— Нет. Не успела я летать научиться, — Воскобойникова тяжело вздохнула, — а теперь и не научусь. Врачи сказали, что не пригодна я к летной работе, — девушка, закусив губу, отвернулась к окну. Коротков сочувственно посмотрел на нее, еще совсем недавно, буквально на днях он был точно в таком же состоянии. Захотелось как-то поддержать девчонку, утешить.
— Выше нос, курсант. Мы с тобой еще полетим. Назло всем комиссиям.
Воскобойникова благодарно посмотрела на Виктора и, улыбнувшись, кивнула. «А у нее красивая улыбка, — подумалось Короткову, — да и вообще девчонка симпатичная. Только вот не с твоей рожей, Витя, на симпатичных девчонок заглядываться». С женщинами капитану как-то не везло, не складывалось. Он и женат-то был совсем недолго. Ровно столько, сколько потребовалось супруге, чтобы понять, что быть женой летчика, это не ходить под ручку по городу в театры и кино, хвастаясь наградами и красивой формой мужа, а унылый гарнизонный быт и неустроенность. Буквально через полгода после свадьбы они разбежались, и уже бывшая супруга скрылась за горизонтом в известном только ей направлении. Ну а Коротков с тех пор стал относиться ко всем бабам с предвзятым недоверием, не пуская их близко к сердцу. Ну, а теперь, когда с его обгорелой физиономией только чертей в аду пугать, женский вопрос и сам по себе стал второстепенным. Хотя, молодого и вполне себе крепкого мужчину такое положение довольно-таки сильно напрягало. От грустных мыслей настроение резко поползло вниз. Продолжать разговор не хотелось, и Виктор уставился на бегущую перед ним белую полосу дороги. Так молча и доехали до места.
Представившись на КПП, Коротков попросил вызвать лейтенанта госбезопасности Стаина. При упоминании фамилии лейтенанта, Виктор заметил, как вздрогнула и закусила губу Воскобойникова, зябко поведя плечами, будто чего-то опасаясь. Но вот вдалеке показалась фигура командира, скорым шагом двигающаяся к КПП. Навстречу выскочил дежурный с докладом:
— Товарищ лейтенант государственной безопасности. К Вам товарищ капитан. Говорит, представиться по новому месту службы.
Брови совсем молоденького смутно знакомого вскинулись вверх. Он посмотрел на Виктора и удивленно произнес:
— Вы? Значит, помог товарищ Калинин?
Капитан нахмурился, вспоминая, откуда его может знать этот молодой парень. Точно! Это же тот мальчишка из госпиталя! Они еще в очереди на комиссию вместе стояли!
— Нет. Не помог, — улыбнулся капитан. — Другие хорошие люди помогли. Значит с тобой, — и тут же поправился, — с Вами служить будем?
— Ну, раз ко мне приехали, то, наверное, да, — улыбнулся парень и вдруг, увидев стоящую за спиной Короткова девушку, воскликнул: — Зина?!
Воскобойникова шагнула вперед и, вскинув руку к ушанке доложила:
— Товарищ заместитель начальника училища, курсант Воскобойникова из госпиталя прибыла. А потом, хлюпнув носом, совсем не по-уставному добавила: — Саш, я сбежала. Не прогонишь?
VIII
Все тот же аэродром под Волховом, все та же изба. Только нет с Сашкой ребят из разведки и девчонок из экипажа. Ребята сейчас неизвестно где. Воюют, скорее всего. У Иды теперь свой экипаж, а Зина… А Зина пока побудет машинисткой при штабе, а дальше видно будет. Нет, ну надо же придумать, из госпиталя сбежать! Вернее из санатория, но какая разница. Первым Сашкиным порывом было взять шабутную девчонку в охапку, самолично отвезти в тот самый санаторий и попросить медперсонал приглядывать за непослушной курсанткой особо строго. Но поймав Зинаидин затравленный и в то же время полный надежды взгляд не смог. Но разнос устроил. Потом. Когда остались одни.
Он срамил Зинку за ее безответственность и безалаберность, наплевательское отношение к себе и к своим боевым товарищам, которые переживают за нее, а она своим поведением заставляет их нервничать. А Зинаида только истово кивала после каждой Сашкиной фразы и поправляла непослушную челку, постоянно спадающую от такого интенсивного махания головой на глаза, полные радости и обожания своего командира. Сашка от этого взгляда начал теряться и, в конце концов, отправил Зинку к старшине на переобмундирование, ибо смотреть на то, как ее нарядили в госпитале, без слез было невозможно.
А еще нет друзей из 154-го истребительного. Разбился неунывающий весельчак и балагур Мишка Устинкин. Не в бою погиб, а в результате аварии. При заходе на посадку стал разрушаться двигатель, не выдерживали американские движки боевых нагрузок. Мишка успел покинуть самолет, а вот парашют раскрыться не успел, слишком малая высота была. Сгорел комэск Демидов, приняв неравный бой над Ладогой, прикрывая транспортники из Ленинграда.
Правда, о гибели Алексея Сашка узнал еще в Москве от Зинки. Именно смерть Демидова и стала причиной побега девушки из госпиталя. Получив письмо от ребят из полка, она всю ночь проплакала, а потом решила, что хватит ей лечиться и выпросила у Аристарха Федоровича направление на ВВК. Только вот комиссия решила, что рано ей еще служить и отправила в санаторий. Зинка уговаривала направить ее к себе в часть, убеждала, что она совершенно здорова, даже угрожала. Врачи оказались непреклонны. Но не тот человек Зинаида, чтобы так просто сдаться. Шоколадка, привезенная ей Сашкой, была подарена машинистке, печатающей документы о ранении, чтобы та не указывала в справке, что раненая направляется в санаторий ВВС. И вот уже выздоровевшая после ранения курсант Воскобойникова, направляется для продолжения обучения в родное училище. Набравшись наглости, Зинка, узнавшая от Стаина, что училище находится под кураторством НКВД, заявилась на Лубянку. Прикинувшись незнающей и несчастной, похлопав ресницами, удалось разжалобить заместителя начальника управления кадров, и он посодействовал ей с транспортом, подсадив к капитану, направляющемуся в ту же сторону и, как потом выяснила Зинаида, в их же часть.
Капитан Коротков стал для Сашки настоящим спасением, учителем, да и, пожалуй, другом. Не таким, конечно, как Петька Никифоров, а скорее старшим товарищем, таким же, какими когда-то на базе были для мальчишки подполковник Пьяных, капитан Анастасиади и старший лейтенант Ванин. А сколько вопросов, проблем и повседневных дел принял на себя Коротков! Да и вне службы Виктор оказался вполне нормальным, компанейским и веселым дядькой. А в госпитале казался таким суровым и озлобленным. Вступление в должность капитана позволило Сашке больше времени тратить на боевую подготовку и к тому времени, как ему пришлось уехать на фронт, экипажи уже могли худо-бедно летать тройкой, отработали боевое взаимодействие, провели учебные стрельбы. Поверхностно, слабо, но хоть так. Времени на более серьезную подготовку просто не оставалось. А теперь и вовсе их учителем и экзаменатором станет война.
Вчера утром Стаина с Коротковым неожиданно вызвали к Василевскому, буквально несколько дней назад назначенному на должность Начальника Генерального штаба РККА. Вызов удивил и встревожил. Ну не тот масштаб был у них, чтобы задачи им нарезал лично Начальник Генштаба. Только вот генерал-лейтенант Василевский считал иначе. Слишком важна была эта операция, как для страны, так и для него лично. Пусть разрабатывалась она совместно с Борисом Михайловичем, но проводить ее в должности Начальника Генштаба будет именно он. Душа у Александра Михайловича была не на месте. Слишком уж в сжатые сроки готовилась операция. Да, не на пустом месте, наступательная операция юго-восточней Ленинграда начала планироваться еще осенью 1941 года. Но неожиданно, после битвы за Москву все крупные наступательные действия стали вызывать у Верховного резкое отторжение. Среди военных пошли нехорошие разговоры. Сталина обвиняли чуть ли не в предательстве и трусости. Да что тут говорить, у него самого нет-нет, да и проскальзывали подобные мысли. Пока Иосиф Виссарионович не посвятил его в самую главную тайну страны. Хоть и с трудом, но временно недовольство среди военных удалось погасить. Однако, в армии, после успешного контрнаступления под Москвой, царят шапкозакидательские настроения. И все, от обозников до генералитета ждут новых побед, новых успехов. Не владей Александр Михайлович информацией из будущего, он думал бы точно так же. Но знания о том сорок втором, трагичном и страшном, были как ледяной отрезвляющий душ. Тогда ценой огромных потерь и неимоверных усилий удалось выстоять и переломить ход войны. Выстоят и сейчас, только задача теперь усложняется. Победить надо с наименьшими людскими и ресурсными потерями. Война эта не последняя и сегодняшние союзники завтра станут непримиримыми врагами, что, в конце концов, приведет к уничтожению всего человечества. Благодаря мальчишке из будущего у них появился шанс все исправить! И вскоре им предстоит сделать первый ход в этой страшной игре, ставкой в которой будет само существование жизни на Земле.
А пока надо обозначить задачи Стаину в рамках предстоящей наступательной операции. Можно было бы, конечно, действовать в обычном порядке, обойдясь письменным приказом. Но Александру Михайловичу самому нужна была эта встреча. Он не знал для чего и зачем. Это было иррациональное чувство, никоим образом не связанное с целесообразностью. Тут Василевский дал слабину, позволив себе пойти на поводу у эмоций. И сейчас генерал-лейтенант смотрел на двух таких одинаковых и таких не похожих друг на друга командиров, стоящих перед ним. Кряжистый, основательный капитан с изуродованным ожогом лицом и по-юношески угловатый Стаин, а вот взгляды у них похожие. Взгляды людей видевших войну и смерть, терявших товарищей и прошедших по самому краю, а еще привыкших отдавать приказы и нести за них ответственность. Страшную ответственность за выбор кому по одному твоему слову умереть, а кому жить. «А ведь он ровесник моего Юрки[i]!» — неожиданно подумал Василевский, глядя на Сашку. Сердце кольнуло болью. После развода с первой женой их отношения с сыном совсем разладились. Последний раз они виделись в октябре 41-го. Александр Михайлович настаивал на эвакуации Серафимы и Юрки из Москвы в тыл. И если бывшая жена была полностью согласна с его доводами, то вот с сыном вышел скандал. Парень стремился на фронт, и ни о какой эвакуации даже слышать не хотел. Пришлось надавить. Тогда это казалось правильным, единственно верным решением. Надо будет поговорить со Стаиным, может быть получится устроить парня в это их вертолетное училище. Но это потом.