киносюжета о диалоге цивилизаций. «Брат-мусульманин» молился, обратившись на стену, за которой на расстоянии в тысячи полторы километров находилась священная Кааба, а я, сидя в военной форме на диване, потягивал пепси.
Когда дядя кончил молитву, появился Ахмад.
Разговор зашел о футболе. В Египте две ведущие команды – «Ахли», которую как-то раз сын поэта Сергея Есенина Константин, сотрудничавший с еженедельником «Футбол», сравнил с московским «Спартаком», и «Замалек», которая, по мнению автора той же статьи, походила на «Динамо».
И разговор пошел. Брат-мусульманин был поражен, когда я сказал, что в «Ахли» немного мельтешат с передачами в центре, а «Замалек» играет скучно. Говорили мы долго, и при этом ни слова не было сказано про ислам. Похоже, племянник Ахмад был разочарован, тем более что дядя чем дальше, тем больше углублялся в футбольные детали. Он даже вышел на лестницу, чтобы меня проводить.
Так что этот «брат-мусульманин» большим фанатизмом не отличался.
Зато веру в Аллаха продемонстрировали два летчика-лейтенанта, соблюдавшие пост, во время которого запрещается прием пищи до момента, пока черную нить нельзя отличить от белой. Так положено по исламской традиции.
Соблюдать пост надо, но и управлять самолетом тоже надо. Натощак это делать непросто. В Коране говорится, что не соблюдать пост позволено тем, кто в пути, а также тем, кто на стезе джихада. Вылеты на «сухом» вполне походили под вторую формулировку. К тому же их министерство обороны, с одобрения главного исламского университета Аль-Азхар, приняло решение, что в армии несоблюдение поста разрешается, а в авиации соблюдение его запрещено под угрозой отстранения от полетов. Наши лейтенанты решили от полетов отстраниться. И тогда на двух (!) вертолетах на базу прилетел замминистра обороны, чтобы уговорить летчиков вернуться в строй. Замминистра я не видел, но оба вертолета торжественно протрещали над нашими головами. В итоге оба офицера согласились поесть и продолжить джихад.
Курсы для летного состава заканчивались, да и переводили их «англичане», я в основном был на практической работе – подкрути это, открути то, нажми вот сюда…
Но вот однажды меня попросили письменно сделать техническое описание самолета. Это, между прочим, много-много страничек, собранных в несколько брошюрок. Поначалу я испугался, а когда разобрался, то понял, что, во-первых, могу, а вторых – это не так уж сложно.
Сел переводить. Это избавило от ежедневных поездок на аэродром. Перевод продвигался быстро и успешно, тем более что многие страницы дословно повторяли друг друга, и недели через две я предоставил толстую кипу листочков, сверху до низу аккуратно исписанных по-арабски.
По возвращении в Москву, когда я гордостью информировал военное ведомство, что, помимо всего прочего, я подготовил письменный перевод техописания самолета, то получил по шапке, поскольку такие переводы выполняются за деньги по отдельному заказу принимающей стороны, то есть египтян. Получилось, что я отнял деньги у коллег-переводчиков, которые сидят в Москве…
В нашем однокомнатном общежитии был принят распорядок, по которому ежедневно назначался дежурный, обязанный готовить обед, накрывать на стол, мыть за всеми посуду и т. д. Согласно «договору», у дежурного не было никаких прав человека. Например, он был обязан нарезать огурцы и помидоры так, как было угодно каждому из «клиентов». Бесправие дежурного было игрой, но каждый, вне зависимости от возраста и воинского звания, ее правила соблюдал. Иногда даже удостаивался похвалы, за вкусно сваренный суп.
Однажды оставшись дежурным, я достал из холодильника увесистый, аппетитный кусок мяса. Правда, мясо чуть настораживало своим излишне розовым оттенком. Варилось оно дольше обычного и на пробу было жестковатым. Проигнорировав данное обстоятельство, я торжественно поставил кастрюлю на стол. Съели, хотя и без особого удовольствия.
Вечером пользовавшиеся с нами общим холодильником египтяне спросили, не взяли ли мы по ошибке их мясцо. Их мясцо было ослятинкой.
Вкусившие от приготовленного мною супа выразили негодование. В подробности вдаваться не буду. Но все же поверьте на слово, если ослятинка качественно приготовлена, она вкусна, только не стоит варить ее, как заурядную говядину.
С ослятиной, точнее с ослом, связан еще один казус. По дороге на базу мы однажды остановились на бережку одного из многочисленных рукавов Нильской дельты. Вылезли из машины, подошли к мутной серо-коричневой воде. А по ней плывет осел, дохлый. Не помню, по какой причине, возникла дискуссия, но я вызвался тут же испить водицы из Нила. На спор. Опустился я на колени у великой африканской реки, зачерпнул ладошками воды и выпил.
Тут же подпрыгнул ко мне один из мусташаров с бутылочкой самолетного «горючего», которое я тут же и принял. До сих пор жив и здоров. В 2020-м все кричали об угрозе всеобщего коронавирусного заражения. Друзья, надо правильно запивать и закусывать.
То, что вы сейчас читаете, если еще не надоело, – не мемуары. Это – фотографии, или, как теперь модно говорить, клипы той жизни. У каждого арабиста таких клипов в запасе немерено. Кому они нужны? В первую очередь нам самим, ностальгирующим по молодым годам. Как заметил однажды чудной писатель Владимир Набоков, «Человек всегда чувствует себя дома в своем прошлом».
Но то, что рассказываю о прошлом труде арабистов, в чем-то похоже на то, что происходит сейчас. Вот сбили однажды египетские зенитчики над Каиром израильский самолет, а он оказался египетским (сам Примаков рассказывал). А как успела соврать наша пропаганда, расхвалив успех египтян. Вранье – типично и для советской, и для постсоветской политкультуры. Недавно, в 2018-м, сирийские стрелки по ошибке сшибли российский Ил-20. …Виноват, как всегда, оказался Израиль.
Один из клипов моего бытия на Ближнем Востоке – прыжок в бассейн с десятиметровой вышки. Казалось бы, отнюдь не самое значимое событие. Но как на это посмотреть. Захожу однажды в бассейн – кругом никого. Взбираюсь на последнюю ступеньку вышки. Голова кружится, поворачиваюсь, чтобы спуститься вниз. И тут является взвод египетской армии, выстраивается вкруг бассейна и смотрит, как советский офицер сиганет в воду. Сойти ногами нельзя, это измена родине. Прыгнуть – все равно что с самолета без парашюта. Зажмурив глаза, скакнул вниз. Арабисты не сдаются!